— Откуда такое недоверие к собственной матери? Вам должно быть стыдно.
Собрав силы, Софья заставила себя выдержать его презрительно-насмешливый взгляд.
— Дело не в доверии или недоверии, а в том, что моя мать не способна жить по средствам.
Завуалированное предупреждение не произвело на него ни малейшего впечатления.
— Не волнуйтесь. Все говорят о том, что графиня распродает драгоценности, серебро и даже намерена расстаться со своей замечательной коллекцией гобеленов. Женщина столь предприимчивая обязательно изыщет средства для вызволения дорогой дочурки из лап зла. А если нет… — Сэр Чарльз пожал плечами и одним глотком осушил рюмку водки. — Что ж, есть еще ваш отец. Уж у него-то нужная мне сумма найдется наверняка.
Софья гордо выпрямилась. При одной лишь мысли о том, что этот негодяй получит какие-то деньги, ее охватил гнев. Если он и заслужил что-то, то лишь веревку на шею.
— Если мой отец узнает о вашем предательстве, в России вам от правосудия не спрятаться.
— Что ж, невелика потеря. Мне, кстати, изрядно надоела ваша мрачная страна. С теми деньгами, что у меня будут, я смогу путешествовать по всему свету.
— Я знаю, куда с удовольствием бы вас отправила, — пробормотала Софья.
Он стрельнул в нее злобным взглядом:
— Какой характер. Жаль, я не из тех, кто восхищается смелыми женщинами.
— А вы вообще восхищаетесь женщинами?
— Туше. — Англичанин снова наполнил рюмку и поднял ее в издевательском тосте. — Вы правы. Я не питаю к ним теплых чувств. Большинство женщин — отвратительные создания, лживые, двуличные, готовые продать душу… — Он помолчал немного, и Софья заметила, как подрагивают его тонкие губы. — И даже собственных детей — за пару побрякушек.
Софья поежилась. Что такое случилось с этим человеком в детстве, из-за чего он превратился в чудовище? Впрочем, этого, пожалуй, лучше не знать. Она уже не была наивным ребенком и понимала, что далеко не все матери нежны и добры с детьми.
— Есть, несомненно, эгоистичные и злобные женщины, как есть себялюбивые и жестокие джентльмены. — Софья отодвинула тарелку. — Но большинство людей добры и благородны.
Сэр Чарльз поморщился.
— Вы же сами не верите во всю эту чушь, — недовольно проворчал он.
И тут Софья заметила под блюдом с уткой разделочный нож. Боже, вот бы унести его с собой…
Она торопливо отвела глаза и наткнулась на насмешливый взгляд сэра Чарльза.
— Почему не верю?
— Разве ваша собственная мать не продала свое прекрасное юное тело, чтобы поймать в сети самую ценную добычу? Разве думала она о том, как эта грязная связь отразится на ее незаконнорожденном ребенке?
Софья не дрогнула, хотя его слова хлестали наотмашь, как пощечины. Слова, в которых, увы, звучала жестокая правда.
— Я не…
— Конечно нет. Ваша мать соблазнила еще одного дурачка. Зачем? Чтобы сохранить свою драгоценную репутацию и пользоваться всеми привилегиями, которых ничем не заслужила. — Он выдержал паузу. — И вот вам еще один неоспоримый факт. Испугавшись, что ее безбедной жизни может наступить конец, она не находит ничего лучшего, как бросить на съедение волкам своего ребенка.
Нет, это невозможно!
Софья поднялась из-за стола и отошла к окну, такому закопченному, что из него почти ничего не было видно. Она говорила себе, что сделала это только для того, чтобы выманить его из-за стола и, улучив удобный момент, стащить нож, но в глубине души понимала, что не может отвести его ужасные обвинения.
Она уже давно смирилась с тем, что на первом месте у матери всегда будет Александр Павлович, но все равно время от времени мечтала, как в ее жизни появится кто-то, для кого она станет первой и единственной.
— Я не останусь здесь, чтобы слушать, как вы оскорбляете мою мать.
Как и надеялась Софья, сэр Чарльз встал из-за стола и подошел к ней, увлекаемый неодолимым желанием поиздеваться над жертвой.
— Задел за живое, да?
— Для чего вы привезли меня сюда? Только чтобы оскорблять?
Она тут же пожалела о собственной резкости, потому что издевательская усмешка вдруг исчезла, а в глубине черных глаз шевельнулось что-то зловещее.
— Я мог бы не только оскорблять вас, дорогуша. — Сэр Чарльз поднял руку, похлопал ее по щеке и вдруг больно сжал пальцами подбородок. — Вы даже не представляете, каких усилий мне стоит оставить вас… нетронутой. Вы не представляете, чего мне стоит удерживать моих людей от того, чтобы не навестить вас на чердаке. Вы должны бы благодарить меня.
Софья стиснула зубы, поклявшись не просить о пощаде. Проклятая гордость.
— Благодарить вас? Вы похитили меня и моих слуг, вы заперли нас на этом грязном чердаке…
Его пальцы с быстротой молнии слетели с подбородка на горло и сжали его с такой силой, что перед глазами поплыли черные круги.
Она инстинктивно вскинула руки и попыталась оттолкнуть обидчика.
— Вот так, милая. — Он наклонился к ее уху и зашептал: — Еще сильнее. Бейте меня. Кричите.
— Нет, — прохрипела Софья, задыхаясь.
— Кричите. — Он вглядывался в ее лицо, словно получал удовольствие, видя чужие страдания, словно питался чужой болью. — Ну же.
Уже теряя сознание, она услышала звук приближающихся шагов, но что они больше не одни, поняла только тогда, когда услышала рядом голос:
— Простите, господин.
Сэр Чарльз рыкнул, как зверь, у которого отбирают добычу, и оттолкнул жертву.
— Как ты смеешь…
Софья, пошатываясь, отступила на пару шагов и попыталась отдышаться. Весь гнев безумца обрушился теперь на Иосифа, который, впрочем, даже не повел бровью.
Либо невероятно смел, подумала она, либо такой же сумасшедший, как и его хозяин.
— Я подумал, что вам надо знать. — Голос слуги прозвучал совершенно бесстрастно. — Михаил и Карл исчезли.
— Что? Чепуха! — рявкнул сэр Чарльз. — Наверное, охотятся. Или валяются пьяные в конюшне.
— Они должны были стоять на посту, но, когда я пришел проверить, не нашел ни их самих, ни лошадей, ни вещей.
Англичанин напрягся, вероятно заподозрив измену.
— Проклятье. Я поговорю с Владимиром. — Он повернулся и махнул рукой в сторону Софьи. — Отведи ее на чердак.
Иосиф послушно склонил голову:
— Да, господин.
Провожая сэра Чарльза взглядом, Софья испытывала огромное облегчение. Она нисколько не сомневалась, что избежала неминуемой смерти, но при этом понимала, что всего лишь получила отсрочку. Сэр Чарльз, похоже, не сомневался, что в скором времени получит выкуп, и уже не считал должным обуздывать свои извращенные желания.
Вот разберется, что там случилось, вернется и завершит начатое.
Равнодушный к ее горестям и бедам, Иосиф указал на дверь:
— Сюда.
Софья знала, что просить и умолять бесполезно. Да, человек со шрамом всегда был неизменно вежлив, но ясно давал понять, что при необходимости убьет ее без малейших колебаний. Проходя мимо стола, она вдруг остановилась и едва слышно — горло еще болело — проговорила:
— Я могу взять еды для моих слуг? Они еще не ели сегодня.
