все бросается на полпути, с объяснением – не пошло. Как – не пошло? Значит надо понять, почему так происходит и устранить момент, из-за которого не идет.
Ой, сейчас и не сосчитаю. Очень много. По разным причинам. Сегодня, впрочем, все элементарно: плати деньги, договаривайся и арендуй хоть Кремлевский Дворец. А в советские годы никакой аренды, ведь, не было. Человек, имевший возможность предоставить музыкантам базу, директор клуба, предположим, искал в этом какую-то свою выгоду. Например, он даст нам помещение, а мы станем играть у него бесплатно на каких-то мероприятиях. Через месяц ему кто-нибудь говорил: ты с ума сошел! Взял к себе антисоветчиков. Партбилет на стол положишь! И он нас выгонял. Или из органов ему звонили и говорили: не рекомендуем вам прикрывать этот ансамбль. И мы искали следующее место. Чем оно было дальше от искусства, тем было проще. Например, когда мы базировались в Министерстве мясной и молочной промышленности, тамошние чиновники даже, не задумываясь, написали бумажку, делегировавшую нас на таллиннский фестиваль. Потому что им вообще было по фигу, кто там, что поет. Им нравилось, как мы у них играем на танцах и все.
Из репетиционных точек самая яркая – ДК «Энергетик», поскольку она была первой в нашей истории, а все остальные слились для меня в один ужасный образ. В основном это были жуткие подвалы, совершенно неприспособленные для нормальной работы. Их еще периодически затапливало.
Не знаю… Мне просто всегда хотелось придумать рок-н-ролл на одном аккорде. А один аккорд, это как у Хоулин Вулфа, очень опустошающая вещь. Ситуация вокруг, в жизни, в стране, тоже наводила на какие-то определенные мысли, а музыка облекала их в определенную форму. Это был конец 90-го или начало 91-го года.
Как в «Машине» в ранние годы определялось кому, что петь, я уже не помню, поскольку был в то время человеком совершенно не пишущим и мало интересовался такими раскладами. Судя по всему, какие-то ноты я вытягивал лучше Макара и поэтому мне тоже доставались некоторые вокальные номера. А сейчас у нас, как правило, кто песню написал, тот ее и поет. Но бывает и так, что ты придумал тему, и вдруг понимаешь: у тебя она не пойдет, а пойдет либо у Сашки, либо у Макара. И ты ее спокойно отдаешь. Мы уже достигли того уровня цинизма, когда чувствуешь, что из сочиненного можно показывать на репетиции, а, что лучше не показывать, а нажабить себе родимому. Мы прекрасно знаем свои возможности и все решается быстро.
Я могу сказать Макару – мне не нравится мелодия или текст такой-то песни, и я делать ее не хочу, но посмотрим, что скажут остальные. Я всегда вякал. А сейчас и Кутиков может с чем-то не согласиться. Державин высказывается, конечно, аккуратнее, поскольку пока еще не привнес в «Машину» ничего авторского. Хотя нет, он сделал прекрасную песню «Эти реки никуда не текут».
Я приволок ребятам тему этой песни, и она им понравилась. Андрюха очень скоро написал для нее великолепный текст. И мы достаточно оперативно ее сделали, практически без каких-то поправок, что случается редко. Я лишь предложил еще раз повторить первый куплет.
С приходом Андрюшки Державина мы попытались изменить технологию работы в студии и осовременить наш саунд. Поэтому самым сложным для «МВ» альбомом в плане записи, я считаю пластинку «Место, где свет». В ходе ее создания мы искали компромисс между тем, что было принято у нас раньше, и новациями, которые пытался привнести Державин. Работали очень много. Иногда приходилось не только выбирать из предложенных вариантов, но и убеждать Державина в том, что не все из того, что он вообще готов предложить, сочетается с тем, что делает «Машина». Но он был известен нам, как музыкант хорошо мыслящий, умеющий работать в разных направлениях, и постепенно мы находили общий язык. Я знал Андрея лучше всех, потому что записывал с ним в конце 80-х свой сольный альбом, помогал ему в свое время приземлиться в Москве, и превратиться из талантливого ухтинского юноши в известного всей стране исполнителя.
Возможно, Державин не виртуозный клавишник, но у него очень неплохо со вкусом. И когда он предлагает какие-то аранжировочные ходы, то работать с записями его партий приходиться значительно меньше, чем со всеми предыдущими клавишниками «МВ».
Кстати, могу сказать, как студийный саундпродюсер «Машины», что, когда в 90-х появились новые технические возможности, то при записи наших альбомов дольше всего приходилось править партии Петра Ивановича Подгородецкого, всюду заявляющего, что он был единственным профессионалом в «МВ». То обилие нот и звуков, которые он извергал, требовало причесывания людьми, обладавшими большим вкусом, чем Подгородецкий.
Нет. Мы пробовали с ним поработать, приглашали его пару раз на репетиции, но он не предложил ничего интересного. Работа со старым нашим материалом, которую провел «Квартал», меня только расстроила. Несмотря на все новаторство, которое там было, альбом получился скучным, эклектичным. И там не оказалось ни одного хита. А так не может быть. Хит на диске необходим, даже в трибьюте он должен быть. С моей, продюсерской точки зрения во «Времени напрокат» сам подход к материалу был неправильным, и аранжировки убили многие хорошие песни.
Для меня все «машиновские» альбомы ровные, что-то выделить трудно. Правда, я наши пластинки, после записи, и не слушаю никогда. И еще считаю, что абсолютно незачем выпускать альбомы через год. Лучше – раз в пять лет, но чтобы там были такие песни, которые гвоздями будут вбиваться в головы наших почитателей.
Тут достаточно странная история. Нам дико хотелось, чтобы Сашка Кутиков выглядел на сцене по- другому. Не орал, а пел по-человечески. И эта вещь была написана для него. Потом мы посидели, подумали, попробовали, и стало понятно – у Кутикова она не пойдет. Пришлось ее спеть мне.
У нас процентов 80 песен приносится на репетиции в таком виде, что еще практически невозможно распознать, какими они в итоге получатся. Должно пройти несколько проб и обсуждений, чтобы наметился основной вариант. В формировании очередной концертной программы принимают участие все «машинисты», и я в том числе. Я могу совершенно спокойно сказать Макару: здесь надо кое-что из песни убрать, а этот номер немного поменять. Наверное, такой демократичный подход и удерживает нас вместе.
Идея включить в программу какую-нибудь песню в моем исполнении постоянно возникает, но я сразу ее отшиваю. Может потом, как-нибудь и спою… Впрочем, однажды я пел – на 40-летии Макара в «России». В качестве подарка юбиляру, я вышел на сцену и под аккомпанемент Маргулиса, в присутствии выдающихся деятелей культуры и искусства, запел: «Есть на свете вещь, которую никак я не могу понять…». Макар подошел ко мне и публично расцеловал.
Глава девятая
Антология. Abbey Road. Тушино. «Привет» от Пети
