обязывала, но для него она была подобно сладкой боли, которую он никогда прежде не испытывал. Эта боль оказалась сродни желанию дать больше, чем его просили, и взять больше, чем ему предлагали. Желание давать обещания и принимать их.
Он не мог этого сделать, но мог подарить ей одну незабываемую ночь, когда ее семья окажется в полной безопасности. И эту ночь она запомнит навсегда.
И ради этой ночи, ради огромного счастья и радости обладания ею, он непременно должен остаться в живых.
Шпионы Кендесы следовали за ним до вестибюля отеля. Но Трейс не беспокоился, понимая, что Кендеса просто соблюдает меры предосторожности. И он прекрасно знал, что о его сегодняшней встрече с Брейнтцем тоже будет доложено Кендесе. Но у Брейнтца на редкость хорошее прикрытие. Трейс стремительно направился в свой номер, предвкушая избавление от удушающего костюма и галстука.
Открыв дверь, он сначала застыл от удивления, а затем пришел в ярость.
Джиллиан взглянула на него мокрыми от слез глазами и радостно улыбнулась:
— Трейс, я так рада, что ты вернулся! Это замечательные песни. Я два раза перечитала их и так и не решила, какая мне понравилась больше всего. Ты должен сыграть их для меня, чтобы я смогла…
— Какого черта ты роешься в моих вещах?
Его тон застал Джиллиан врасплох, и, умолкнув, она смотрела на него, держа открытый блокнот на коленях. Когда он подошел к ней и резко схватил блокнот, Джиллиан в полной мере ощутила силу его гнева. Но она не съежилась и не попыталась скрыться в своей комнате. Просто сидела тихо.
— Не думал я, что ты возомнишь, будто имеешь право копаться в моих личных вещах только потому, что я на тебя работаю и мы вместе спим. Я не разрешал тебе вторгаться в мое личное пространство.
Джиллиан сильно побледнела от волнения.
— Прости, — сумела она произнести подчеркнуто спокойным тоном. — Тебя так долго не было, и мне просто надо было себя чем-нибудь занять, поэтому я решила сложить твои вещи. Я уже заканчивала и вдруг случайно наткнулась на флейту и записную книжку.
— И тебе даже в голову не пришло, что в этом блокноте может оказаться что-нибудь личное? — Он стоял, держа блокнот в руке, чувствуя ужасную неловкость. Эти строки пришли из самой глубины души, и он не собирался ни с кем делиться самым сокровенным.
— Прошу прощения. — На этот раз ее голос прозвучал сухо и натянуто. Она не стала рассказывать ему, как случайно уронила блокнот и увидела стихи, поскольку его интересовал только конечный результат. — Конечно, ты прав. Я не имела права копаться в твоих вещах.
Трейс рассчитывал на спор. Хороший словесный поединок помог бы ему побороть неловкость и справиться со смущением. А ее тихое и спокойное извинение лишь еще больше смутило его, и Трейс почувствовал себя полным болваном. Открыв комод, он швырнул туда блокнот, а затем с силой задвинул ящик.
— В следующий раз, когда станет скучно, лучше почитай книгу.
Чувствуя, как все внутри закипает от гнева, Джиллиан резко встала. Она испытала такое невинное, чистое удовольствие, читая написанные им романтические строки. А теперь ее наказывали за то, что она выведала его самую сокровенную тайну. Но ведь это его тайна, напомнила она себе, прежде чем успела обрушить на него свой гнев. Это его душа, а она вторглась куда не следовало.
— Я еще раз повторяю, что мне очень жаль, я не права и обещаю, что подобное больше не повторится.
Нет, она не собиралась с ним спорить, понял Трейс, аккуратно заворачивая флейту в войлок. В ее глазах застыли обида и боль, обида на его незаслуженную жесткость из-за ее невинного поступка.
— Забудь об этом. — Он положил флейту в ящик рядом с блокнотом и закрыл его. — Встреча с Брейнтцем прошла по плану. Оружие уже здесь. Думаю, Кендеса свяжется со мной уже завтра или на худой конец послезавтра.
— Понятно. — Она огляделась, желая хоть как-то отвлечься, не зная, чем занять руки. Наконец она просто сжала их. — Тогда все скоро должно закончиться.
