– Почему же только в бассейне? Вы меня еще в двух спектаклях видели. Кстати, «Надежды маленький оркестрик» – это тоже моя постановка. И потом, после спектаклей, мы с вами тоже виделись. Да вы не расстраивайтесь, Павел Андреевич! – утешила она его. – Вам просто не до меня было. Вокруг вас столько людей. И потом, без грима вы вполне могли меня не узнать.
– Да… без грима – это точно, – уцепился за любезно протянутую соломинку Павел. – Там, в «Канотье», все такие страшные, то есть я хотел сказать…
– Я поняла, – как маленького успокоила его Юля. – Убогие.
– А вы очень красивая, – врал Павел напропалую, памятуя, что лесть должна быть грубой. – Я и подумать не мог. А первый спектакль мне очень понравился, правда! Только я вас и там не помню. Там же тоже грим, да?
– Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, – негромко пропела Юля. – Павел Андреевич, посадку на ваш рейс объявили.
– Да? Спасибо… А ваш когда рейс?
Павел во все глаза смотрел на Юлю, пытаясь рассмотреть в ней черты той склочной мосластой тетки возрастом под полтинник в телогрейке и оранжевом жилете, которая ему так запомнилась. И не видел: Юля была молода, стройна, самоуверенна и смотрела, черт побери, насмешливо!
– Мой – через четыре часа. Но другого прямого автобуса из Надеждинска до Екатеринбурга нет.
– А когда вы обратно? Я в понедельник в восемь утра прилетаю. Я бы мог вас подвезти, – зачем-то предложил Павел.
Но Юля вежливо отказалась, мол, ее встретят знакомые, и они попрощались.
Вытянувшись в кожаном кресле полупустого бизнес-класса, Павел еще некоторое время думал о Юле Вагановой. На самом деле ему вовсе и не хотелось, чтобы она соглашалась, просто так предложил, из вежливости. Не особенно она приятный собеседник. Хотя человек интересный… наверное. Такая молодая, довольно обычной внешности – и режиссер. Актриса – это понятно. Но режиссеры должны быть старыми, как Юрий Любимов, толстыми, как Эльдар Рязанов, или напористыми, как Никита Михалков. В крайнем случае, походить на Галину Волчек. А она спокойная, сдержанная. В глазах, так, кажется, и осталось насмешливое выражение. Вот ведь вредная особа!
Ну и черт с ней, решил Павел, окончательно приходя в себя, и выложил на столик перед собой папку с документами. Через несколько минут госпожа режиссер с ее насмешками и провинциальным высокомерием уже была так же далека от него, как маленький Надеждинск от борта авиалайнера, уносившего его в Санкт-Петербург.
На следующий же день после возвращения из Москвы, куда она ездила в командировку от Союза театральных деятелей, Юля поссорилась со Светланой Николаевной.
А ведь разговор намечался вполне мирный и конструктивный, надо было решить, какой спектакль ставить в ноябре. Требовалась пьеса, на которую бы пошел зритель, где почти нет мужских ролей, с которой бы справился такой начинающий режиссер, как Юля, и самое главное – исхитриться, чтобы костюмы и декорации сшить и сделать, как выразилась Тарасова, «из ничего», то есть без денег. Выручка от продажи билетов почти целиком уходила на аренду зала и других помещений для театра, у которого никогда не было своего собственного дома.
– Наверное, у нас нет другого выхода, кроме как «Восемь любящих женщин», – предположила Тарасова. – Конечно, старовата, и у нас уже шла. Правда, давно. Но зато детектив. Восемь героинь от шестнадцати до восьмидесяти, а единственный мужчина фигурирует только как труп. Хотя можно Юре и дать поиграть, отчего нет? На твое усмотрение. По-моему, идеальный вариант. Можно музыки побольше – фильм Озона видела? Посмотри. А можно и еще чего… как у Виктюка.
– Содержание все уже знают, – возразила Юля.
– Так и «Гамлета» тоже все в школе читали, а все ставят и ставят, – назидательно сообщила Тарасова.
– Так то «Гамлет», Светлана Николаевна. А это детектив, тут интрига важна. А тот спектакль помнят многие. Даже я помню, как вы там играли, и Долинина, и Дружинина, и Королева, а я ведь еще классе в седьмом училась.
