'Что же там есть такого интересного у него под бородой?' – подумал Ром.
Ездок выпустил из рук вожжи, видимо, полагая, что коньку хватит благоразумия не свернуть с дороги в овраг, и раздвинул бороду на две стороны. Тут же из-под нее выпрыгнуло что-то маленькое и, звонко стукнув о колесо повозки, нырнуло в придорожную траву.
– Тпру! Тпру! – закричал бородач и спрыгнул с остановившейся повозки. – Вот ведь незадача!
Он наклонился, как это делают мальчишки, охотясь на мелководье за рыбой, и медленно пошел вдоль дороги, уставив голубые круглые глаза в траву.
'Что он там потерял? – заинтересовался мальчик и пошел рядом.
Бородач не догадывался, что не один он занят поисками, качал головой и к досаде лошади, принимавшей его слова на свой счет, приговаривал: 'Куда же тебя занесло, окаянная! Вот я ужо тебе!' С этими словами он поскользнулся на росистой траве и покатился в овраг, увлекая с собой камни и ветки, приютившиеся на крутом его спуске. Не спас его и куст клевера, который незадачливый бородач оторвал, пытаясь удержаться.
– Ну, вот и хорошо! – сказал чей-то голосок, когда на дне оврага громко затрещали ветки. – Оттуда мельник не скоро выберется.
Ром приподнял лист подорожника, из-под которого раздался голосок и увидел… костяную пуговицу с медным ободком. Точно такую же он видел в доме Маятника.
– Ты? – изумился Ром.
– Я. – довольным голосом ответила пуговица.
– Очень странно… Маятник представил тебя везучей. Однако я только что стал свидетелем, как по твоей милости человек в беду попал.
– Напротив – ему здорово повезло, – радостно сказала пуговица. – Так везет, пожалуй, только раз в жизни. Если бы мне не удалось вовремя оторваться и спрыгнуть в траву у края оврага, не сносить бы мельнику головы.
– Да ведь он же с такой высоты свалился! И это ты называешь везением?! – мальчик заглянул в овраг и услышал, как на самом его дне чавкает грязь и кто-то, охая, с трудом продирается сквозь густые кусты. – Может, ты скажешь, что и мне повезло, когда я поднял с дороги подлую чайную ложку?
– Ты нашел ее и поднял? – спросила пуговица.
– Да. Она попросила… – Ром хмыкнул. – И тут-то меня едва не слопала какая-то большущая мерзкая ящерица. Вроде зверозубой рептилии из книги 'Жизнь динозавров'. Хорошо, что я успел швырнуть ей в пасть ложку…
– Не говори больше о ней, – тихо сказала пуговица. – И постарайся не вспоминать. Это мой добрый совет тебе.
– Твой добрый совет? – Ром засмеялся. – Я только что видел, чем кончаются твои добрые поступки. Думаю, что и советы не лучше.
– Ты хоть и снежный, но очень поверхностный мальчишка! – пуговица рассердилась. – Ладно бы я услышала сейчас такие слова от мельника! Он обычный человек и ничего кроме своих жерновов и муки не видит! Но ты-то?!
– Не знаю, не знаю… Я только что видел, как мельник свалился с такой кручи!
– И в этом его счастье! Если бы он знал, что его ждет дома, то не торопился бы выбираться из оврага.
– А что его ждет дома? – спросил Ром.
– Поехали – узнаешь. – многозначительным тоном сказала пуговица. – Прыгай в повозку – она не должна здесь оставаться. Не ровен час – мельник выберется. А тут и повозка. Тогда – пропала его голова.
– Что ж, посмотрим, что у него там дома. – Ром поднял пуговицу и забрался в повозку. – Поехали!
Лошадь, однако, не сдвинулась с места и только с неудовольствием покосилась на мальчика.
– Поехали, тебе сказали! – прикрикнула на нее пуговица.
– А как же хозяин? – спросила лошадь. – Не будет ли мне от него взбучки за самовольный отъезд?
