50
Никогда еще весна не приносила Гальперину разочарований. Каждый год, стряхнув с себя усталую пелену зимы, он спешил к новым свершениям, не чувствуя ни авитаминоза, ни грусти, ни опустошения. Напротив, он ощущал себя переполненным энергией, которой с удовольствием делился с друзьями, коллегами и пациентами. Но весна две тысячи девятого радости Владу не доставляет. Он вял, задумчив и удручен. Он злится на всех вокруг и, в первую очередь, на самого себя. Прошло почти полгода с того момента, как он решил действовать, чтобы обнаружить наконец истинные причины, что побудили его родных заставить его искать Алину, а он не предпринял практически ничего. И самое главное, так и не решил, что именно должен делать, с чего начинать поиски и в каком направлении двигаться. От эйфории, что он почувствовал, прочитав постскриптум последнего письма своей тети, не осталось и следа. Если бы он хотя бы предполагал, что именно он собирается найти, то, возможно, придумал бы себе какой-нибудь сногсшибательный план. Но Гальперин сам себе напоминает героя сказки, перед которым стоит непосильная задача: «пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что».
Разочарование наступило не сразу. Сначала Влад был чрезвычайно воодушевлен и исполнен решимости во что бы то ни стало довести начатое до конца. Больше всего радости доставила ему мысль, что он — «безмозглый кретин, который пытается понять переписку двоих людей, прочитав послания лишь одного из собеседников». Два вечера Гальперин потратил на поиски писем матери, перевернул всю квартиру: нашел свидетельство о разводе, которое давно считал потерянным и которое Катерина восстанавливала несколько лет назад, проклиная на чем свет стоит бывшего мужа за рассеянность; с удивлением обнаружил, что когда-то окончил курс по «Практической психодиагностике личности» и прослушал семинар «Искусство речи: риторика и мастерство», о чем свидетельствовали сертификаты, выуженные из видавшей виды папки. Много всего давно забытого и безвозвратно потерянного отыскал Влад на полках и в ящиках, но нигде не обнаружил хотя бы намека на существование писем матери. То ли тетка их не хранила, то ли по каким-то причинам уничтожила, то ли они потерялись при переезде. Первая возможная ниточка, которая могла бы помочь Гальперину обрести спокойствие, оборвалась, даже не натянувшись.
Несколько раз Гальперин порывался отказаться от проявлений терпения и такта: поехать к матери снова и твердо потребовать объяснений. Но сначала визит пришлось отложить из-за срочных консультаций для высокопоставленного лица, которое не могло позволить себе изливать душу кому-либо, не обладающему научной степенью и одновременно должностью директора психологического центра. Затем Влад на несколько недель свалился с тяжелейшим гриппом — видно, плотное общение с высокопоставленным лицом и глубокое погружение в его проблемы окончательно доконало врача. А потом пришло известие о болезни матери. Гальперин хотел немедленно вылететь, но настоятельница отговорила. Сказала, что «кризис миновал и беспокоиться не о чем». Влад поверил и решил, что его внезапный приезд может только навредить. Если вдруг Гальперин не совладает с собой и снова начнет расспрашивать и бередить больной душу, то последствия в ее состоянии могут оказаться непоправимыми. Влад остался дома, чтобы наверняка не потревожить мать. И чем больше времени проходило, тем больше ему казалось, что и ехать в монастырь ни к чему, и спрашивать монахиню не о чем.
Пытался Влад как-то наладить отношения и с Алиной. Успеха, правда, в этом особого не достиг. Похвастаться было нечем, но и поводы сильно огорчаться тоже отсутствовали. За прошедшие месяцы они несколько раз разговаривали по телефону, хотя содержательным это общение назвать было сложно:
— Здравствуйте, Влад, это Алина.
— Э-э-э…
— Щеглова.
— Да-да, я вас узнал.
— Не сочтите за нахальство, хотела попросить вас об услуге по старой памяти.
— Конечно. Пожалуйста.
— Сыну одной моей знакомой, к сожалению, срочно требуется нарколог. Я подумала, что вы, как психотерапевт, можете кого-то порекомендовать.
— Да, конечно. Есть хороший специалист. Сейчас, я найду телефон. Записывайте…
— Алина, это Гальперин.
— Добрый день, Влад.
— Я хотел узнать, как чувствует себя молодой человек?
— Молодой человек?
— Ну, сын вашей знакомой.
— Какой знакомой? — «Что за чушь! Нет у меня никаких знакомых с больными сыновьями! Ой! — Алина пугается, что ее испуг даже по проводу просочится к Гальперину. — Я же сама придумала этот дурацкий повод позвонить!» — Ах, этот мальчик. Да-да, спасибо. Ему гораздо лучше. Ваш специалист ему очень помог.
— Я очень рад. — «В последнее время моего „специалиста“ никто не беспокоил по рекомендации Влада Гальперина».
— Так?..
— Так ему лучше?
— Да-да, определенно.
— Что ж, обращайтесь. Всегда рад помочь. — «Ну и врушка!»
— Непременно. — «Кретин!»
— Влад? Алина.
— Щеглова?
— Хотела еще раз поблагодарить вас за помощь.
— Не стоит.
— Знаете, в субботу у меня открывается выставка в галерее «Photographer.ru» на Винзаводе. Будет презентация, небольшой фуршет. Придете? В семь вечера.
— Спасибо. С удовольствием.
— Да, вы можете прийти с… В смысле, приглашение рассчитано на два лица. — «О чем это я?»
«О чем это она?»
— Я учту.
Он пришел. Один. Не совсем. С красивым букетом. Вручил. Поздравил. Поболтали о всяких пустяках. Обсудили новые работы, погоду и пробки. Как чужие. Затем ее кто-то позвал. Она извинилась, отошла, сказав, что «ненадолго», но больше не подходила. Путешествовала с бокалом красного от одной кучки почитателей таланта к другой, иногда находила Гальперина взглядом, улыбалась, махала рукой. Потом не нашла. Обиделась. Сразу простила и решила, что позвонит ему на следующий день. Не позвонила.
Он ушел. Обиделся. Но сразу простил. Алина была чужой, незнакомой, загадочной. К чему обижаться на незнакомцев? Но, с другой стороны, она почему-то казалась близкой, родной, доступной, а на родных людей невозможно гневаться долго. Решил, что позвонит ей на следующий день. Не позвонил. Заболел. Поправился. Впал в апатию. Потом познакомился с очередной женщиной и снова отложил выстраивание взаимотношений с Алиной. Почему-то не отпускала мысль, что дамы сердца — какая-то переменная категория в его жизни, а Алина — постоянная, поэтому и откладывал, поэтому и не боялся упустить время. А может быть, потому, что так и не мог ответить себе на вопрос, что именно хочет он построить с этой женщиной, которая заполняла его жизнь, практически в ней не присутствуя.
В общем, к середине весны Влад был подавлен и угнетен тем, что количество вопросов в его жизни в разы превосходит количество ответов. Оптимизма ему не внушало даже то, что во время разбушевавшегося кризиса его финансовые дела нисколько не пошатнулись, а как раз наоборот. Теряющие миллионы миллиардеры не отказывали себе в консультациях специалиста, способного помочь им легче пережить утрату. Гальперин помогал другим. Себе не получалось.