— Очень скоро. — По какой-то непонятной причине ему хотелось извиниться, обнять ее и сказать, что он сожалеет о своем идиотском поведении. Трейс засунул руки в карманы. — Мы можем сходить на ланч. Здесь нечего смотреть, но ты могла бы хоть немного прогуляться.
— На самом деле я хотела прилечь, особенно теперь, когда ты вернулся и все в порядке. Я устала и совсем не голодна. — И хотя она думала, что этого больше не повторится, Джиллиан вдруг снова захотела остаться одна.
— Хорошо. Я тебе что-нибудь принесу.
— Может быть, немного фруктов. — Они оба держались на расстоянии, потому что ни у того ни у другого не хватало смелости сделать первый шаг навстречу. — Во время путешествий у меня почти не бывает аппетита.
Трейс вспомнил самую первую ночь, когда она заснула, не поужинав, вспомнил, какой бледной и измученной она казалась, когда он отнес ее на кровать. Сейчас она тоже была бледна. Ему ужасно хотелось, чтобы румянец снова заиграл на ее щеках.
— Я недолго.
— Не торопись.
Джиллиан дождалась, когда за ним закроется дверь, и прилегла на кровать. Когда ей бывало тяжело, она всегда сворачивалась калачиком, и это немного помогало. Это помогало скрутить боль в плотный клубок и загнать ее глубоко в себя, чтобы суметь с ней справиться. Она не заплакала. Джиллиан закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать. Она не позволит эмоциям разбушеваться, как происходило во времена ее юности и неприятно удивляло ее отца.
Она убиралась в его кабинете, стирала пыль с мебели и стекла. Он тогда тоже злился. Джиллиан вздохнула и попыталась отогнать воспоминание. Отца злило, что она вторгается в его личное пространство, прикасается к его вещам. Она могла случайно что-нибудь разбить или поставить не на свое место. И его не волновало, что она ни разу не ошиблась.
Син Брэди Фитцпатрик был непростым человеком, и любовь к нему стала одним долгим упражнением в разочарованиях и обидах. Джиллиан снова вздохнула. Очевидно, она неспособная ученица.
Трейс ничего не съел. Не допил он и свой виски. Ему не доводилось встречать женщину, которая способна выставить мужчину полным идиотом, хотя сама виновата в том, что произошло. Эти песни не предназначались никому, кроме него самого. Трейс не стыдился их, он просто наслаждался ими наедине с собой, ему просто доставляло удовольствие их сочинять. Это были его глубинные мысли, чувства, мечты, в которых он признавался крайне редко. Ему не хотелось, чтобы Джиллиан узнала о том, что творится в его душе, о чем он порой тоскует долгими одинокими ночами. Эти песни могли стереть различия между ними, хотел он того или нет.
Ему не следовало на нее набрасываться. Только глупый или бессердечный человек способен обидеть беззащитного. Он ощутил противный привкус во рту, понимая, что поступил отвратительно. Ему хотелось обвинить и ее, но теперь, когда гнев прошел, Трейс сумел взглянуть на вещи в ином свете.
Он положил розу на маленькую корзинку с фруктами и распахнул дверь.
Джиллиан спала. Трейс надеялся, что к его приходу она проснется, чтобы жест примирения был быстрым и безболезненным. Он рос среди женщин и усвоил на всю жизнь, что они легко прощают, порой даже незаметно для себя, словно глупое мужское поведение предусмотрено самой природой. Пилюля была горькой, но, по крайней мере, совсем небольшой.
Трейс поставил корзину на комод и направился к Джиллиан. Она сжалась в комочек, словно пытаясь защититься от очередного удара. Это был еще один камень в его огород. Тихо ругнувшись, он накрыл ее покрывалом. Она не задвинула шторы. Трейс подошел к окну, чтобы задвинуть их, как вдруг Джиллиан что- то пробормотала во сне:
— Кейтлин.
Хотя она еле слышно произнесла имя девочки, Трейс все же уловил страх в ее слабом голосе. Не зная, что делать, он присел на край кровати и принялся гладить ее волосы.
— Все будет в порядке, Джиллиан. Осталось несколько дней.
