— А вы видели, что именно было сделано в квартире?
— Да нет. У меня ведь своих дел хватает.
Затем я поехал на Линкольн-авеню. Мебель в квартире Креймера выглядела чересчур громоздкой. Должно быть, они с женой занимали прежде более просторную квартиру.
Тельма Креймер была темноволосой, весьма нервной особой.
— Слушаю вас, мистер Риган?
Я решил сообщить ей об изменении в завещании ее мужа, хотя, быть может, она уже знала об этом.
— Миссис Креймер, вам известно, что вы потеряли право на получение страхового полиса мужа?
Она побледнела:
— Но это… это невозможно. Когда Боб оформил страховку, мое имя фигурировало…
— Мне очень жаль, миссис Креймер, но ваш супруг изменил свое первоначальное решение. Шесть месяцев назад.
Ее глаза сузились.
— Кто же получит страховку?
— Некая мисс Хелен Мортланд.
— Почему ваша компания не сообщила мне об этом раньше?
— Это не входит в нашу компетенцию, миссис Креймер. Человек, оформивший страховку, может в любое время изменить имя лица, которое должно ее получить, и сам решает, сообщать ли об этом заинтересованным сторонам.
Миссис Креймер мяла в руках носовой платок.
— Это ей так просто с рук не дойдет. Я обращусь в суд.
— Это ваше право, миссис Креймер. Вы знакомы с мисс Мортланд?
Она рассмеялась недобрым смехом:
— Я-то ее видела, а вот видела ли по-настоящему она меня, этого я не знаю. Я была для них лишь препятствием, досадным препятствием.
Помолчав немного, она продолжала:
— В жизни Боба были и другие женщины. Такой уж это был человек. Но они не играли в его жизни сколько-нибудь важной роли. С Хелен было иначе. Я это сразу почувствовала. Когда я узнала, кем увлекся мой муж, я пошла к ней и попросила оставить Боба в покое. Уж не знаю, чего я ждала, быть может сцены. Но она лишь взглянула на меня… эти серые глаза с любопытством разглядывали меня несколько мгновений, а потом она сказала, что Боб ей совершенно не нужен и я могу оставить его себе. — Тельма залилась краской, вспомнив эту унизительную сцену. — Боб был без ума от нее, ей он был совершенно не нужен. После того как она мне сказала, что я могу оставить мужа себе, она отвернулась и вновь подошла к картине, которую писала. Она совсем позабыла обо мне, и мне ничего не оставалось, как выйти из комнаты.
— Но ваш муж продолжал встречаться с ней?
— Да, здесь я ничего не могла поделать. — На ее лице застыло какое-то недоуменное выражение. — Но я не думаю, что между ними… что-то было. Он даже разговаривал со мной о ней. Рассказывал, что приходил к ней в студию и просто смотрел на нее. И никогда не знал, замечает ли она его. — Тельма покачала головой. — Лицо у нее не выражает ровно никаких чувств, честное слово. Мне кажется, она не испытывает ни счастья, ни грусти, как другие люди.
— Мисс Мортланд художница?
— Наверное. Она пишет картины, но, думаю, никогда не продает их и не выставляет на вернисажах. Я даже думаю, что живопись вообще ее не интересует. Для нее это просто времяпрепровождение… пока она… ожидает.
— Ожидает?
Тельма широко раскрыла глаза:
— Не знаю, почему я употребила это слово, но оно, мне кажется, точно отражает то состояние, в котором эта мисс находится. Я уверена, что она чего-то ждет.
— Вы знали, что у вашего мужа больное сердце?
— Нет, он никогда мне об этом не говорил.
— Как вы полагаете, сам он об этом знал?
— Не могу вам сказать. Последние полгода… после встречи с нею, он… чувствовал себя плохо. Это было видно. Быть может, болезнь сердца и сыграла здесь свою роль, но не только она одна. Боб много пил, хотя ему и не следовало этого делать. Он плохо спал, у него не было аппетита.
— Каким образом он познакомился с мисс Мортланд?
— Их познакомил Питер Нортон. — Тельма сжала пальцы. — Я думаю, он сделал это только для того, чтобы посмотреть, какова будет реакция Боба. Своего рода шутка.
— Кто лечил вашего мужа?
— Доктор Фаррел. Его кабинет располагается в Брамнер Билдинг.
Я встал:
— Благодарю вас за содействие, миссис Креймер.
Я подъехал к Брамнер Билдинг и на лифте поднялся на этаж, где располагался кабинет доктора Фаррела. Секретарша доктора провела меня в кабинет, и я предъявил свои документы.
— Доктор Фаррел, — сказал я, — один из ваших пациентов, Роберт Креймер, застрахованный нашей компанией, скончался три дня тому назад.
Доктор Фаррел, мужчина с сильной проседью, лет пятидесяти с лишним, кивнул:
— Да, я читал об этом. — Он попросил свою секретаршу принести ему из картотеки историю болезни Креймера и стал просматривать ее. — Креймер был моим пациентом более десяти лет. Около двух с половиной лет тому назад я заметил у него симптомы болезни сердца. Я сообщил ему об этом, стараясь не особенно пугать. Предложил ему придерживаться разумного режима, дал необходимые рекомендации и предписания. — Доктор поднял на меня глаза. — Когда я вновь осматривал его полгода назад, состояние значительно ухудшилось. Да и вообще здоровье у него было сильно расшатано. В тот раз я еще более настоятельно рекомендовал ему поберечь себя. Очевидно, он не прислушался к моим советам.
— Его жена сообщила мне, что он ничего не говорил ей о болезни сердца.
— Должно быть, не хотел расстраивать.
— Да, должно быть.
А потом я отправился по адресу Брейнард-стрит, 231. Это было четырехэтажное здание, расположенное в старой части города, где пока еще царствовала относительная тишина. Я сидел в машине и курил. Докурив сигарету, я вошел в здание и поднялся на последний этаж, где была расположена студия.
Да, у Хелен Мортланд в самом деле были серые глаза, и они бесстрастно рассматривали меня, пока я объяснял, с какой щелью к ней явился.
— Вы знали, что у Креймера больное сердце?
Ее губы уже сложились, чтобы произнести «нет», но затем она слегка нахмурилась, взглянула на меня и сказала:
— Да, он говорил мне об этом.
Потом она отвернулась и направилась к своему мольберту.
— Вы знаете, что страховой полис оформлен на ваше имя?
Хелен остановилась перед мольбертом:
— Да.
Меня это совершенно не касалось, но все же я спросил:
— Почему он это сделал?
Она взяла кисть и провела ею по холсту.
— Он говорил, что любит меня. Денег у него не было, но он хотел оставить мне что-нибудь после своей смерти.
—Он отдал вам свою жизнь. Этого вам мало?
Она продолжала работать.
