самый столп, который вертела в руках, вдруг заговорит.
– Это демагогия. Рыночная экономика – та же война, уважаемая госпожа Ваганова, – и посмотрел с издевкой: вот, мол, запомнил наконец ваше ФИО. – Выживает сильнейший. Я готов потратить гораздо большую сумму и пригласить сюда, в Надеждинск, скажем, актеров «Табакерки», «Сатирикона» или «Ленкома». Уверяю вас, люди будут покупать билеты и по пятьсот рублей, и по тысяче. Разумеется, для меня этот проект все равно будет убыточным, как вы правильно заметили, Светлана Николаевна, но люди получат гораздо больше удовольствия и пользы от знакомства с по-настоящему высокопрофессиональной и качественной работой. А в надлежащем качестве вашей работы я не уверен. Во всяком случае, исходя из того, что я видел до сих пор. И, продолжая наш разговор в аэропорту, я скажу так: вы вправе, госпожа Ваганова, заниматься тем театром, который вам нравится. Но я предпочитаю другой театр и точно так же имею право поддерживать тот театр, который мне нравится. Я рискну предположить, что те деньги, которые вы, я охотно верю, сможете найти на ваш спектакль, не спасут положения. Сейчас люди ездят по всему миру, смотрят телевизор, да по Интернету спектакли транслируются, в конце концов. В эпоху глобализации понятие «провинция» исчезает, и вывеска провинциального театра уже не может быть оправданием его, извините меня, убожества. Есть всем известные точки отсчета. Пусть театры останутся только в больших городах, ничего страшного. А в такие вот надеждински они будут приезжать на гастроли. Этого достаточно.
– Вы… Вы просто сводите со мной счеты! За тот разговор в аэропорту! – вскочив с дивана, выпалила Юля. – Вы умный, образованный человек, вы говорили, что любите театр, и наверняка сами не верите в ту чепуху, что наговорили. А мы вам назло не сдохнем! И деньги найдем без вас!
Она схватила за руку растерявшуюся Светлану Николаевну, при этом толкнув столик так, что пластиковая коробочка слетела на пол, и буквально поволокла директрису к выходу.
– Я искренне рад, что моя позиция не заставила вас опустить руки, госпожа Ваганова, – остановил ее уже на пороге насмешливый голос Мордвинова. – Я не ставил перед собой такой цели. Разрешите в доказательство моего к вам хорошего отношения подарить вам вот эту книжку. Возможно, она будет вам полезна в вашей дальнейшей успешной карьере. Кстати сказать, тут содержится теоретическое обоснование моей позиции.
Павел протянул Юле приготовленную книжку. Юля, не глядя на название – в глазах у нее стояли слезы, и она боялась, что они потекут по щекам, усугубляя ее унижение, – с минуту колебалась, не швырнуть ли подарок прямо в отвратительно улыбающуюся физиономию. Но теперь уже Тарасова, придя в себя и сообразив, чем все может закончиться, буквально вытолкала ее из кабинета и захлопнула дверь. Светлана протащила Юлю через всю приемную, проигнорировав вопросительный взгляд Варвары Петровны, и не отпускала ее руку до тех пор, пока они не вышли из здания заводоуправления.
На улице, у проходной, Юля все-таки расплакалась – от злости и унижения. Светлана Николаевна задумчиво подала ей чистый носовой платок и, дождавшись, когда коллега перестанет шмыгать носом, сказала:
– Что-то здесь не так, дорогая моя. Слишком много темперамента в такой простой, в общем-то, сцене.
– Я же говорила, я предупреждала… Он на меня еще в аэропорту разозлился, – всхлипывала Юля. – Я знала, что мне не надо к нему идти.
– Но ты же не называла его импотентом? – деловито уточнила Тарасова, забирая мокрый платок. – На три буквы не посылала?
– Н-нет… С чего? – опешила Юля.
