удобства восприятия текущего состояния испытуемого.
Подавляющее большинство людей плавают на этом корабле пассажирами, так за все время круиза и не разобравшись, как эта штуковина вообще функционирует, и очень удивляются, когда их корабль садится на мель или с разгону налетает на невидимые в тумане скалы.
«Стилетов» с детства учат управлять своим кораблем-организмом, они привыкают одновременно выступать в качестве капитана и механика. В режиме волевого контроля «стилет» может выставить себе нужный пульс и давление с точностью до единицы, часами держать терморегуляцию в адской жаре и на лютом холоде, уменьшить приток крови к раненой конечности и в теории может даже заставить себя впасть в кому.
Испытание сродни серьезному шторму, во время которого вырубило всю автоматику и капитану- механику в одном лице приходится спускаться в машинное отделение и управлять всеми механизмами корабля вручную: в полной темноте, на ощупь, по звуку, на уровне интуиции. Это очень сложно, но вполне осуществимо после колоссальной практики.
Однако все это сказано про трезвый организм.
При отравлении значительной дозой алкоголя сложность ручного управления возрастает в разы. Корабль-организм откладывает свои повседневные дела и яростно сражается с ядом: все его системы, образно говоря, «кладут» на волевой контроль и начинают работать вразнобой, в разы интенсивнее и с колоссальными затратами энергии.
То есть теперь трюм твоего корабля доверху залит водой (водой — это в лучшем случае, а если токсинами?), и ты, капитан-механик, прыгаешь туда с минимальным запасом воздуха, в кромешной темени не понимаешь, где верх, а где низ, привычные звуки агрегатов, по которым ты ориентировался раньше, под водой расплываются, фальшивят и уже не могут служить ориентирами, а сами агрегаты работают на пределе мощности, обещая в любой момент сломаться, взорваться, слететь со станин…
Ко всему прочему, ты прекрасно знаешь, что люк задраен намертво, так что подвсплыть за новой порцией воздуха не получится, запас его стремительно убывает, и очень скоро ты начинаешь отчетливо понимать, что к твоему кораблю очень даже заметно подкрадывается хрестоматийный Северный Пушной Зверек…
И в этот страшный момент, если ты, в натуре, «стилет», а не просто набор хорошо тренированных мышц, тебя пробивает на Абсолютный Волевой Контроль.
Вот это и есть квинтэссенция Испытания.
То, ради чего все и затевалось.
Иначе говоря, на каком-то глубинном уровне твоего организма-корабля происходит принудительное аварийное отключение всех условий, мешающих выполнению задачи.
В последнем броске чудовищным волевым усилием ты рожаешь тысячу цепких и сильных рук, которые цепляются разом за все рычаги беснующихся механизмов, берешь свой корабль под уздцы мертвой хваткой и…
Все три лампочки разом гаснут.
Тебе уже не нужно барахтаться в попытке обрести систему координат, твой корабль уверенно режет шторм и четко следует установленным курсом, несмотря на то что трюм его залит водой и все агрегаты работают на последнем издыхании. Ты — капитан-механик, а не пассажир, и тебе плевать на условия и обстановку: это ты управляешь своим кораблем, а не он тобой…
Щелкают замки, открывается крышка.
Мальчишка-дежурный торопливо снимает ремни, с благоговением глядя на Руслана.
Руслан жадно дышит, еще не веря, что все позади. Боевые действия в тропиках, с тучами насекомых, ядовитыми тварями на каждом квадратном метре и рожденными в джунглях повстанцами под каждым кустом — райское наслаждение по сравнению с Испытанием.
В тропиках ты можешь дышать, двигаться и влиять на все, что происходит вокруг тебя. И когда в какой-то момент, в самых ужасных условиях, ты начинаешь ощущать «некоторый дискомфорт», достаточно вспомнить про Испытание, и все сразу становится на свои места.
«Три-семь-три» закончил значительно раньше Руслана. Он вообще почти все делает лучше, есть на кого равняться.
«Триста шестьдесят девятый» немного задержался, но в итоге обошлось без реанимации. Когда он сел в гробу, взгляд у него был безумный. Еще с минуту он боялся дышать полной грудью, не понимая, что все кончилось.
— Хватит отдыхать, пора делом заняться, — получить слова похвалы от Хроноса практически невозможно, для него все эти психоделические подвиги — не более чем ежедневная рутина. — Пока вы тут медитировали, обстановка изменилась: «командир убит».
Не успевшие отойти от Испытания курсанты не понимают, в чем тут юмор. Оказывается, никакого юмора.
— «370-й» — бегом в командный бункер. К тебе гости. А вы двое — на занятия. «373-й», теперь ты командир…
Глава 2
Алекс Дорохов
На балу в приличном доме
— Боюсь даже спрашивать… Это будет Президент?
— Нет.
— Премьер?!
— Хмм… Поручик, это что за эротическое придыхание? Вы неравнодушны к Премьеру?
— Нет, но… Гхм… Доктор, вы же сами сказали:
— Верно, так и сказал. А почему возникла мысль, что это будет кто-то из Первых Лиц Государства?
— Черт… Доктор, вы меня совсем запутали. Какая разница между Иерархами Верховной Власти и Первыми Лицами Государства?
— А вам в самом деле это надо? Судя по вопросу, до сего момента вы прекрасно обходились без этого знания.
— Ну, коль скоро это лицо… пардон… этот иерарх, нами заинтересовался, хотелось бы знать, с кем предстоит иметь дело.
— Хорошо. Как говорит одно из Первых Лиц Государства: «буду краток». А для краткости, чтобы опустить двухчасовую лекцию по структурным нюансам иерархии управления, я дам вам небольшую метафорическую зарисовку. Не возражаете?
— Извольте, доктор. Ваши метафоры, как правило, очень доходчивы, так что надеюсь с ходу уловить суть.
— Хорошо. Представьте себе, что вы, в ряду множества зрителей, сидите в темном зале. На сцене фигура в черном балахоне и в белой маске. Подсветка минимальная, фон — черный бархат занавеса, свет на заднем плане отсутствует. Что видите?
— Вижу белую маску и… Пожалуй, тени на черном бархате. Да, я понял вашу мысль. Однако, если будут включены огни рампы, в любом случае тени неизбежны. Так что с первых рядов объем фигуры будет просматриваться.
— Хмм… насчет видения теней с первых рядов мысль интересная и перспективная. Но в настоящий момент это явление нас не интересует. Хорошо, пусть совсем без подсветки: полная темень, а маска покрыта флюоресцентной краской.
— Тогда вижу только маску.
— Отлично. Итак, вы видите только маску. Она двигается, улыбается, гримасничает, что-то рассказывает, одним словом, живет на сцене. Представьте для полноты картины, что это детский театр. То
