Послышались торопливые шаги, мелькнул огонек, и в комнату вбежала женщина.
– Он не приехал! – сказала она, переводя дыхание.
– Как не приехал? А где ж он?
– Не знаю. В повозке никого, лошадь нераспряженная. Не иначе что-то стряслось.
– Стряслось? По дороге с ярмарки? – промолвил курчавый и медленно прошелся по комнате. – При нем ведь большие деньжата на обратной дороге имелись. Может, его кто-то до нас? А? На дорогах-то нынче шалят.
– Да кто знал?
– Стало быть, – знали. А виноватыми-то мы выйдем. И так об нас по всей округе толкуют. Теперь зазря пропадем! Я ухожу! – мужчина бросил нож и двинулся к двери.
– Постой, я с тобой! Я больше здесь не останусь! Куда хочешь с тобой пойду! – она бросилась на грудь курчавого, прижалась к ней и при этом посмотрела на Рома невидящими, но полными ненависти глазами.
– Тогда быстро собирайся! Эх, пропали деньжата!
Оба засуетились у сундуков. Ром вошел в комнату, вмиг наполнившуюся мелькающими тряпками, и, уже не обращая никакого внимания на суетящуюся парочку, присел на лавку. Под ней что-то зашевелилось, и на стол с глухим стуком прыгнуло небольшое существо с кожаными крылышками.
Лишь эти крылышки да длинные когти на лапах отличали его от обыкновенной жабы. Застучав когтями, существо пробежалось по столу, остановилось и принялось внимательно разглядывать мальчика.
– Какой странный Слух, – сказал Ром, рассеянно глядя на существо. – У всякого Слуха и Сплетни должен быть рот, а у этого почему-то нет рта.
– Ты недавно в Потаенной стране, но уже научился проникать в ее тайны, – заметила пуговица. – Это, действительно, Слух. Но особенный. Он безмолвный и ничего не может сам рассказывать. Однако по его обличью и виду можно судить о событии, которое произошло тайно или только собиралось произойти, но что-то тому помешало. Безмолвных слухов не так уж много и поэтому, не в пример обычным, они надменны и высокомерны. Обычные – то чего хочешь наболтают, а эти – и хотели бы соврать – да куда там!
Слух презрительно глянул на пуговицу, хлопнул крыльями и отвернулся.
– Серьезный. – Ром тронул рукой Безмолвный слух и задумчиво посмотрел на мужчину и женщину, которые уже заканчивали последние приготовления перед бегством. – Тяжелый, как пушечное ядро. Такому не захочешь, а поверишь.
– О чем ты задумался? – спросила мальчика пуговица.
– Я? – Ром провел по лбу рукой и встрепенулся. – Я все-таки добуду золотой ананас! Во что бы то ни стало! И Слухи мне в этом помогут!
Глава XII
Когда хозяйка спит
Ухватившись за лапу Безмолвного слуха, Ром летел над ночной землей. Далеко позади остался дом мельника и два всадника, скакавшие по степи. Пролетая над ними, Ром увидел, как над головой одного из них из стороны в сторону качается на зеленых светящихся нитях чья-то черная отрубленная голова и, как следом за ним мчится другой всадник с неживым огнем в глазах.
Безмолвный слух летел все быстрее и быстрее – об этом мальчик мог судить по тому, что в ушах начало свистеть, а одежда заклокотала, будто закипела. На какое-то мгновенье глаза Рома ослепли, и он почувствовал два мягких удара, как если бы на него накатились две волны одна за другой.
Безмолвный слух резко развернулся и, спикировав вниз, влетел в чье-то полумрачное ухо. По нему прохаживались и перелетали с места на место десятки без умолку болтавших созданий, в которых мальчик сразу же распознал Слухов. Одни из них были весьма похожи на людей, другие – на растения и животных, третьи – на вещи и предметы домашнего обихода. А некоторые Слухи напоминали сразу все это вместе. Так на зубной щетке, служившей ему единственной ногой, бодро скакал Слух, у которого вместо правой руки вырос огурец, а вместо левой – форточка с зеленой сеткой от комаров. У этого Слуха была большая косматая, как у льва голова, и из нее торчали рожки. Однако стоило внимательней к ним приглядеться, чтобы стало ясно – это никакие и не рожки, а чьи-то ступни. Словно некто, кому они принадлежат, нырнул в косматую голову и весь в нее погрузился. Только одни ступни оставил снаружи, чтобы поводить ими в разные стороны и кокетливо шевелить пальчиками.