– Взбучка тебе будет, если останешься, – пообещала пуговица. – Небось, слышала, что мельник-то говорил?! 'Вот я тебе ужо!' – говорил он. Сейчас вылезет весь злой, поиграет на боках твоих кнутищем. А дома для тебя уж овса приготовлено вдоволь. Так что выбирай, голуба!
– Овес-то оно, конечно… – мечтательно вздохнула лошадь, фыркнула и взяла рысью.
Уже стояли густые сумерки, когда повозка подкатила к дому мельника. Ни огонька в черных окнах, ни движения. Лишь в одном оконце под самой крышей – приглушенный свет лампадки. Никто не вышел на звук колес, и только старый пес, высунув голову из будки, звякнул цепью и негромко, будто чего-то опасался, пролаял:
– А где ж хозяин?
И не получив на свой вопрос никакого ответа, почел за лучшее оставаться в будке и уж не пускаться в дальнейшие и, как он небезосновательно полагал, бесплодные расспросы.
Ром соскочил с повозки.
– Овес в сарае за телегами, – подсказала лошадь.
– Да погоди ты с овсом, ненасытная утроба! – цыкнула на нее пуговица и, смягчившись, добавила. – Отдышись немного и поразмышляй о чем-нибудь прелестном… Не в одном же овсе – все радости жизни!
Сам не зная – почему, мальчик не пошел по посыпанной белым речным песком дорожке к крыльцу, а обогнув застывшие в лунном свете кусты, свернул за угол. Там он приподнялся на цыпочки и заглянул в крайнее оконце.
В доме было темно и тихо, как в погребе. Но что это? Чей-то быстрый шепот или – завозилась мышь, осмелевшая в пустом доме? Оконце было неплотно прикрыто, и Ром без всякого труда, словно лезвие бритвы, скользнул в комнату.
– Очнись же! Слышишь, он приехал! – раздался в другой комнате быстрый женский шепот. – Другого случая у нас не будет.
– А вдруг не выйдет?… Вдруг он не один? – глухо сказали мужским голосом.
– С кем же еще?
Ром знал, что люди не могут его видеть и слышать, и все-таки двинулся к комнате, откуда доносился шепот, на цыпочках. Предосторожность не была излишней.
– Там кто-то есть! – сказал женский голос.
Мальчик застыл у косяка в дверном проеме. В нескольких шагах от него стояла фигура в длинном платье. Не будь сердце Рома потерянным в океане, он бы содрогнулся: лунный свет, падавший на лицо стоявшей, смыл все черты и обнажил гладкий череп. В черных глазницах черепа, устремленных на мальчика, страшно медленно, как бы изнемогая от немыслимого напряжения, вращались два огонька. Они дрожали, будто две капли ртути, ищущие и не находящие покоя, силились разглядеть того, кто стоял в дверном проеме, но никак не могли.
– Кто может быть? Разве кошка, – сказал мужчина и тронул фигуру за руку. – Выйди на двор, посмотри – один ли он приехал.
Вспыхнула свеча. При ее свете череп скрылся под миловидными, хотя и несколько грубоватыми чертами лица молодой сельчанки.
– Я выйду, а ты приготовься, – сказала она и подала мужчине длинный нож. – Запомни: другого случая не представится.
– Иди же! – мужчина поморщился и тряхнул темной курчавой головой. – Свечка горит, он нас увидит.
– Как он войдет, не мешкай. – наставляла женщина. – Он будет без огня. А в этой темноте сам нож не различит: человек ли, теленок ли. – с этими словами она вышла.
Ее сообщник прислонился к стене. В одной руке он сжимал нож, а другой – беспрестанно вытирал лицо.
– Ну, как тебе нравится в доме мельника? – с вызовом поинтересовалась пуговица у мальчика. – Ты по-прежнему считаешь, что в овраге ему хуже? Конечно, там сыро… Там колючки… А пешком-то сколько идти?! Все ноги собьешь…
