ладонь, а потом еще для верности пробовала губами. Но больше всего Андрейка любил мамин голос. Недавно они читали из «Войны и мира»… Детские сцены и немножко про войну. И все было понятно, а если что непонятно, мама объясняла. И Андрейке казалось, что нет на свете книжки интереснее, чем «Война и мир».
А в этот раз шутка вышла несмешная. Вера даже не смогла толком произнести «шдудок».
— Меня снопит, — добавила она. — И корло полит. Ити спать, фсе пройтет.
— Иди, Андрюша, маму надо слушаться. Тебе завтра в школу, — напомнила Антонина Ильинична.
— А можно я завтра в школу не пойду? Я лучше с мамой побуду.
— Это еще что за новости? — удивилась Антонина Ильинична. — Ну-ка живо спать!
Вера наклонилась и поцеловала сына, но успела перехватить его руки, когда он хотел обнять ее за шею.
— Спи, сынок. Фсе путет хорошо.
Когда Андрейка скрылся в своей комнате, Вера трясущимися руками сняла шубу.
— Давай я повешу, — подхватила шубу Антонина Ильинична. — Легкая какая! Я все никак не привыкну. Всякий раз готовлюсь тяжесть поднимать, а она ничего не весит. Ой, а что это у тебя на шее? — спросила она, заметив «ливерную колбасу».
— Компресс.
— Ну идем. Я молоко уже раз десять подогревала, а ты все не идешь.
— Нет, я путу лечиться холотом. — Вера подняла пакет, который привезла с собой, прошла в кухню, спрятала в холодильник неоткрытую бутылку шампанского и запасной компресс. — Есть не хочу. Пойту туш приму и ляку.
— Вера, что происходит? А ужинать? Что значит «лечиться холодом»? И вообще, что случилось?
— Сафтра, — прошептала Вера. — Фсе сафтра.
Она сполоснулась под прохладным душем и ушла к себе. Синяк на бедре выглядел страшно. Вера намазала его волшебной мазью с ментолом, которую вручил ей доктор Вася. Пожалуй, тут тоже можно обойтись без давящей повязки: к синяку страшно было притронуться даже кончиками пальцев.
Дрожь все не проходила. Вера поняла, что придется воспользоваться ампулой со снотворным. Руки так и прыгали, но она все-таки сумела втянуть в шприц прозрачную жидкость, выдавить пузырек воздуха и вколоть иглу, куда было велено. Слева. Слева было неудобно, но справа красовался синяк. А потом она упала в постель, уронив шприц и ампулу на столик у кровати, и мгновенно заснула.
Никогда в жизни Вера не спала так крепко и сладко. Впервые за много лет не взяла в постель свою любимую обезьянку. А вот Антонина Ильинична места себе не находила. Уже глубоко за полночь она вышла в кухню, открыла холодильник и взяла коробку с компрессом. На коробке было написано «Колд-Пак. Компресс холодный, готовый к употреблению. Внимательно ознакомьтесь с инструкцией». Инструкция была внутри, и Антонина Ильинична не стала открывать коробку. Завтра так завтра.
Выходя из кухни, она увидела выкрадывающегося из своей комнаты Андрейку.
— Это что еще такое?
— Бабушка, я только к маме загляну. На минуточку! — умоляюще попросил мальчик. — Я только посмотрю, как она. Пойдем со мной?
— Ладно, идем, только тихо.
Антонина Ильинична взяла его за руку, и они вместе пошли смотреть, как она. Вера спала.
— Бабушка, а мама не умерла?
— Фу, Андрюша, какие глупости!
Но Антонина Ильинична на цыпочках подошла к постели и осторожно пощупала Верин лоб. Ладонью, а потом губами, как делала сама Вера. Температуры не было.
— Все в порядке, — прошептала Антонина Ильинична.
— А это что такое?
Глазастый Андрюша поднял со столика шприц и ампулу, блеснувшую стеклом в неярком свете, падавшем из коридора. Антонина Ильинична страшно смутилась. Впервые в жизни она рассердилась на Веру. Рассердилась не из каких-то там высоких политических соображений, а потому что испугалась. Она осторожно вывела мальчика из спальни.
— Идем на кухню.
В кухне она зажгла яркий свет и осмотрела находку.
— Это какое-то лекарство. Ну-ка, у тебя глаза молодые, прочти, что тут написано.
— Дор-ми-кум, — по складам прочитал Андрейка латинскую надпись. — А что это такое?
— Не знаю, — ответила Антонина Ильинична, хотя прекрасно поняла, что речь идет о снотворном. — Иди спать, завтра у мамы спросим.
ГЛАВА 19
Назавтра Вера впервые в жизни проспала. Антонина Ильинична встала, покормила Андрюшу…
— Бабушка, а где мама?
— Дай ей поспать. Иди погуляй с Шайтаном, вон он уже просится.
Шайтан и впрямь приплясывал у двери, выразительно поводя чуть кривоватой шеей: пора, дескать, у меня уже полные штаны!
Андрейка пошел выгуливать «пёса», хотя Антонина Ильинична видела, что глаза у него полны слез. Сама она тем временем осторожно разбудила Веру.
— Вера, проснись! Андрюша плачет, я с ума схожу! Что случилось?
Вера с трудом разлепила веки, протерла глаза и вдруг почувствовала на шее уже неприятно потеплевшую «ливерную колбасу». Она хотела стащить компресс, но вовремя спохватилась.
— А где Андрюша?
Голос все еще был сорванный и хриплый, но, слава богу, звонкие согласные стали выговариваться.
— С Шайтаном пошел. Вера…
— Потом. Сейчас я умоюсь, оденусь…
— Иди, тебя завтрак ждет.
— Нет, позвоните, пожалуйста, Лёке, пусть купит мороженого.
— Мороженого? Вера, что с тобой? Кто, простудившись, ест мороженое? Что происходит? Ты никогда меня раньше не обманывала.
— Я не простудилась. — Опять, как и вчера, Вера оттянула «колбасу» на шее. Антонина Ильинична чуть не лишилась чувств от ужаса. — Но Андрюша не должен знать. Скажите ему, что я уже позавтракала.
Вера быстро встала и, пока сына не было дома, переменила компресс. Когда Андрейка вернулся, она была уже умыта, одета, а шею замотала шелковым шарфом. То, что доктор прописал. Доктор Вася.
— Мам, а можно я в школу не пойду? Буду тебе читать. Ты мне всегда читала, теперь я тебе почитаю.
— Спасибо, милый, но ты все-таки иди в школу. Я и так поправлюсь.
— А что это за шприц?
— Это? — Вера совсем забыла про шприц. — Это лекарство. Быстро собирайся в школу! Олег тебя уже ждет.
— А ты…
— Я сегодня на работу не пойду. И завтра тоже. Вот вернешься из школы, тогда мне и почитаешь.
Когда они остались одни, Антонина Ильинична устремила на Веру вопрошающий взгляд.
— Кто это сделал? Что это было? Нет, я все-таки не понимаю, как это — завтракать мороженым!
