обоих глаз, и спев припев из 'Смуглянки', я наконец-то вошёл в здание. Там меня ещё раз обыскали, просветили каким-то сканером, и предложили переодеться в лабораторный халат. Ей-же Б-гу, такое ощущение, что у нас испытательный полигон тут. Но в чужой монастырь со своим уставом не лазят, так что приходилось терпеть.
Следуя намертво затвёрженной схеме коридоров, я кое-как нашёл свой кабинет, и уже было расслабился, как в дверь постучали.
— Да, войдите! — откликнулся я.
Дверь распахнулась, и в комнату вошёл виденный мной только на фотографии Фрейман. Сзади шли двое крепких, плечистых сотрудника, при одном только взгляде на которых у меня защемило в сердце. Кажись, я попал.
— Доброе утро, Расул! Как вы, как ваша память?
— Да как-то не очень, Исаак Арнольдович. Но спасибо за заботу и отпуск.
— Да что вы, мой дорогой. Как можно! Одного из самых ценных сотрудников надо ценить и уважать, прости старика за тавтологию — усмехнулся он.
— Как ваш отчёт по прибыльности наших установок? Справились?
— Конечно, вот все расчёты — я протянул ему ЗИП-массив. Местные не додумались до флэшек, и остановились на больших ЗИП-дискетах, вмещавших до пятиста мегабайт информации. Для меня подобные объёмы были смешными, но как говорится, на безрыбье…
— И тут ещё один вопрос к тебе у нашего руководителя Шестого Отдела… — название отдела Фрейман явственно выделил.
— Здравствуйте, Расул. Будем знакомы, Василий Николаевич Ежов, капитан. Сразу к делу. Вы помните, чем занимались вечером одиннадцатого января сего года?
Меня покрыл липкий, холодный пот. Что же натворил мой двойник? Неужто выносил секретные документы? Я собрал всю волю в кулак и попытался убрать дрожь из голоса:
— Э-э-э… к сожалению, нет. Понимаете, я получил травму…
— Я в курсе — холодно прервал он — меня интересует, откуда у вас появился доступ к документам про проекту 'Карфаген'? Алексей Вячеславович, подойдите. Открывайте 'миник'. Итак, по данным центральной службы наблюдения, вы в 16–56 зашли в архив. У вас был пропуск, и разрешение на ознакомление с документами по американским реакторам. Смотрите вот сюда — он ткнул на экран ноутбука — вот вы подходите к полке с документами по Миннесотскому реактору. Затем вы берёте всю папку, и идёте к копиру. Вот, вы копируете.
— Ну и? мне нужны были эти документы, и у меня есть разрешение на их вынос из здания…
— Я это знаю. Но копировальная машина дала сигнал о том, что вы копируете совершенно секретные сведения, доступа к которым у вас нет и быть не может.
— Какие сведения, я вас не понимаю…
— МОЛЧАТЬ! Говори, сука! Куда выносил документы?! На кого работаешь?! — брызгающее слюной лицо капитана склонилось надо мной. И на меня опустился какой-то ледяной, нечеловеческий покой — чувствовалось, даже если они сейчас начнут резать меня — я не издам ни звука.
— Василий Николаевич, тихо, тихо. Мы все тут интеллигентные люди — прервал его неизвестный мне голос. Откуда-то из-за спин появился бесшумно ступающий человек — пожилого возраста, с большой, окладистой бородой.
— Итак. Расул Нурланович, мы понимаем ваше состояние, поэтому я, доктор медицины Зиновьев, сейчас погружу вас в гипноз, и вы всё нам расскажете. Честному советскому человеку нечего бояться, ведь я не буду у вас выпытывать подробности вашей интимной жизни. А если вы и вправду предатель — эти слова доктор произнёс очень жёстко, и его глаза блеснули сталью — то не обессудьте. Итак, товарищи, зафиксируйте его полностью — руки, ноги, шею. Я начинаю…
Я внезапно очнулся — и все окружающие смотрели на меня с какой-то жалостью и грустью.