– А что тогда? «Дом Бернарды Альбы»? Тоже без мужиков, но костюмы надо отшивать. Да и не пойдет у нас народ на эту историю. Прогорим. Как напишем на афишах «Федерико Гарсия Лорка» – так и прогорим, я тебе точно говорю. Так, что еще? – задумалась Тарасова. – «Женский стол в охотничьем зале» Мережко?
– Так там не лучше, чем «Бернарда Альба». Ироническая трагедия. Психоанализ сплошной, – без энтузиазма ответила Юля.
– Ты, я вижу, подготовилась. И то тебе не так, и се не этак, – рассердилась директриса. – Или ты свое что-то придумала?
– Придумала, – созналась Юля. – Только вы обещайте сразу не ругаться.
– Не ругаться… – передразнила ее Тарасова. – Как дите малое, честное слово. Говори уже.
– «Ревизор», – сообщила Юля и замолчала.
– А «Макбета» не хочешь? Балет? – изумилась Тарасова. – Чего уж мелочиться?
Юля вздохнула и пояснила:
– Хлестаковым будет Петя.
– Из него Хлестаков, как из меня балерина, – отрезала Тарасова. – Он же ничего не умеет.
– У меня будет два Хлестаковых, молодой и старый. Юра еще будет, – гнула свою линию Юля.
– Это как? – не поняла Тарасова. – В смысле, два состава? Что за бред?
– Нет, оба разом будут играть. Понимаете, у нас Хлестаков будет то молодой, то взрослый, – заторопилась Юля, боясь, что Тарасова ее не дослушает. – Он как бы рассказывать будет про свою молодость, про тот случай, когда его приняли за ревизора. А на самом деле он уже давно женат на дочке Городничего, благодаря ей сделал карьеру, она его в люди вывела. Но вокруг не изменилось ничего, как давали взятки, так и будут давать. И бардак как был, так и остался.
– Ничего себе… – удивилась Тарасова. – Сама придумала? Ну извини, извини. Нет, Юля, сама по себе идея хорошая. И даже Осип у нас есть, Дружинин сыграет. А больше никого нет. Ты, что ли, Городничего играть будешь?
– Нет. Вы будете играть, Светлана Николаевна, – осторожно сообщила Юля и заторопилась, увидев, как вытянулось лицо у собеседницы. – Понимаете, у нас не будет Городничего. Будет Городничиха. С дочкой. И все чиновники будут – женщины. Они ведь кто? Низшее звено, рабочие лошадки, провинция. В провинции все на женщинах и держится. У нас только мэр да замы – мужики, а работу-то всю женщины на себе тащат, в поселковых администрациях и вовсе одни женщины, потому что спились мужики поголовно. Или уехали. Понимаете?
– Понимаю, – кивнула Тарасова. – И что-то такое уже даже было, по-моему. Хотя, может, я и ошибаюсь. Это тебе в Москве мозги промыли? Насмотрелась? Так у нас не Москва. У нас театральных критиков нету, чтоб от этакой завиральной идеи в творческий обморок упасть. Разве что из Екатеринбурга понаедут, не дай бог. У нас народ простой, со смены приходит. Не поймут. За цирк примут. А у нас не цирк… Хотя в последнее время вообще-то много общего. Так что давай, голубушка, брось ты эти свои идеи и берись за детективчик.
– Я не буду ставить детективчик, Светлана Николаевна, – звенящим от обиды голосом сказала Юля. – Пусть приглашенный ставит. А я не буду. Я вообще не обязана.
– Будешь! Как миленькая будешь! – закричала Тарасова. – Нашла время права качать! Нам театр надо вытаскивать из ж… Вместе! А на приглашенных у нас денег нет! Это твой театр, значит, ты и обязана. Ты меня поняла?
– Не буду. Детективчик – не буду, – упрямо повторила Юля, не глядя на рассерженную директрису.
Тарасова, окончательно разозлившись, плюнула и выскочила из бывшего кабинета главрежа, где они разговаривали.
– Я «Ревизора» буду ставить, Светлана Николаевна, – тихо сказала Юля, адресуясь к захлопнутой двери. – Обязательно буду.
У Павла после возвращения из Петербурга тоже началась круговерть. Совет директоров дал добро на реализацию его планов относительно реконструкции Надеждинского завода. Теперь Павел в буквальном
