Она остановилась и взглянула на руку, которую Мак протянул ей. Шагнув поближе к кровати, она медленно вложила в его ладонь свою руку.
– Спасибо, – сказал он.
– Не стоит благодарности.
Он закрыл глаза, дыхание стало более ровным, но он все продолжал держать ее руку в своей. Она еще какое-то время не отрывала руки, наслаждаясь его теплом, стараясь запомнить это ощущение. Затем положила руку Мака ему на грудь и осторожно высвободила свои пальцы. После этого Сара направилась к двери.
– Не давайте взяток полицейским на дороге, – услышала она бормотание Мака, уже закрывая дверь.
Сара шла через гостиную, стараясь не замечать тарелку с остатками бутербродов, которая все еще красовалась на журнальном столике. Это не ее дом, не ее тарелки, не ее жизнь, строго напомнила она себе. Ее путь лежал в Гранд-Тевтоне.
Не ее мужчина, не ее ковбой, не ее проблема. Сара уже почти бежала, приближаясь к своему фургону, но резко остановилась, «увидев, что Якоб ждет ее. Он стоял, облокотившись о крыло грузовика, с показным безразличием сунув руки в задние карманы джинсов.
– Как себя чувствует теленок? – спросила Сара.
– Ветеринар придет завтра утром взглянуть на него, но думаю, что с ним все будет в порядке. – Якоб похлопал по фургону: – Должно быть, это здорово – путешествовать повсюду и видеть разные места, как вы.
Она улыбнулась.
– Иногда встречаются интересные люди.
– Наверное, вы не любите подолгу оставаться на одном месте? – Якоб пнул ногой колесо, стараясь не встречаться с Сарой взглядом. – Я хочу сказать, что вам не хотелось бы остаться у нас еще на одну ночь? Вам, видно, нравится все время ехать куда-то?
– Иногда я задерживаюсь на одном месте по нескольку дней, – ответила она осторожно. – Однажды я даже провела целый месяц в маленьком городишке около Таксона.
– Ну, тогда, значит, это было действительно шикарное место. Конечно, вам неинтересно пожить немного в таком месте, как наше?
Сара посмотрела вокруг. Вообще-то она не возражала бы провести здесь еще несколько дней, но о чем именно спрашивал Якоб?
– Я всегда любила эту часть страны. Ой, я забыла сказать тебе, – добавила она небрежно, поскольку ей хотелось казаться такой, – медсестра в больнице посоветовала пригласить Либби, когда та вернется. Надо полагать, Либби принадлежит к кругу ваших друзей?
Якоб кивнул.
– Ее родители – владельцы соседнего ранчо. Либби с дочерью приехали домой в прошлом месяце, чтобы позаботиться о них, потому что они уже совсем старые. Я имею в виду родителей, а не Либби. Но беда в том, что Либби вернется не раньше понедельника. – Якоб произносил слова уже почти со слезами в голосе. Несчастное выражение его лица уже не оставляло сомнений: он хочет, чтобы Сара осталась. – Я прекрасно справляюсь с работой по дому и могу приготовить вкусный ужин, – продолжал он. – Два вечера подряд мы можем готовить буррито, да и Майкл будет делать все, что я ему скажу, но...
– Ага, остается еще стирка и мытье посуды, – догадалась Сара.
– И траву на газоне надо косить. Я думаю, что туда лучше пустить попастись козу.
Сара вздохнула. Эта чертова корка хлеба на столике все время не выходила у нее из головы. Сможет ли она уехать прямо сейчас?
Мак вспомнил, как когда-то давно он страдал от похмелья: язык прилипал к небу, глаза словно песком засыпало, затылок ломило от боли. Утешала только мысль, что хоть здорово повеселился. Он медленно открыл глаза, покосился на часы сквозь солнечный свет, заливавший комнату с нежностью отбойного молотка.
Половина двенадцатого. Он зарылся головой в подушку, надеясь, что свет станет не таким ярким, но тяжесть, давящая на ногу, заставила его резко повернуться. Он с трудом открыл глаза и сразу же выпрямился, как от удара, потому что боль пронзила его тело от кончиков пальцев до грудной клетки. По мере нарастания боли к Маку возвращалась память. Он неподвижно лежал, как в коконе, в провисающем матрасе и ждал, когда боль утихнет. Сегодня она его терзала меньше, чем вчера. Вчера! Он снова свирепо посмотрел на часы, никак не желая признавать тот факт, что проспал почти двадцать четыре часа. Проклятье! Он с трудом сел в постели, упрямо игнорируя боль. Мальчишки, наверное, с ума уже посходили, дом, наверное, превратился в хлев, вся эта домашняя работа... И почему его никто не разбудил!
Мак поставил здоровую ногу на пол, обеими руками медленно опустил загипсованную ногу и подтянул ее к здоровой. Он почувствовал покалывание по всей коже. Мак дотянулся до ботинка, стоящего рядом с кроватью, хотя и не помнил, что ставил его туда, и подтащил к себе. Опираясь на костыли, он медленно поднялся, неловкими движениями заправил рубашку в джинсы и подождал, пока пройдет головокружение. Вокруг него все плыло, перед глазами мелькали черные точки, но Мак попытался отделаться от этого ощущения.
Он знал, что его мальчишки довольно самостоятельные – а другими они просто и не могли быть, так как с детства занимались хозяйством на оторванном от всего мира ранчо, – но сейчас они сильно обеспокоены. Он должен был быть на ногах еще вчера днем, заниматься делами, а не лежать в постели в наркотической коме. А все эти чертовы таблетки! Он взял со стола маленький пузырек, где еще оставалось много таблеток. Мак вспомнил, как Сара протягивала ему одну таблетку, а глаза ее излучали тепло и заботу. Он помнил ощущение, оставшееся от прикосновения ее нежной маленькой руки, помнил, как она успокаивала его, когда он все больше погружался в сгущающийся туман боли, пока таблетка не начала действовать. Она сейчас, должно быть, уже в Йеллоустоне, одна, в своем уютном, но пустом фургончике. И он потерял ее. Он позволил себе роскошь отпустить Сару, зная, что мгновение – это все, что у них было. Только короткий миг во времени.
Он швырнул пузырек в мусорное ведро, стоящее у стола, и, крепко ухватившись за костыли, направился
