музыкантам….
А потом сама жизнь, а не журналисты, все расставила по-своему. Макаревич – фронтмен и лидер. Сейчас он порой выступает не с «Машиной», а с другими исполнителями, и что же? Вот едем с ним недавно на концерт в Одинцово и видим рекламную растяжку через все шоссе, где большими буквами написано Андрей Макаревич, а под ним, маленькими буквами «и группа „Удачное приобретение“. Макар приехал, закатил устроителям концерта из-за этого скандал. Но их можно понять: им нужно больше билетов продать.
Суть моего лидерства в «Машине», которое оформилось постепенно и, которого я в первые годы совершенно не ощущал, заключается только в том, что я всегда сочинял больше песен, чем остальные участники группы, значительно больше. Я же их в основном и исполнял и, следовательно, публика на меня и смотрела в первую очередь. Вот и все.
А комплексов никаких я в себе не изживал, и вообще борьбой с собой никогда не занимался. Глупейшее занятие, совершенно бесперспективное. Особенно в юности. Я не Павка Корчагин абсолютно. Я стараюсь существовать в гармонии с происходящим вокруг.
Поэтому и никому никогда не завидовал, скажем, из поэтов или коллег по цеху. Ну, разве что, изредка Левитанскому или Бродскому, но не сильно…Каждый пишет, как он дышит. Какая зависть? Я радуюсь, если кто-то на моих глазах, что-то хорошо написал. Мне в кайф. Я это всем показываю: «Смотрите, какая клевая песня». Когда Борька Гребенщиков записывал что-то новое, я несся с этой пленкой ко всем знакомым, говоря, как это здорово.
Лидер, это человек, которому веришь. И, когда я несколько раз возвращался в «Машину», после определенных ситуаций, то приходил всегда не просто в группу, а конкретно к Андрею, потому что доверяю ему и его стихам. Он для меня является лидером.
Полагаю, за минувшие 40 лет, никто из музыкантов так много не спорил и не конфликтовал с Макаром, как я. Но есть разные уровни конфликта. В житейском плане мы никогда не спорили, а профессиональных разногласий случалось и случается полно. Они, по-моему, естественны. Главное, чтобы они основывались не на личных амбициях.
Я, например, всегда настаивал на том, чтобы отношение к аранжировкам песен в «Машине» было не столь поверхностным. И появление в нашем репертуаре практически всех вещей с большими интродукциями, насыщенными инструментальными фрагментами – моя инициатива. Макар на такие предложения часто возражал: «Зачем грузить публику?».
Это какая-то легенда, рожденная неизвестно кем. Макар никогда не был и не является скупым. Так говорят либо люди, которые его совсем не знают, либо желающие его очернить. Быть бережливым, экономным, рачительным в отношении, в том числе, и денег, не означает скупость. Для меня подобный упрек в отношении Макара абсурден.
Никогда со скупостью Макара не сталкивался. Что там творится у него за пределами нашего круга, меня не касается. Но внутри «Машины» у нас все нормально.
На собственное 50-летие я решил себе сделать подарок – выпустить книжку своих стихов. Тираж стоил не самых больших денег и теоретически я мог бы его оплатить. Но захотелось, чтобы мне помогли «воскресники» и «Машина Времени», и я смог бы об этом упомянуть в книжке. Я обратился с просьбой к Ромахе (Алексей Романов), близкому моему другу, с которым мы каждый день в аське сидим, к Андрюхе Сапунову, с которым мы перезваниваемся ежедневно, к Женьке Маргулису, мою стариннейшему другу, с которым, было время, мы жрали пустые макароны, и к Макару. Сказал, что не у них лично прошу деньги, а как бы у групп. Нужно 500 долларов. Макар, когда услышал цену, сначала не понял: «Пятьсот тысяч?» Да нет, говорю, просто 500 баксов…Короче, единственный, кто из четверых перечисленных друзей, не задумываясь, дал мне необходимую сумму, был Макар.
Какая там скупость, когда Макар чрезвычайно ценит, скажем, такое понятие, как гостеприимство. Те, кто бывал у него дома, прекрасно знают, какую он всегда «поляну выкатывает». Но я расскажу куда более значимый и драматичный для меня случай. У моего первого ребенка обнаружили онкологическое заболевание. Срочно требовалась помощь. Я в те дни приехал к Макару, мы выпивали, разговаривали, и я пожаловался, что у меня ребенок болен непонятно чем. А у Андрея у самого тогда ребенок был маленький. Он воскликнул: «Чего ты дурака валяешь? Давай, я дам тебе врача, у меня есть классный специалист». Я ответил: «Но он же, наверное, стоит дорого?». «Не проблема – сказал Макар – я заплачу». И действительно, на следующий день пришел врач, попросил срочно подъехать с ребенком в республиканскую больницу, там организовали детальное обследование, уточнили ужасный диагноз, определили вариант возможного лечения и потребовались еще деньги. Я уже ухнул все, что у меня было. И пришлось опять обращаться к Андрею. Попросил у него некоторую сумму в долг, но не отдал ее до сих пор. Макар при этом не то, что не вспоминал о ней, а напротив, несколько раз давал мне понять, что и не ждет этих денег.
Флэшбэк № 5. Анатомия песен.
В студии мы никогда с абсолютно сырым материалом, набросками какими-то не работаем. Это, знаешь ли, слишком жирно, то есть дорого, сидеть и сочинять в студии. Хотя масса музыкантов, тот же Боря Гребенщиков, насколько мне известно, приходят в студию, как на работу. Посидели, наиграли что-то, отложили этот кусочек, взялись за другой, потом помогли записаться кому-то из коллег, затем опять достали тот первый кусочек, приставили к нему второй и т. п. У нас такого нет. В студию мы всегда приносим уже максимально отрепетированный материал. Сначала в голове у меня возникает какая-то готовая конструкция песни, я переношу ее на инструмент, дальше представляю, как бы группа это сыграла, и страшно робея, стесняясь, выношу задуманное на общую репетицию. Исполняю новую тему под гитару и приблизительно объясняю, что хотел бы в итоге получить. После чего мне чаще всего говорят: ну, слова, мелодия ничего себе, но в остальном – хуйня полная и играть ее надо совершенно по другому. Давай попробуем вот так. На что я отвечаю: подождите, вот вы сейчас с ходу чего-то меняете, а я месяц ходил об этом думал. У меня перед вами есть некоторый гандикап. Давайте, все-таки, сначала попробуем, как я предлагаю. Мне говорят: «Давай попробуем, но все равно это хуйня». В результате, обычно получается, что-то среднее между моей идей и тем, что привносят другие участники группы.
В «Машине» есть, кстати, право вето. Причем я с изумлением узнал, что внутри «Битлз» оно тоже действовало. Если одному человеку, что-то не нравится, он вправе требовать, чтобы мы вносили изменения в песню до того момента, пока он не скажет, что это хорошо. Вот, когда все вещь одобрили – она утверждается.
Иногда бывает, что все складывается сразу. Например, песня «Он был старше нее» получилась за 30 минут. Все сыграли почти так, как я предложил, и она покатила. А бывает, что месяцами вещь выпиливается. Но, честно тебе скажу, не более 1–2 песен за всю нашу историю, мы бросили, так и не доделав. Обычно, всегда идем до конца. Я очень не люблю, когда, на что-то тратятся силы и время, а потом
