инициативе.
— Звезда здесь! — с ходу обрадовал меня Павел.
Он дал обстановку. Ирина заявилась в половине десятого. В офисе ей никто не аплодировал. Обрадованные увольнением Ирины, сотрудники сторонились её, как налогового инспектора. Не получив аншлага, она пошла в приемную, где и получила требуемый заряд адреналина. Очевидно, она чем-то взбудоражила Халанского — он уже несколько раз звонил в офис и нервно спрашивал у сотрудников, когда я приеду, и, как только буду на месте, чтобы сразу же шёл к нему в приёмную.
Она приходила в кардиоцентр и на прошлой неделе — также побывала у главврача, кроме того, шастала по отделениям (эту историю я уже слышал, но не в подробностях). По некоторым признакам, она навела шорох, никакой конкретики пока нет, но Павел был уверен, что заведующим есть что мне рассказать.
Так получилось, что во время круиза Ирины по отделениям кардиоцентра к Халанскому приехал Расторгуев. Она увидела в окно, как он паркует машину на стоянке и поторопилась в административный корпус. Находясь в приемной, она приоткрыла дверь кабинета главного врача и слышала всё, о чем там говорилось.
Расторгуев заявил, что Совинком «прикроют» в самое ближайшее время, «есть распоряжение компетентных органов», и ПОТРЕБОВАЛ немедленно подписать договор поставки между кардиоцентром и Югмедсервисом. Тем более, продолжил он, весь коллектив Совинкома трудится в означенной фирме, а хозяин Совинкома, погрязший в махинациях, наделавший долгов, скоро предстанет перед судом.
Халанский внимательно выслушал Расторгуева и принял из его рук визитку, согласно которой тот значился как «генеральный директор компании Югмедсервис». Когда Расторгуев начал повторяться, Халанский попросил его освободить помещение.
Встреченный непониманием, Расторгуеев с места в карьер начал выкрикивать угрозы, среди которых прозвучало: «я знаю, чем вы тут занимаетесь», «вы тут берёте деньги», «за вами тоже придут».
В приемной он столкнулся лицом к лицу с Ириной и, посмотрев на неё с развязным и наглым видом, отпустил в её сторону несколько циничных высказываний. Она не осталась в долгу и обвинила его в махинациях с «возвратами», получении откатов от строительных компаний, награждая оппонента красочными эпитетами, обозначающими органы размножения различных животных. Расторгуев не полез за словом в карман; началась бурная полемика. Наполненные гражданским пафосом обличительные тирады, перемежающиеся просторечными высказываниями и пожеланиями, свистящим бичом рассекали воздух. В словесном поединке неоднократно прозвучала фамилия «Давиденко».
Прибывшие на место происшествия охранники выдворили Расторгуева. Ирина впорхнула в кабинет главного врача и плотно закрыла за собой дверь.
Обо всем произошедшем Павел узнал от Надежды, секретарши Халанского, с которой поддерживал отношения. Ей не удалось подслушать, о чем говорили Халанский с Ириной за закрытыми дверями.
…Меня эти новости буквально подкосили — выслушав Павла, я безвольно опустился на стул. Эта Звезда шагу не может ступить, чтобы не произошло какое-нибудь ЧП, у неё потребность постоянно находиться в эпицентре катастрофы. Да она сама уже превратилась в ходячую катастрофу. Да бог бы с ней лично — ей удалось охмурить Халанского, вот в чём проблема.
С тяжёлым сердцем я отправился в приёмную. Мы поздоровались с Халанским за руку, и он предложил пройти ко мне в офис, чтобы побеседовать там.
Я был полон дурных предчувствий, когда шёл рядом с Халанским по коридору, машинально поддерживая с ним разговор и здороваясь с докторами, идущими навстречу. Мы вошли в кабинет. Ирина была на месте — наряженная похоронной лошадью, она сидела на диване. Лицо её имело равнодушный вид, бесчувственный ко всему земному. Халанский красноречиво посмотрел на Павла, Михаила и других сотрудников, и они вышли из кабинета.
— Надо действовать, иначе будет поздно, — с комической серьезностью изрекла Ирина.
Халанский кивнул: «Да, для этого мы здесь собрались». Мы прошли на директорскую половину офиса, отделенную от людской высокими, под потолок, шкафами, и устроились за приставным столом, установленным перпендикулярно директорскому. Халанский с Ириной сидели друг против друга, я примостился с торца. Занимать своё директорское кресло было как-то не с руки.