— Что такое — заплетающимся языком произнёс я.
Фрейман тяжело вздохнул.
— Ну что, товарищи, это уже не имеет никакого значения. Я ему всё расскажу. Он действительно ничего не знает. Для начала, прошу простить нас, Расул. Вы оказались действительно не виноваты в том, что произошло. И ваше поведение, хоть и не отвечает нормам формальной этики, более чем оправдано с точки зрения выживания. Более того, я вам аплодирую — за две недели ТАК врасти в совершенно чуждый вам мир — это талант. Я ведь даже поверил в травму — до тех пор, пока вы не начали рассказывать про распад Союза.
— Так вы всё знаете? — прошептал я обречённо.
— А вы что думали, юноша? — самодовольно ухмыльнулся доктор — советская психиатрия творит чудеса. У нас и мёртвые, бывало, всё рассказывали.
— Да, мы всё знаем.
— И что теперь? Вы меня убьёте?
— Ради всего святого, конечно же, нет! Какой от этого толк? Вы ведь знаете, что такое секретность? Вы ведь ТАМ, в вашей Российской Федерации (это слово он произнёс как плевок), работали по атомной тематике?
— Ну да, работал.
— Вот и тут продолжите. В конце концов, вы, хоть и не такой блестящий физик, как ваш двойник, но вы тем не менее очень талантливый инженер и финансист. Найдём вы вам работу, не беспокойтесь.
— А что я конкретно рассказал? — забеспокоился я. За окном уже стемнело, значит, прошло больше шести часов.
— Да всё рассказали. Всю жизнь. И как в семь лет писались в кровать, и как мечтали о Наталье. Кстати, забавно получилось, не находите?
— Нахожу. А что за 'Проект Карфаген'? Вы что, научились открывать проходы в параллельные миры?
— Исаак, я ж говорил, он очень умный. Может, всё-таки, того?
— Остынь, Вася. И извинись. Парень ни в чём не виноват, кроме того, что чрезмерно умён и неудачлив.
— Да, Расул, научились. И в сложившейся ситуации вы должны винить самого себя. То есть, своего двойника. Это он вас сюда вытащил…
Разговор затянулся далеко заполночь. Пришлось позвонить Наташе, и сказать, что останусь тут допоздна. Как выяснилось, такие ночные бдения были в Институте тепловой механики не редкостью, и она успокоилась, проворчав только шутливо, чтобы особо к секретаршам не приставал.
Николай, оказавшийся вполне приличным капитаном госдбезопасности быстро организовал крепчайший кофе из моих запасов (я и тут был страстным кофеманом), и все сидели в кружке и внимательно слушали меня. Я бы лучше послушал бы их, касательно параллельных миров, но было поставлено условие — сначала я, а потом только они. И мне приходилось заливаться соловьём, рассказывая им о нашем мире. Фрейман периодически ахал, всплёскивая руками, капитан Ежов только скрипел зубами, и глухо матерился, а доктор Зиновьев грустно молчал, и смотрел в какую-то точку за моей спиной. Оказывается, он был родом из Грозного, и в этом мире, жил там до 98 года. Что произошло с ним и его семьёй ТАМ, у меня в мире, было легко представить…
— Слушайте, Расул, и что, вот так просто сдали страну? Всю державу? Просто продали? За деньги? — с ненавистью в голосе спросил Ежов.
— Да, просто продали. Даже за так отдали, за похвалу.
— А армия, а КГБ, а Народный Контроль? Они, бл. дь, куда смотрели? От них же никуда не денешься? Чуть выпил на посту, помню, с утра вызов в собственную безопасность, и выговор с занесением… в грудную клетку.
— Да все были в доле, Василий Николаевич. Всем перепало. Потом они дачи себе отгрохали, да и живут, по сей день, как короли.
— А наука?
