Но брат явно ждал чего-то большего.
– Ну и что? – не выдержала Света, пролистав альбом до середины, до тех страниц, где уже начинались фотографии первых школьных дней. – Что ты хочешь мне показать?
– Обрати внимание на то, кто именно снят на самых первых снимках, – наклонился к ней брат. – Вот видишь? Ты и я. Я и ты. Здесь нам с тобой год… А здесь полтора… И два. В два года ты обожгла руку, и она у тебя в перевязке. Папа много раз про это вспоминал.
– Да и я помню, как ни странно! – кивнула Света. – Я подошла к плите как раз тогда, когда мама пекла пирог. И сунула руку в духовку. Удивительно, ведь мне было всего два года… Но я все помню. Помню, что хотела сорвать голубые цветочки, которые увидела там, в глубине… А это оказался огонь.
– Ты помнишь это? Значит, должна помнить и другое. Почему же ты не помнишь Машу?
– Какую еще Машу, – раздраженно бросила та, перелистывая страницы. – Вот нам три года, мы играем. Не вижу я никакой Маши! И вот гуляем в парке. А вот мы с папой. Еще с папой. Папа держит нас на коленях… А вот мы с мамой.
– Сколько нам здесь лет?
– Судя по виду, около шести.
Он отнял альбом и медленно перелистал страницы, давая ей время рассмотреть все, уже давно знакомые семейные снимки.
– Обрати внимание… Здесь только мы. Мы, мы и мы. Или мы с папой. Или папа с кем-то из нас, очень редко. Ты видишь хоть одну фотографию, где мы сняты вместе с мамой?
– Ну вот же, – она перевернула несколько страниц. – Мы с мамой перед школой. Первый раз в первый класс.
– А еще?
– Вот и еще. Мы с мамой в Крыму.
– Сколько нам тут лет?
– Пять. Папа говорил, что мы ездили в Крым, когда нам было по пять лет.
– Хорошо. А прежде?
Света презрительно поморщилась и перелистала первые страницы. Однако брат оказался прав. И в самом деле, мать не снималась с ними в возрасте до пяти лет. Девушка предположила, что эти снимки вышли неудачными и попросту не попали в альбом. О чем она и сказала брату.
– И тебе достаточно этого объяснения? – презрительно спросил он. – Короткая же у тебя память.
– Ну конечно, – огрызнулась она, захлопывая альбом и бросая его обратно в шкаф. – Это ты у нас гений, а я кто?
– Не иронизируй. Лучше как следует подумай над этим. Почему мама не снималась с нами, пока нам не исполнилось пять лет?
– Не хотела, потому и не снималась.
– Почему не хотела? Дальше куча ее фотографий. И вообще, она фотогенична и охотно снимается.
– Может, мама плохо выглядела после родов?
– И за пять лет не оправилась? – презрительно бросил Сергей. – Такого быть не может. Слушай… Мы с тобой никогда не задавались этим вопросом, и я даже понимаю почему. Этот альбом кажется таким простым и обыкновенным, пока не начнешь сравнивать его с другими… Я сейчас живу у Наташки, ты ее помнишь…
– Девчонка с тремя серьгами в ухе, – кивнула Света. – Она еще жива? Помнится, она как-то приняла такую дозу, что ее едва откачали!
– Пока жива. – Его улыбка съехала набок, открывая неровные белые зубы. – Только теперь у нее пять сережек, да еще проколола пупок и сделала еще одну татуировку… И окончательно села на героин. Но это не важно, Наташка, в общем, хорошая девчонка.
– Для кого как, – неприязненно заметила сестра. – Ну и что?
– Да то, что я пересмотрел ее семейные альбомы…
– Они у нее есть?
– Да, представь себе. И обратил внимание на то, что она всегда снималась с мамой – начиная с младенческого возраста. Меня это почему-то задело, я даже не понял сперва почему. А потом стал понимать. Дело в том, что пока дети растут, для них самый близкий человек – мать. И если их снимают, то чаще всего рядом с матерью, чтобы дети не плакали. Они ведь не любят фотографироваться. Чаще всего не любят. Прямо как дикари, которые считают, что фотоаппарат отнимает у них часть души. Может, они и правы…
– Очень интересное наблюдение, – издевательски заметила Света. – Ты только упускаешь из виду, что мы с тобой всегда больше тянулись к отцу. Вот и снимались вместе с ним.
– Да, согласен. Но должна же быть хотя бы одна фотография с мамой!
– Не должна! – с неожиданной злостью бросила Света. – Это вовсе не обязательно!
– Обязательно! Обязательно для каждой нормальной семьи!
– К чему ты клонишь? Хочешь сказать, что мы ненормальная семья?
– Да! Да! Да!
Три коротких вскрика разрезали тишину кабинета и заставили Свету притихнуть. Она аккуратно заперла шкаф, вынула ключ, положила его рядом, на столик. Все было, как всегда. За исключением ополоумевшего брата. За исключением сломанного шимпанзе, ключ от которого был когда-то потерян. «Почему я знаю, что ключ был в форме сердечка? Я не могу этого знать, я это придумала на ходу».
– Где ты выкопал эту кучу хлама? – спросила она, поворачиваясь к шкафу спиной. – На какой помойке?
– Эта помойка, – раздельно проговорил он, – находится во дворе того дома, где живет Лида.
Последовала короткая пауза. Сергей сидел, глубоко утонув в кресле, так что сестра с трудом различала его лицо. Ей был виден лишь локоть, выдвинутый наружу так, будто брат собирался кого-то ударить.
Девушка делано рассмеялась:
– Очень интересно! Но ничего нового ты мне не сообщил! Стало быть, опять подсматривал за ней? Небось каждый день туда ходишь?
– Нет. С того воскресенья я не был возле ее дома. То есть был… Еще раз.
– А может, два? – съехидничала сестра, но он не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
– Знаешь, когда я провожал ее из клуба, мне только хотелось узнать, где она живет. И мне повезло, она не стала скрывать свой дом.
– Повезло так повезло!
– Но когда я увидел, что она вошла в арку, со мной что-то случилось… – продолжал Сергей, будто не слыша язвительного замечания. – В тот миг я уже не думал о ней. Произошло что-то еще…
– Еще раз повезло, наверное! – заметила Света.
– Заткнись! – рассердился брат. – Я хочу сказать, что, когда она вошла в арку, мне вдруг привиделось, что я тоже туда вхожу… Но не вслед за ней, а сам по себе. И кто-то шел за мной, кто-то большой и родной, добрый… Это было так смутно, неясно, будто в тумане… Как во сне. Машина уже ехала дальше, а я все входил и входил в эту арку… Чуть не спятил – меня будто заколдовали!
– О, как романтично! Как несовременно! Сойти с ума от любви! – всплеснула она руками, глядя на него с деланым восторгом и неподдельным, глубоко спрятанным страхом.
– Не смейся. Я понял, что Лида живет в этом доме, но это было не все… Я понял кое-что еще… Что этот дом мне знаком.
– Значит, одна из твоих подружек там жила, – бросила Света, доставая сигарету из отцовской пачки, лежавшей на столе. Она была возбуждена и возмущена одновременно. – Одна из тех, что тебя отфутболила.
– Да, одна из них, – неожиданно покладисто согласился брат. – Она меня бросила когда-то, эта подружка… Моя первая любовь. Первая женщина, которую я полюбил.
– Даже так?!
Она все еще иронизировала, но была сбита с толку – уж очень спокойно, размеренно он продолжал:
– На другой день я туда вернулся и стал ее подкарауливать возле этой арки. Должен же человек хоть