Ром увидел, что к темному тоннелю, ведущему вглубь уха, движется целая вереница слухов и как навстречу им, колебля прозрачные пушистые заросли, из его глубин облегченно вылетают те, кто уже побывал в нем и рассказал то, что должен был рассказать. Не задерживаясь, эти слухи взмывали вверх и улетали. Как улетают птицы из ущелья, вершины которого озарены первыми лучами медленно восходящего солнца.
– Эй, приятель, не подскажешь ли – чье это ухо? – спросил мальчик у слуха, который проходил мимо, задумчиво опустив клювастую голову.
– Как это чье? – слух удивленно поднял голову. – Госпожи Виктории, чье же еще?
'Должно быть, эта госпожа Виктория чудовищно большая, если одно только ее ухо не меньше стадиона', – подумал Ром и поинтересовался у клювастого, что представляет из себя сама госпожа. Клювастый задумался, а потом сказал:
– Госпожа Виктория представляет из себя само совершенство. Нечто прекрасное до невероятности! А уж как мягка, добра, сердечна! Иногда, правда, вспылит немного, ногами затопает, рвать и метать начнет все, что под руку попадется… Ну да с кем не бывает! А в остальное время она на редкость покладиста.
– Всякой великанше нужно быть как можно более покладистой. – заметил Ром. – Чтобы не натворить чего ненароком. А то вспылит, топнет ногой, глядь, и нет какого-нибудь государства.
– О какой великанше ты говоришь? – удивился клювастый.
– Как о какой? – удивился в свою очередь Ром. – О госпоже Виктории, разумеется.
– Что за нелепость! – клювастый даже фыркнул от возмущения. – Госпожа Виктория никакая не великанша.
– А кто же она?
– Домохозяйка.
– Домохозяйка? – протянул Ром. – Госпожа Виктория не великанша, а обычная домохозяйка?
– Нет, нет, не обычная! – клювастый замотал головой. – Не обычная, а очень красивая! У нее прекрасные волосы, длинные очаровательные ресницы, на которых я так люблю качаться, когда она с кем- нибудь разговаривает. Будь моя воля, я бы так на них и качался подле ее чудесных глаз. Но, к сожалению, госпожа Виктория не умеет слышать глазами, и поэтому я здесь. Я должен рассказать ей о любви одного юноши.
Тут клювастый томно вздохнул и влился в толпу слухов, двигавшейся к черному тоннелю.
– Так, – сказал Ром. – Если эта самая Виктория размером с обычную домохозяйку, то я теперь – не больше комара. А, пожалуй, и того меньше.
'Тра-та-та-та-та' – это неподалеку на пригорке замахал кожаными крыльями и принялся плясать чечетку Безмолвный слух. Он увидел летящего к нему безмолвного собрата и теперь плясал, то ли просто радуясь предстоящей встрече, то ли торопясь что-то ему рассказать с помощью дробного стука.
– Просто непостижимо, как после того, что случилось, можно плясать! – рядом с мальчиком, покачиваясь в воздухе, медленно приземлялся слух в длинном белом балахоне. У слуха было печальное лицо, а балахон, хоть и перепачканный в чем-то малиновом, придавал ему некоторое сходство со снежинкой.
– А что, что, что случилось? – с необычайной живостью спросил выпрыгнувший откуда-то и, на первый взгляд, совершенно неотличимый от лисицы слух. – Что-то ужасное? Страшно опасное? Или, на худой конец, хотя бы весьма прискорбное?
– Непоправимое, – сказал печальный слух и плавно опустился прямо на рыжую спину любопытного слуха. – Оса утонула.
– И всего-то?! – разочарованно взвизгнул тот, выкарабкиваясь из-под непрошенного седока. – Какое кому дело до какой-то ничтожной осы. Я думал, что ты знаешь что-то такое, отчего в жилах кровь стынет и мороз по коже! А оса… Что оса?! Подумаешь, утонула! Вот если бы утонул целый материк… – лисицеобразный слух мечтательно закатил глаза. – Или город… Или хотя бы корабль, полный людей и