– Тогда что же так вывело его из себя, я не понимаю? – по-прежнему задумчиво рассуждала Тарасова. – На какую мозоль мы ему наступили? Театр он знает и любит, это видно. Спектакли твои были не настолько уж плохи, ты сама знаешь. А он прямо летал по кабинету как на метле. И это всего-то за пять тысяч долларов? По-твоему, не странно? Надо обдумать на досуге. Что-то мне подсказывает, что это еще не конец, а очень даже наоборот. Что за книжку он тебе дал?
– «Менеджмент. Управление качеством», – недоумевая, прочитала Юля слова на обложке. – Я сейчас выкину эту дрянь!
– Погоди, вдруг пригодится… – Тарасова перехватила у нее книжку. – Книги и хлеб выбрасывать грешно. Елки-палки! Без двух одиннадцать! На репетицию опаздываем! Побежали!
И она, спотыкаясь и поскальзываясь, помчалась по расчищенной от снега тропинке посреди заваленной снегом кленовой аллее, которая вела от проходной завода к Дворцу культуры металлургов. Юля припустила за ней.
Юлина бабушка всегда говорила ей, что если человек икает, значит, кто-то о нем думает. И теперь Юля, сидя перед экраном компьютера, от души надеялась, что господин Мордвинов уже как минимум час изнывает от икоты. Нет, сперва она, переделав домашние дела и обсудив с сыном события уходящего дня, уселась за компьютер, чтобы поработать.
Она даже честно написала три строчки: «
В этом месте, поняв, что сегодня она думает исключительно штампами из дамской беллетристики, а стало быть, ничего хорошего из ее писания не выйдет, Юля выключила компьютер и… ну да – предалась отчаянию! Имеет право, пока никто не видит, это ее личное дело! Ничего, она ему покажет!
Юля старательно придумывала, что именно и каким образом она могла бы показать этому самому Мордвинову, но вот уже час в голову не приходило ничего, кроме самого очевидного, просто-таки напрашивающегося вывода: она должна поставить такой спектакль, чтобы он изменил свое мнение. Не о ней – на это наплевать и забыть, но о театре. Чтобы он не смел и думать, будто имеет право решать, чему быть, а чему тихо поднять лапки кверху и умереть, чтобы не оскорблять тонкое художественное чутье господ олигархов, ненадолго спустившихся к ним в Надеждинск со своих заоблачных высот.
Она непременно это сделает! Вот только где взять денег? Юля задумчиво посмотрела на браслет. Интересно, сколько он стоит? Наверное, недешевый, судя по тому, как расстроилась, увидев его, Марианна. Юра поймет. Он сам из того же теста. Сколько-то можно занять у родителей. Можно взять кредит, в конце концов. Конечно, потом придется отдавать, но это ведь потом. Но зато как она будет счастлива, если этот высокомерный и мелочный господин Мордвинов изменит свое сиятельное мнение. А он изменит непременно. Кажется, он и в самом деле отчасти разбирается в театре, во всяком случае, насмотрелся. Просто с высоты его трона такие простые и мелкие вещи, как провинциальный театр с его семидесятилетней историей, не видны. Так она заставит его заметить! И если не принять, то хотя бы понять. Или она не режиссер. Права была Тарасова.
Юля очень удивилась бы, если б узнала, что Павел Мордвинов, которого она наградила такой кучей самых нелестных эпитетов, тоже думает о ней. Нет, он не икал, но, очевидно, исключительно по причине своей толстокожести. Он просто задумчиво смотрел в телевизор, на экране которого кто-то прыгал и что-то говорил, но не вслушивался и вспоминал утренний разговор.
Сперва он был весьма доволен собой – поставил на место эту насмешливую выскочку, Юлию Сергеевну Ваганову, которая ведет себя так, будто она не актриса провинциальной труппы города Мухосранска, а звезда столичной сцены. Она его еще и поучала, тогда, в аэропорту, и смотрела снисходительно, свысока! Ничего, квиты, один – один. Кроме того, он и в самом деле сказал то, что думал: сильные выживают, слабых не стоит поддерживать ради каких-то иллюзорных целей. Душа города, аура города… Смешно. Аура есть у
