директора.
— Я сомневаюсь, мистер Эйнсон, что он сможет принять вас сейчас, не назначив встречу заранее.
— Он должен увидеть меня, моя дорогая девочка; пожалуйста, доложите обо мне.
С сомнением покусывая ноготок своего маленького пальчика, девушка исчезла во внутреннем офисе. Через минуту, не говоря ни слова, она провела Эйнсона в комнату Михаила. Эта секретарша вызвала у Эйнсона чувство раздражения. Он всегда очень старательно улыбался ей и кивал, но ответное приветствие казалось ему исключительно искусственным.
— Мне очень жаль отвлекать тебя, особенно когда ты занят по горло, — сказал он директору.
Михаил не спешил разуверить друга. Он занял твердую позицию у окна и спросил:
— Что привело тебя сюда, Брюс? Как Энид?
Не обратив внимания на неуместность последнего вопроса, Эйнсон сказал:
— Я думаю, ты должен был бы догадаться, почему я здесь.
— Лучше, если ты все объяснишь сам, Брюс.
Вытащив из кармана газету, Эйнсон бросил ее на стол Пазтора.
— Ты просто обязан увидеть это. Этот чертов американский корабль «Ганзас», или как там его, отправляется на следующей неделе на поиски наших ВЗП.
— Надеюсь, им улыбнется удача.
— Неужели ты не понимаешь всей несправедливости этой ситуации? Меня не пригласили участвовать в экспедиции. Каждый день я ждал от них хотя бы слова, но оно так и не последовало, они так ничего и не сказали. Может ли это быть ошибкой?
— По-моему, Брюс, в таких делах ошибок не бывает.
— Понимаю. В таком случае, это публичное оскорбление. — Эйнсон стоял, глядя на друга. А был ли тот в действительности другом? Не бросался ли он этим словом на протяжении всех лет их знакомства? Он восхищался многими чертами характера Пазтора, его успехами как драматурга и как начальника первой экспедиции на Харон, он восхищался им как активным человеком. Теперь он взглянул глубже и увидел всего лишь актера, активного человека лишь с точки зрения драматурга, подделку, которая наконец-то открыла свое настоящее лицо тем спокойствием, с которым он встретил несчастье друга, сидя в своем безопасном кресле директора Экзозоопарка.
— Михаил, хотя я старше тебя всего на год, я пока не собираюсь занять спокойную должность на Земле; я активный человек, все еще способный действовать. Думаю, без ложной скромности могу заявить, что им нужны такие, как я, на форпостах Вселенной. Именно я обнаружил ВЗП, и если это забыли другие, то я не забыл. Я должен быть на борту «Ганзаса», когда тот на следующей неделе отправится в транспонентальный полет. Ты мог бы подергать ниточки и устроить меня туда, если бы захотел. Я умоляю тебя сделать это для меня и клянусь, что больше ни о чем никогда не попрошу. Я просто не смогу перенести позора забвения в такой важный для меня момент.
Лицо Михаила исказилось:
— Не хочешь выпить, Брюс?
— Конечно, нет. Почему ты всегда настаиваешь на этом предложении, зная, что я не пью?
— Ты должен извинить меня, если я осушу рюмку. Хотя обычно так рано этого не делаю.
Подойдя к паре маленьких дверец, вделанных в стену, он сказал:
— Не знаю, станет ли тебе легче или наоборот, если я скажу, что ты не одинок в своем несчастье. Здесь, в Экзозоопарке, у нас тоже есть свои разочарования. Мы не достигли ожидаемого успеха в общении с этими несчастными пришельцами.
— Я думал, что один из них резко начал извергать английские выражения…
— С извержением все в порядке: залпы беспорядочных фраз с удивительно точной имитацией различных голосов, которые они слышали. Я без труда узнал себя. Конечно, мы все это записывали. Но, к сожалению, прогресс был достигнут слишком поздно, чтобы спасти дело. Я получил приказ из Министерства внеземных дел о немедленном прекращении всех наблюдений за ВЗП.
