— Поздно. — Борис положил руку ему на плечо. — Помогать уже некому.
Стефан не сразу понял, что это значит. Но незнакомец все лежал без движения в луже собственной крови, уставившись в потолок невидящими глазами.
— Это Бабевич? — спросил он охрипшим голосом.
— Да.
Стефан не стал спрашивать, откуда слуга знает, что мертвец действительно Бабевич. Исполнительный Борис наверняка уже обыскал комнату.
— Ты нашел…
Он не договорил, потому что взгляд его, соскользнув с пронзенной груди, наткнулся на высовывавшийся из рукава окровавленный обрубок. Вот дьявол. Кто-то — вероятно, мерзавец, убивший Бабевича, — еще и отрубил ему руку.
Стефан пошатнулся и отвел глаза. В животе что-то заворочалось, во рту появился тошнотворный привкус. Неудивительно, что Борис выглядел таким невеселым.
— Боже.
— Да уж. — Борис легонько встряхнул герцога. — Нам надо уйти, пока никто сюда не сунулся.
Уйти? Оставить человека, пусть и мертвого, лежать в собственной крови, как какой-нибудь мусор? В этом было что-то… неприличное.
С другой стороны, а что он мог сделать? Бабевич мертв, а их присутствие в доме убитого только приведет к не нужному никому скандалу. В конце концов, власти будут обязаны спросить, что делал в доме убитого английский герцог. И что он ответит? Объяснит, что Бабевич шантажировал княгиню Марию?
— Да, нужно уходить.
Стефан оторвал взгляд от ужасной сцены, повернулся и вслед за Борисом спустился по лестнице. Они поспешили к карете.
В соседнем доме веселились, там звучал смех. На другой стороне улицы лаяли бродячие собаки. Но Стефан не видел и не слышал ничего — перед глазами стояла жуткая картина: окровавленное тело на коврике и торчащий из рукава обрубок. И, только сев в карету, он смог наконец прийти в себя.
— Я еще никогда ничего подобного… — Стефан поежился. Во рту пересохло. — Сэр Чарльз… ничем не лучше зверя…
Кони шли ровной, неспешной рысью. Теперь они ехали к центру города, и карет становилось все больше.
— Полностью с вами согласен, — кивнул Борис. — Но только я не думаю, что Бабевича убил он.
— Вот как? — Стефан удивленно взглянул на слугу. Ему и в голову не приходило, что виновным в смерти шантажиста может быть кто-то другой.
— И кто же еще, по-твоему, мог быть заинтересован в его смерти? Только не называй княгиню Марию или Александра Павловича. Они бы никогда на такое не пошли.
— Нет. Думаю, с ним посчитался Типов.
— Типов?
— Дмитрий Типов. Царь Нищих. — Борис невесело усмехнулся. — Только имейте в виду, назовете его так при нем — лишитесь языка.
— Преступник? Разбойник?
— Не просто преступник. Этот человек намного опаснее. Он контролирует весь преступный мир Санкт-Петербурга. Александр Павлович — император дворян, но чернью правит Дмитрий Типов.
Стефан не особенно удивился. Даже в Лондоне каждый дворянин понимал, что за пределами Мейфэра безопасности ему никто не гарантирует.
— Почему ты подозреваешь этого… Царя Нищих?
Борис молчал, как будто уже жалел, что поделился своими предположениями. Стефан нахмурился. Может быть, слуга скрывает что-то?
Карета остановилась наконец перед небольшим парком. Борис повернулся к Стефану и, встретив его встревоженный взгляд, вздохнул.
— Почему подозреваю? Из-за отрубленной руки.
— Да, это ужасно. Пытаюсь забыть и не могу. И все-таки…
— Отрубленная рука — это знак. Типов дает понять, что за убийством стоит он.
— Боже. Он что же, хочет, чтобы люди знали, какой он дикарь?
— Разумеется. Такой человек не может управлять другими посредством законов благородства и милости. Единственное его оружие — страх, и он вынужден безжалостно им пользоваться.
Сухое, бесстрастное объяснение. Борис если не оправдывал, то и не возмущался жестокими привычками Царя Нищих. Немногие способны хладнокровно отрубать руки своим врагам.
— Откуда ты знаешь о нем? Борис пожал плечами:
— Я не всегда состоял на службе у вашего брата.
— Что? — Стефан в изумлении уставился на слугу. — Ты был?..
— Да, вором. Успел украсть несколько кошельков, но наверняка пошел бы дальше по кривой дорожке, если бы некий молодой господин не поймал меня за попыткой стащить трость у одного почтенного дворянина.
— Типов?
— Он самый.
— И что же он сделал?
— Притащил меня на площадь, где принародно казнили преступников, и сказал, что если я попадусь еще раз, то буду следующим, кого здесь повесят. — Борис криво усмехнулся. — А потом отвел домой, к матери, которая избила меня до полусмерти.
Теперь Стефан понял, почему слуга не нашел слов осуждения для Царя Нищих, который проявил когда-то сострадание к мальчишке, не позволив ему влиться в воровскую армию.
Конечно, немало нашлось бы и таких, кто посчитал бы, что его работа на лорда Саммервиля ничем не лучше воровского или иного преступного промысла. Одному лишь Богу известно, сколько законов пришлось нарушить Борису если не по прямому указанию, то с молчаливого согласия Эдмонда.
— Сколько же лет тебе было тогда?
— Десять.
— А Типову?
— Немногим больше. Он только бриться начал. Стефан удивленно вскинул брови:
— И он уже тогда отрубал руки?
— Парнишка был ловок не по годам. Да и честолюбив.
— Ловок? Ты так это называешь, — проворчал Стефан. — А я думал, опаснее русских политиков никого и быть не может.
— Умный человек избегает тех, кто жаждет власти, будь то богач или бедняк.
Появление на дорожке изрядно выпившей компании напомнило Стефану, что час уже поздний.
— Хорошо, я готов согласиться, что Бабевича убил Типов, но как они могли быть связаны?
— Скорее всего, Бабевич задолжал ему денег. Или, может, как-то его оскорбил.
Стефан уставился в темноту. Удача упорно отворачивалась от него. Каждый раз, когда казалось, что цель уже близка, сэр Чарльз ухитрялся выскользнуть из рук.
— Какая досада. И ты не нашел в доме ничего, что указывало бы, где скрывается сэр Чарльз?
— Ничего.
— Значит, опять тупик. — Он горько усмехнулся.
Борис тронул поводья.
— Сэр Чарльз не из тех, кто может долго держаться в тени. Если он в Санкт-Петербурге, то рано или поздно объявится.
— А до тех пор Софье угрожает опасность.
Оставив герцога на террасе, Софья не собиралась задерживаться. Больше всего ей хотелось вернуться домой. Подобного рода увеселения не вызывали у нее восторга даже в лучшие времена. Сейчас же необходимость притворяться, развлекать кого-то, танцевать была чем-то сродни пытке.
