Тогда же «машинисты» решили возродить «Маленького принца» для официальной сцены. Заказали костюмы «под программу» у Вячеслава Зайцева, обувь – в мастерских Большого театра. За все платил, естественно, Росконцерт, так что могли себе позволить.
Ничего не делал. Выходил в зал и снимал телок. Я же только что на сцене торганул ебальником. Ты, что! Я рыцарь печального образа, Пьеро! К слову, признаюсь, на сцене всегда чувствовал жуткий дискомфорт. Каждый выход к публике был для меня пыткой. Пробовал поддерживать свой дух разными допингами: киром, дурью и прочим. Бывало, что отключался, конечно. Поэтому решил, что лучше всего остановится на кире. Причем это и принцип «Машины» тоже. Я не помню ни одного концерта, подчеркиваю, ни одного в то время, чтобы музыканты «МВ» вышли на сцену трезвыми.
Мы не играли бухими никогда. Это даже как-то не обсуждалось. Пьяным будешь просто плохо играть. Мы выпивали 50 граммов коньяка перед первым концертом и столько же перед вторым, просто для связок. Один раз произошла страшная история в городе, по-моему, Краснодаре, где-то в середине 80-х, когда мы уже ездили по гастролям с театром пантомимы Жеромского. У Кутикова был концертный комбинезон, без карманов. А буфетик артистический во всех залах располагался, как правило, прямо возле сцены. Мы в него пришли уже на третьем звонке к началу концерта, как обычно, чтобы по 50 граммов выпить. Осуществили задуманное и поспешили расплатиться. Кутиков тут говорит: «Черт, карманов нет, поэтому я деньги с собой не взял». Ну, не бежать же ему в гримерку. Платил я. Так происходило все время, когда он надевал этот свой наряд.
В Краснодаре та же ситуация. Подходим, заказываем два по 50 коньячку и тут я в шутку говорю: «Что-то ловко ты, Саня, придумал с этими отсутствующими карманами». Он напрягся и попросил буфетчицу налить нам два по 150, а деньги пообещал ей занести после концерта. Мы выпили. Прозвенел третий звонок, а я сказал: «Сань, я так не могу, ты меня сейчас обидел, я должен ответить. Дайте-ка, нам еще два по 150 коньячку» – обращаюсь к той же буфетчице. Мы выпиваем их залпом и выходим работать. Я начинаю первый номер программы: «Возникает из недопетости, на потребу насущным хлопотам…» и вдруг понимаю, что у меня аккомпанемент с пением разъезжаются. Я стою один, в центре сцены, выхваченный из полумрака световой «пушкой» и ужасаюсь. Из меня мгновенно выходит литр пота, я этот закулисный коньяк выдавил из себя за несколько песен. И никогда больше перед выходом на сцену таких экспериментов не делал.
До прихода Маргулиса я в «Машине» был, по-моему, главный пьяница. Макар тоже процессу выпивания никогда не противился, но и зачинщиком не был. А вот, когда пришел Женька, оказалось, что самый хулиган – он. Не скажу, что алкоголик, но хулиган. И Маргулис с Японцем образовали тогда боевую ячейку. Буквально двойка истребителей. Ни одной симпатичной продавщицы в универсаме не было не охвачено их любовными чарами.
Кроме алкоголя, другие виды допинга в «Машине», вроде, не прижились. Косяк, например, сваливал, Макара с ног с первой затяжки. Не принимал организм.
Наоборот. Мое отсутствие интереса к «траве» объяснялось тем, что она меня вообще на «цепляла». Ну, просто никакого эффекта.
Кокаинов, героинов тогда в помине не было. Бухали все. Дурь, конечно, можно было достать запросто, да и стоила она недорого. Ну, «черняшка» из подмосковных маков была. «Грызлом закинуться» это называлось. Отвратительная штука, сено такое…Какой она эффект давала я так и не разобрал. Но, когда в 1984-м мы ездили на суд над Лехой Романовым в город Железнодорожный, то каждый раз в электричке, по дороге туда, по ложечке «черняшки» принимали.
С приходом в «Машину» разъезжать я стал значительно больше, чем прежде. Мы же совсем недолго еще оставались в любительском статусе. Сыграли буквально 2–3 сейшена, а после этого уже подключились к Театру Комедии и Росконцерту. Из-за нашей занятости даже с бывшими коллегами по «Високосному лету» общаться некогда стало.
Нет. Резко разбогатеть на профессиональной сцене все равно не удалось. Ну, получали, мы, конечно, чуть больше инженеров – рублей 400 в месяц. Но и в андеграунде можно было примерно столько же тогда зарабатывать. Профессиональный статус был важен не с финансовой точки зрения. Просто раньше мы были зажаты в Москве и Московской области, а теперь поехали по стране, и выяснилось, что нас повсюду знают, мы можем собирать Дворцы спорта. Кайф был от масштаба нашей известности, славы. Поменялась психология. Мы почувствовали себя нормальной гастрольной командой. Дома стали реже бывать.
Отрицательно. Но разборок не было. Это же работа.
Нет, в этом плане я никого никогда не слушал. К тому же мне все нравилось. В первые росконцертовские годы «Машина» жила фактически, как одна семья, и все участники группы вели себя приблизительно одинаково.
Такое позже стало происходить. А, в принципе, одно другого не исключало.
Флэшбэк № 1. «Поворот»
«Поворот» стал исполнять в «Машине» я, поскольку я его и придумал. Мелодия, которую я показал Макару, изначально была другой, не такой, как ее знают теперь. Но я понимал, что в том варианте, придуманном в студии, она Макара не заинтересует. Поэтому, я ее изменил и сыграл на гитаре, приблизительно так, как она звучит сегодня. Макар послушал, буквально на 2–3 часа удалился в кафе на улице Горького, выпил там коньячку и принес текст. Мы с ним ознакомились, и почти сразу сделали этот хит.
Никто бы не смог спеть «Поворот» так, как я его пою. Да и, вообще, любые песни, «Машины»,
