косяку ушедшего в сторону оленя. Люди стойбища Килькута знали историю волка. Знали, что вырос он в яранге Атувье, но как-то весной его сманила за собой волчица, и Черная спина не вернулся.
Потом они встретились, и волк спас бывшего хозяина от клыков собратьев — дрался за него. После того боя Черная спина снова стал жить с людьми, но недолго: другая волчица сманила, и он сбежал от хозяина во второй раз. И вот здесь они опять встретились.
Так рассказал Атувье. Ему поверили: у многих собак в жилах течет волчья кровь. Ведь волки и собаки — одного племени, все равно что поднебесные олени и олени домашние... Только старый Килькут догадывался 1 что Атувье не все рассказал... Но Килькут уже пас оленей в «верхнем мире» и никогда не расскажет, что знал.
Рядом с ним тоже шел волк, но Атувье и не вспомнил, что Черная спина из той стаи...
Шел по увалу олен
н
ый человек Атувье, погоняя криками свое маленькое стадо. Шел и не ведал сын Ивигина, что пройдет не так уж и много лет, и он встретится с другой стаей, двуногой серой стаей, которая, круша огнем и свинцом людей и их жилища, ворвется на рассвете в страну мильгитан и их братьев, в его страну. Стая совершит свой кровавый набег с той стороны, где заходит солнце. И он, оленный человек Атувье, увидит, как двуногая коричневая стая под знаком паука будет убивать воинов, беззащитных женщин, детей, стариков. Он увидит столько человеческой крови, столько слез, что сердце его будет разрываться на части от горя и гнева. И он, до того не обидевший даже плохим словом ни одного человека, станет безжалостно убивать тех бешеных двуногих волков. И во вражьей стае он встретит чаучу. Но чаучу Вувувье не будет пленником той стаи. Он будет ее «глазами», ибо он сам, по своей воле сбросит оленью кухлянку и переоденется в серую шкуру врага. Они встретятся в стране ненцев и саами, в стране таких же оленных людей, как и чаучу. Встретятся, и между ними произойдет бой...
Но это будет спустя годы. А пока шел по увалу оленный человек Атувье, погоняя свое маленькое стадо. Он торопился в яяну, в дом родной, к жене Тынаку и сыну Тавтыку. Живы ли они? И чем дальше уходил он от
стойбища, тем тревожнее становилось у него на душе.
* * * Через семь солнц Атувье повезло — он встретил одинокую ярангу, в которой жил малооленный человек Кукка с женой, тремя детьми и стариком отцом. Кукка, узнав, куда идет большой Атувье, указал ему короткий путь через сопки к Апуке. Еще через пять солнц Атувье перегнал через Апуку оленей и на исходе светлой лунной ночи подошел к своей яранге.
Тынаку еще издалека услышала шаги. С тех пор как ушел Атувье, она всегда чутко спала, боясь, что к яранге подойдет медведь-шатун или нагрянет волчья стая. Быстро раздув угли очага, перепуганная женщина бросила на малиновые угольки пучок сухой травы и с ужасом уставилась на полог. Вспыхнувшая трава осветила ярангу. Полог заколыхался, и в чоттагин просунулся человек!
—
Мэй! — сказал Атувье. — Я пришел.
—
Ты долго ходил, — прошептала Тынаку и провалилась в темноту...
Утром к яранге подкралась копэй. Ее манил запах мяса. Затаившись в кустах, она увидела возле логова человеков большой огонь. Он лизал черный котел, из которого пахло оленьим мясом. Так вкусно пахло, что у бедняги копэй пасть наполнилась слюной...
Так закончил свой рассказ старый чукча Авье. Над рекой занялась утренняя заря, встретившись с зарей вечерней. Лес сразу ожил: затрепетали на легком ветру листья, загомонили птицы.
Ожила и река — заиграла рыба, с отмелей стали срываться дремавшие чайки, резкими криками будившие тишину.
— Да, — только и сказал Виктор.
— Дедушка, откуда вам так хорошо все известно про жизнь Атувье в волчьей стае? — спросил я.
— Я устал, мильгитанин, — почти шепотом ответил старик.
— А как дальше-то было? — не утерпел Виктор.
Авье чуть приоткрыл набрякшие веки, и в щелочках его глаз промелькнуло что-то вроде интереса.
— Это уже другой рассказ, Я устал. — Старик снова смежил веки.
Мы долго сидели молча. И все-таки я не выдержал и снова спросил у старика, явно утомившегося после такого длинного рассказа:
— Простите, дедушка, но очень хотелось бы узнать — откуда вы так подробно знаете о жизни Атувье в стае? Уж больно на легенду похож ваш рассказ.
Старик снова приоткрыл набрякшие веки, долгим-долгим взглядом посмотрел на меня и ничего не ответил. Затем, с трудом привстав, все так же сильно согнувшись, он медленно побрел в дом, чуть ли не касаясь тяжелыми длинными руками земли.
Я посмотрел на его босые ноги, и меня вдруг осенило: этот старик принял другое имя!
— Атувье! Дедушка Атувье, постойте!
Старик словно споткнулся, замер и медленно, совсем как смертельно раненный медведь, развернулся к нам.
— Как звали вашу первую жену? Тынаку? — быстро спросил я, не давая ему опомниться.
— Тынаку, — машинально ответил старик и осекся.
Виктор хлопнул себя по коленям.
— Дед, так ты вовсе никакой не Авье!
— Да, я — Атувье! Это я был пленником волчьей стаи, — ответил старик. — Это я убил ее вожака. Теперь, при новой жизни, мне уже никого не надо обманывать.
…Осенью, когда с тополей падали в Вывенку последние желтые листья, Атувье ушел к «верхним людям».
,
Чукотско-корякское приветствие, дословно — друг.
Сапоги из камуса — шкуры, снятой с ног оленя.
