«Какая разница? Программу-то ту же самую играем. Все песни утверждены. Вот печать стоит».
Потом, уже в росконцертовский период, стало хуже. Появилось постановление, что профессиональные ансамбли могут исполнять в программе не более 20 процентов собственных произведений, остальное – советских композиторов. Я тогда спрашивал: «А почему я не могу считаться советским композитором? Я американский что ли? Мне отвечали: „Вы – не композитор, вы – автор-исполнитель“.
«Машинисты» молодцы, что перешли в Росконцерт. А, что им, в принципе, оставалось делать? Как выступать? Если ты музыкант, у тебя есть группа и появляется выбор – играть на сцене или не играть, что ты выберешь?
«Зоопарк» провел херовую жизнь. Чахнул все дорогу, и из собственной ямы так и не вылез… Группа просидела все годы своего существования в коммунальной квартире, давая редкие концерты. Какое-то движение у них началось после того, как Саша Донских там появился. Если бы они постоянно выступали, судьба группы сложилась бы иначе.
Я совершенно не считаю, что Майк был честнее Андрюшки. Макар просто, по всем канонам, сочинял песни лучше, и жил лучше. У «Машины» никогда не было прямой антисоветчины. Они не такие дураки. Антисоветчиной занимались только люди, которым не оставалось ничего другого, чтобы привлечь к себе внимание. А, что касается «Аквариума», то нас в Росконцерт никто бы и не взял.
Алексей Романов
Думаю, для «Машины» переход на профессиональную сцену был вполне разумным ходом. Валерка Ефремов играл на барабанах лучше, чем Кавагоэ. Он играл, как профессиональный барабанщик, с арт- роковыми исполнительскими амбициями, а Сережка, как любой музыкант, севший за этот инструмент. Кутиков уже был к тому моменту фактически профессиональным музыкантом. Ну и Петя Подгородецкий, только вернувшийся из армии, просто фонтанировал энергией, его перло, ему все нравилось. Как образовался Мелик-Пашаев в этой компании, я не знаю, но он старался быть за главного. Какое-то музыкальное прошлое у Ованеса имелось. Кажется, он давил на клавиши в некой университетской команде. Но в «Машине» он разглядел для себя очень интересный проект. А Андрюшка и не стремился тогда к управлению «Машиной», хотя, вообще, руководитель он не плохой. Короче, у них сформировалась крепкая команда, с которой логично было двинуть в Росконцерт.
Андрей Макаревич
Прежде, я днем ходил на работу, вечером – в институт, в промежутках между этими занятиями – репетировал. А, попав в Росконцерт, понял, что могу заниматься только любимым делом и больше ничем. Ты не представляешь, какое это счастье. Я долго к этому шел и не верил, что такое когда-нибудь произойдет.
Мы начали давать по 20 концертов в месяц, и это всегда были огромные площадки – стадионы, или Дворцы спорта. При этом мы очень много репетировали, чего-то сочиняли, выпивали и трахались. В общем, жили невероятно яркой, насыщенной жизнью.
Да, самые разные. Была, например, девушка по кличке Кормилица, не красивая, но очень добрая. Это еще до Росконцерта. Она всегда приезжала к нам на сейшен с каким-то винегретиком в банке, с бутылочкой, что было для нас очень ценно и приятно. Мы, молодые, голодные, худые, вечно хотели жрать и выпить.
Ну, почему? В периоды, когда я был женат, а это всего лишь трижды, всегда оставался верным мужем. Но периодически я разводился, и оказывался на свободе. Иногда, в эти моменты возникали дружбы какие- то, не становившиеся, впрочем, прелюдиями к браку.
Самые угарные гастроли были у нас в начале 80-х. «Машина» стала чудовищно популярной. В Питере, помнится, автобус с нами подняли на руки. Большой автобус, «Икарус». Мы были красивые и готовые на все, сильно пьющие, с большой сексуальной потенцией. Поэтому жизнь, конечно, вели совершенно безумную.
Не бывало такого, насколько я помню. По крайней мере, с 80-го год по 83-й год. Я тогда, как раз, развелся. Наверное, одной из причин развода стала именно наша гастрольная «активность». Я не умею вести двойную жизнь.
Если у «Машины» и существовали, так называемые, группис, то меня это, как правило, не касалось. Я считал и считаю, что среди девушек, которые окружают группу, перспективных нет.
В частности, и это тоже. Но, вообще, я говорю о перспективности в плане интеллекта. Он для меня всегда важен. Красота в сочетании с интеллектом – страшное оружие. Противостоять ему могут только очень сильные люди. Мне удается.
С того момента, как женился на Кате, в 83-м, пожалуй, я стал самым большим пуританином. Говорю, это искренне. А до этого я был человеком, который с удовольствием принимал внимание красивых и умных девушек.
Волосатый юноша с гитарой всегда обращал на себя внимание большее, нежели человек, исправно ходящий на работу в костюме, с портфелем, даже если он занимал престижную должность. Поэтому, в то время, все девки были наши, как и все, что с этим связанно. Поклонниц возле нас крутилось полно. Проявляли они себя также, как те самые западные группис. Щелкнул пальцами и девушка твоя, а если еще все это сдобрено хорошей порцией алкоголя…То есть, дамы менялись к перчатки. Так как мы находились в состоянии легкого хиппизма (на Западе он давно отошел, а к нам только пришел), то свободная любовь возникала на каждом шагу, а моральных терзаний не возникало никаких. Все в нашей среде были нормально дурно воспитаны.
Это, естественно, поскольку девушки предместий не очень соблюдали гигиену, а мы, находясь в состоянии веселья, не очень за этим следили. Приходилось обращаться к знакомым докторам. Поскольку мы отстали от Европы на много лет, мне все происходящее с нами в конце 70-х, до перехода «МВ» в Росконцерт, напоминало Ливерпуль года этак 61-го. Повторю, мы были молоды. Появись у нас тогда возможность дневать и ночевать всем вместе, мы, конечно бы, засели сообща в какую-нибудь точку и жили там на подобие коммуны, сочиняли бы песенки и играли…
В Росконцерт я перешел вместе с «Машиной» и на гастроли ездил вместе с группой. В трудовой книжке мне написали «артист разговорного жанра». Когда пришли Кутиков, Подгородецкий и Ефремов, у «МВ» возник новый репертуар. По-моему, тогда была сделана программа без антракта. Не на 40 минут, грубо говоря, а на час десять. И первая ее часть резко отличалась от второй. Появилась, касавшаяся меня, эпиграфная связь между песнями. Подбирались стихи разных поэтов, доступных нам тогда. Никакого Галича, Бродского в ней, конечно, упоминать было нежелательно. Стихи для концерта подбирал я, помогал мне Боря Баркас, царство ему Небесное.