экипаж. Как двигается машина, никому в голову не приходило, а внизу колбасились эти люди, белье на веревках растянуто, дети на велосипедиках по коридорам катаются… Я спустился однажды».
Не приходя в сознание, пьяный пароход проследовал с 14-го по 30-е мая через Горький, Казань, Тольятти, Куйбышев, Саратов, Волгоград до Астрахани и обратно через Ярославль и Углич в Москву. В среднем каждый второй день давали интервью «про экологию», играли концерты, хотя получалось и то, и другое неважно, что и не странно — попей столько… «Некоторые концерты на «Чистой воде» были для нас просто провальными — публика реагирует, но мы-то знаем, что можно и нужно играть по-другому. Помню, как Шахрин с лютой ненавистью смотрел на ритм-секциюс (Бегунов).
Апофеозом стала попытка угнать всю эту пьяную банду вместе с теплоходом «Капитан Рачков» в Турцию. Предпринял ее Глеб Вильнянский, интеллигентнейший клавишник «Насти», который был зашит и непьющ, но от общего угара развязал. Однажды утром выяснилось: была попытка захвата корабля с привлечением матросов для борьбы с террористом… Бегунов: «Мы говорим: «Да кто?» — «Ваш какой-то»… Оказалось, это Глеб нажрался, пошел всех на уши ставить, его попытались остановить, он смел преграды, и пришла идея, что надо ехать в Турцию. Поднялся на мостик, хотел поднять «Веселого Роджера»: «Всех козлов — за борт, идем в Турцию!» Капитан вызвал матросов, его вязали… Ладно, мы-то знали, как Глеб выглядит, но люди со стороны, когда увидели этого «террориста», они же валились от хохота!».
«Если такие тихие люди начинали с ума сходить, представляешь, что с остальными было?..» — Нифантьев. Уж как не представить… «На теплоходе Антон дико пил, запой у него явно прогрессировал, — свидетельствует Шахрин. — Поход был замечательный, только к концу мы все немножко устали, все было на три раза выпито, переедено, переговорено… Это был май 90-го».
20-го июня 1990 года «Чайф» должен был выехать на гастроли в северный город Урай — не то День нефтяника, не то еще какое гульбище, но «зарядили по серьезному»: три концерта по две тысячи рублей — деньги по тем временам огромные. С билетами на поезд проблема, Анвар купил в общий вагон, Антон заявил, что никуда в таком вагоне не поедет: «Я сказал, что не хочу ехать на этот концерт; напряги давно существовали, накопились, и я сказал, что мне неинтересно». Его вроде бы уговорили.
А у Шахрина день рождения на носу — 22-го числа. С алкоголем трудно, «у Антона грузчики знакомые в магазине, он вино покупал в больших количествах» (Бегунов). Антон достал на день рождения два ящика алжирского сухого красного вина, у него дома стояли. Нифантьев: «Ко мне заехал Северин, я говорю: «Давай-ка, друг мой Валера, пару бутылочек-то выпьем». Чтобы, значит, я смирился и решил ехать. Мы выпили, и не парочку, и поехали на вокзал».
В поезде Антону не понравилось, что он высказал собратьям по группе. «Ему шутливо посоветовали: «Кончай стонать» — рассказывает Шахрин, — он хватает гитару, плащ и, ни слова не говоря, бежит по коридору. Мы посылаем Анвара узнать, куда он, Анвар возвращается, говорит, что Антон вышел из поезда и ушел. До отправления две минуты, мы в недоумении выскакиваем из вагона». «Я взял гитару и вышел,» — Нифантьев. Остальные стояли у ресторана «Старая крепость», поезд без них шел в неведомый город Урай. Поехали к Шахрину, «и у него так мы глухо забухали — просто кошмар» (Бегунов). Главное, непонятно было, что делать. Несколько раз посылали гонца Анвара к Антону, он возвращался, говорил, что Антон дома, но не открывает. Так прошло двое суток, пока не позвонили в дверь Шахрину.
«Входит человек, полу бык такой, явно связанный с бандитами, и говорит: «Вы что, козлы, творите?» — рассказывает Бегунов. — Был жесткий разговор, и мы поняли, что нас плющить будут, если не поедем».