Вообще, Халанский был чрезвычайно любезен с возмутительницей спокойствия, видимо, принимал всерьёз весь её многозначительный бред. Они обменялись какими-то таинственными фразами и загадочными взглядами, и я почувствовал себя участником заговора. Но я и понятия не имел, насколько всё плохо. Звезда заговорила с необычайной энергичностью, и по реакции Халанского (мрачное кивание головой, комментарии и поддакивания) мне стало ясно, что до этого она рассказала ему без утайки АБСОЛЮТНО ВСЁ — всю нашу кухню, всю чернуху-порнуху вплоть до подделки кредитной документации. Мне только и оставалось, что удивляться, что этот наш разговор состоялся в принципе, будь я на месте главврача, я бы немедленно разорвал все отношения с таким деловым партнером и выгнал бы Совинком из кардиоцентра к чертям собачьим. Его вовлеченность и участие было наигранным и объяснялось его дипломатичностью и склонностью решать проблемы путем компромиссов, дабы не наживать смертельных врагов. Он из тех, про кого говорят: «Послал нахуй, а глаза такие добрые-добрые». Благодаря этим способностям он довольно продолжительное время возглавлял облздравотдел, а когда открылся кардиоцентр (что стало возможным почти на 100 % благодаря его усилиям), перебрался на должность главврача нового стационара — здесь больше возможностей, так как учреждение получало, помимо областного, ещё и федеральное финансирование, кроме того — платные услуги. В облздравотдел был поставлен свой человек, так что Халанский ничего не терял, а только приобретал. А сейчас этот любитель женщин просто разыгрывал спектакль перед Ириной. Которая пересказывала то, что уже поведала ему до этого, расцвечивая некоторые детали, комментируя и давая экспертную оценку. Я сидел, как на иголках, и, находясь в фарватере беседы, подстраивал свою мимику в зависимости от того, куда повернёт течение.
Ирина, тем временем, описывала ситуацию, «которую мы имеем на сегодняшний день». Описание представляло собой один из вариантов «писем», которые она писала святому Иосифу. Складывалось впечатление, что такое «письмо» побывало в обработке студента экономического факультета, и к нему прилагались комментарии, сделанные студентом юридического факультета. В обрамлении напыщенного красноречия были произнесены словосочетания «моментальный снимок», «инновации в организации работы», «ошибки в построении централизации сбытовых сделок в системе общекорпоративного масштаба», «уголовно-наказуемые правонарушения»…
Обсуждение некоторых этапов развития фирмы, имевших отношение к нынешней ситуации, сопровождалось критическими высказываниями Халанского. При описании взаимоотношений со святым Иосифом и озвучивании сумм ежемесячных платежей главврач насторожился и лицо его, без того грустное, омрачилось. Он сказал:
— Я не понимаю, зачем?! Зачем вам понадобилось платить какому-то жулику 150 тысяч в месяц?! Если вам нужна была помощь силовиков, я же вам говорил не раз: пожалуйста! Руководство МВД на любом уровне — пожалуйста! Да-а… Вспомните, Андрей…, я никогда не отказывался вам помочь, когда нужно было кому-то позвонить, чего-то решить… Но зачем выбрасывать такие деньги?
— Так надо было… — произнесла Ирина тоном скорбной мудрости, лицо её приняло мученическое выражение.
Халанский не смог подавить вздох недовольства.
«Надо же, какая непроходимая дура!» — подумал я, поглядывая на часы.
Ирина тем временем с твердостью продолжала вести свою речь. Следуя извилистой тропинкой мысли по лабиринту её путаной учёности, я достиг, наконец, вершины главного умозаключения, которое она стремилась вывести. И на меня напала безграничная тоска. Халанский знает всю подноготную, ему раскрыли, что называется, всю анатомию. Рухнул образ непогрешимого директора компании Совинком, которому всегда везёт. Вера на слово, джентльменские соглашения, кредит доверия и другие атрибуты настоящих деловых отношений, складывавшихся годами, разрушены безвозвратно. В числе прочего оказались на виду те многочисленные уловки, «военные хитрости», благодаря которым поддерживались эти замечательные отношения. Пребывая в тени, этот механизм идеально работал. И тут, на мгновение озарённый разоблачительными лучами правды, он оказался вдруг залитым широкими потоками грязи,