Хотя Эйнсон был раздражен тем, что его заставили отвлечься от собственного горя, известие поразило его.
— Клянусь Вселенной! Они не могут просто прекратить исследования. В них мы коснулись наиболее важных проблем, с которыми когда-либо сталкивалось человечество. Они… я ничего не понимаю. Они не могут просто взять и прекратить все это.
Пазтор глотнул немного виски.
— К сожалению, такая позиция Министерства вполне объяснима. Меня настоящее положение дел шокирует в не меньшей степени, чем тебя, Брюс, но я вижу, что лежит под этим. Не только общество, но даже министра не так-то легко убедить, что задача установления контакта с чужой расой — или даже оценки чужого разума — не решается за пару месяцев. Брюс, я скажу прямо: тебя считают треплом, и прошел слух, правда, легкий, как дуновение ветерка, что мы виноваты в равной степени. Этот ветерок облегчил работу министра — вот и все.
— Но не может же он остановить Бодли Темпла и всех остальных.
— Я был у него вчера вечером. Он остановил все. Сегодня ВЗП перейдут в отдел экзобиологии.
— Экзобиологии! Но почему, Михаил, почему? Здесь кроется какая-то тайна!
— Доводы министра полны оптимизма, который мне лично кажется безосновательным. Через пару месяцев «Ганзас» отыщет гораздо больше этих ВЗП — фактически целую планету. И тогда будут найдены ответы на большинство основных вопросов, например, насколько разумны эти существа, после чего станут предприниматься гораздо более эффективные попытки установления контакта.
Эйнсона затрясло. Это подтвердило все его опасения о расстановке сил вокруг этой проблемы. Ничего не видя, он принял из рук Пазтора сигару и вобрал ее аромат всеми своими легкими. Постепенно сознание его прояснилось, и он сказал:
— Допустим, что все это так. Но решение министра должно же на чем-то основываться.
Директор выпил еще немного.
— Вчера я сделал для себя такой же вывод. Министр представил мне довод, который, хотим мы или нет, следует принимать.
— Что же это за довод?
— Война. Сидя здесь, мы чувствуем себя в безопасности и почти забываем об этой бесконечной отвратительной войне с Бразилией. Они захватили квадрат 503, и наши действительные потери, видимо, значительно превышают официально объявленные. Что сейчас больше всего интересует правительство в ВЗП — это их нечувствительность к боли. Власти хотят знать, циркулирует ли в артериях этих существ некая совершенная болеутоляющая субстанция, которая, безусловно, может иметь важное значение.
— Итак, следуя рассуждениям власть предержащих, мы должны разобрать эти создания по винтикам. Использовать их с максимальной пользой!
Эйнсон потер лоб. Война! Очередное безумие! Эта мысль никогда не приходила ему в голову.
— Я знал, что это случится! Я знал! Итак, они собираются вспороть живот нашим двум ВЗП. — Его голос походил на скрип двери.
— Они собираются сделать самые безопасные сечения: погрузить электроды в мозг для обнаружения реакции на боль, немножко перегрева здесь, переохлаждения там. Короче говоря, они попытаются выяснить, действительно ли ВЗП не чувствуют боли, и если это так, то обусловлено ли это генетически или присутствием неких антител. Я высказался против опытов, хотя с тем же успехом мог бы и промолчать. И растерян я не меньше тебя.
Эйнсон сжал кулаки и яростно потер ими около своего желудка.
— За всем этим стоит Латтимор. С первого взгляда я понял, что он мой враг! Тебе никогда не следовало позволять этого…
— Брюс, перестань дурить! Латтимор с этим никак не связан. Неужели ты не понимаешь, что это закон подлости: всегда, когда имеешь дело с чем-нибудь важным, случается чертовщина. Ультиматум предъявляет, как правило, тот, у кого власть, а не знания. Порой я думаю, что люди и впрямь сошли с ума.
— Они все спятили. Вообрази — не упрашивать меня на коленях полететь на «Ганзасе»! Я обнаружил