Урай — насыпной город на песке, туда самолетом завезли аппаратуру, приехали люди с буровых, руководство, пафосное мероприятие, которое из-за чайфов оказалось на грани срыва. И людей послали на самолете в Свердловск, чтобы они, во что бы то ни стало, притащили группу. «Чайф» погрузили в самолет, там они стали думать: что же делать?.. «Решили с Вовкой: никаких соляков, две гитары с драйвом втыкаем, я — по низким, ты — повыше, играем без баса, — говорит Шахрин. — Барабаны в середину выдвинули, вдвоем встали по боками и с дикой злобой лупили с мыслью: пусть побьют, но мы вышли»..:
«Более дебильного и странного выступления я не припомню, — это уже Бегунов, — мы как на паровоз бросились, все мыслимые и немыслимые педали врубили, создали шум; в общем, выкрутились». Самое странное, что публика аплодировала и даже танцевала… В финале подошел Женя Горенбург, который играл в том же мероприятии со своей группой «Топ», и сказал: «Слушайте, это настолько необычно!.. Мне понравилось».
Шахрин: «И нам сказали эти люди уголовной наружности, что два несостоявшихся концерта они нам прощают. Объяснились, и с нами уже довольно мило разговаривали, единственное, что по тем временам нам предлагали сумасшедшие деньги, по две тысячи за концерт, и мы их не заработали. Естественно, Антона по приезде видеть не хотели. Но и он нас видеть не хотел».
По дороге обратно разговорились с Володей Приваловым, свердловчанином, который в Урае оказался по делам мелкого бизнеса. Оказалось, он басист, и не прочь поиграть в «Чайфе»… «А у Володьки свой инструмент, что в то время было немаловажно, — Шахрин, — и мы предложили попробовать. Он пришел, всегда с улыбкой, про деньги вопросы не задавал, что приятно… Одна беда, он не мог придумать басовые партии. Предыдущие песни он с Нифантьева снял, на новые песни придумывать партии пришлось нам с Бегуновым. Может, поэтому в альбоме «Давай вернемся» они слушаются необычно — это вышло не из головы басиста».
Басист появился сходу по принципу «подвернулся — взяли». Парень, впрочем, хороший, с некоторой внутренней монстрозностью, благодаря которой быстро приобрел кличку «Арнольд». Ну и выпить любил, это как повелось… Хотя в большей мере дело дальнейшей алкоголизации «Чайфа» легло на плечи не Арнольда, а Володи Желтовских — еще одно приобретение лета 90-го. По поводу Володи — кличка «Малой» — Шахрин до сих пор испытывает некий комплекс вины, считает, что в «Чайфе» Желтовских споили. Бегунов не согласен: «Споили мы Малого? Споишь его… Он нас споить мог». Малому на момент прихода в «Чайф» было семнадцать лет, он был альтист.
«В это время единственным человеком в городе, кто действительно работал с молодежью, — рассказывает Шахрин, — был старик Б.У.Кашкин (художник-примитивист, также известный как К.А.Кашкин). Он собирал самых отпетых, давал им какие-то дудки, балалайки, они в них дудели, играли, и это было весело. И появилось такое место, бывшее здание Станции вольных почт на Ленина. Оно было заброшено, хотя за несколько месяцев до того в этом здании жил Нифантьев. Там собиралась молодежь, я несколько раз попадал в эту компанию и видел мальчонку, который играл на альте».
В мае 90-го Шахрина пригласили поучаствовать в Первом фестивале акустической музыки. Пригласили одного, организаторы почему-то побоялись, что группа остальных участников фестиваля своей значительностью задавит. Ну и денег заплатить не могли. И пришла Володе мысль пригласить мальчишку с альтом, который играл в Станции вольных почт, Володю Желтовских. Он учился в школе при консерватории, пацан семнадцати лет, но очень раскованный скрипач, который всюду таскал альт, и его не надо было упрашивать, в любой момент доставал и играл.
«.Мне понравилось, как мы с ним отыграли, мне всегда нравилось звучание альта, звучание виолончели и не нравилось звучание скрипки. И показалось, что этот инструмент может лечь на нашу музыку. Я понимал, что Привалов — басист послабее Антона, от замены мы получали минус, который надо было чем-то компенсировать, неким музыкальным наполнением. И я предложил Бегунову взять Желтовских. Он скептично к идее отнесся, но отыграли первую репетицию, Вовка сказал: «Меня не тошнит, если тебе
