и на ближнем к нам участке ворвались в окопы.
Впервые я увидел, как воюют фашисты: они добивали раненых бойцов Республики, поднимали их на штыки, истошно славили «дуче» и вопили о своей победе.
Впрочем, вопили рано: из засады на поле боя выдвинулась группа наших танков, и несколько машин противника запылали дымным огнем. Сломав цепи, пехота противника стала откатываться, отползать, а танковый взвод лейтенанта Эрнеста Фёрреро усердно «утюжил» фашистов и расстреливал их в упор.
Когда «Черные перья» начинали атаку, командиры их подразделений лихо шли впереди цепей с обнаженными клинками. Миновали какие-то минуты, и эти бравые вояки пустились наутек. Немногим из них удалось уйти: частью они были перебиты, частью взяты в плен.
В последующих боях, когда мне самому довелось косить фашистов из станкового пулемета, я меньше всего обращал внимание на их крикливые угрозы — после меткой очереди они моментально трезвели и теряли апломб.
Во время пребывания в Испании мне приходилось встречаться с командиром 12-й интернациональной бригады — легендарным генералом Лукачем. Венгерский писатель-коммунист Матэ Залка, носивший это имя, остался в моей памяти человеком наивысшей доблести и отваги. Такую же беззаветную храбрость проявляли прославленные командиры Листер и Модесто, которых я не раз видел в бою.
На переднем крае, на самых опасных участках фронта воины с ликованием встречали пламенную Долорес Ибаррури, и минуты, когда я беседовал с нею, остались мне памятны на всю жизнь: женщина большого обаяния и неукротимой воли, она была высоким примером для других.
Запомнились мне и встречи с Михаилом Кольцовым, и с американским писателем, то веселым, то задумчивым Эрнестом Хемингуэем, — у нас была одна цель — победа над вероломной фашистской кликой.
Разгром итальянского экспедиционного корпуса на гвадалахарском направлении, позорное бегство с поля боя сотен и тысяч фашистских вояк, пленение множества отъявленных головорезов «дуче» и Франко, торжество трудового народа Испании в дни той значительной победы, — все это ныне стало лишь страницей истории, но страницей поучительной и вдохновенной.
Для меня она была особенно поучительной. Теперь я располагал опытом современной войны. Возвратясь на Родину, я снова засел за учебу. Нужно было совершенствовать свои знания, чтобы стать на две головы выше офицера любой империалистической армии.
Удостоенный высокого звания Героя Советского Союза, я не успокоился на достигнутом — решил продолжать учебу и был несказанно рад, когда меня зачислили в Военную академию имени М. В. Фрунзе.
В мае 1941 года, после окончания Военной академии и годичных курсов при штурманской Академии имени Н. Е. Жуковского, я был назначен командиром 5-й воздушно-десантной бригады, входившей в состав 3-го воздушно-десантного корпуса Одесского военного округа.
Казалось бы, еще не так давно, будучи рядовым солдатом, я мечтал о службе в воздушно-десантных войсках. На всю жизнь памятными остались мне первые прыжки с парашютом, ощущение полета и высоты, гордая радость, испытанная под шелковым куполом в поднебесье.
А теперь, оказывается, я перевыполнил свою мечту: стал одним из командиров наших молодых воздушно-десантных войск, служба в которых считалась среди военных ответственной и почетной.
В те дни я был совершенно счастлив. Во-первых, мне предстояло служить с отлично подготовленными бойцами — цветом нашей советской молодежи. Во-вторых, я впервые получил возможность проявить себя на самостоятельной работе, проверить и уточнить тот боевой опыт, которым располагал.
Перед отъездом к месту службы в Главном управлении кадров Красной Армии полковник П. Е. Свиридов сообщил мне, что самую опытную и боеспособную войсковую часть, по его мнению, представляла 212-я воздушно-десантная бригада: ее бойцы и командиры имели на счету по 100 и даже по 200 прыжков с парашютом, а командир, полковник И. И. Затевахин, совершил не менее 300 прыжков.
Неплохо отозвался полковник Свиридов и о 6-й бригаде. Правда, ее солдаты в парашютном спорте не были достаточно натренированы, однако командир, участник хасанских событий и финляндско-советского конфликта, полковник Виктор Желудев пользовался репутацией человека смелого и энергичного.
После беседы с полковником Свиридовым у меня осталось впечатление, что первостепенное значение он придавал главным образом специальной подготовке парашютиста: чем больше количество прыжков, тем лучше, надежнее солдат. Однако тем, как должен действовать парашютист после приземления, например в тылу врага, по-видимому, мало кто занимался. Я решил по прибытии уделить особое внимание задачам ведения боя воздушно-десантными войсками-после приземления.
Итак, в дорогу! Мне очень не терпелось поскорее увидеть своих красноармейцев. Колеса вагона размеренно отсчитывали километры, и в четком их перестуке мне слышалось: «юго-запад… юго-запад…» Не чаял я, не думал, что над нашими западными границами уже нависла грозовая туча войны и что в скором времени она должна была пролиться ливнями металла и крови.
К новому месту службы я прибыл 17 мая 1941 года и, так как в городе находился штаб 3-го воздушно- десантного корпуса, сразу же направился к его начальнику, подполковнику А. Ф. Коссенюку.
Принял меня полковник приветливо, дружески поздравил с назначением на должность и сообщил, что моя 5-я бригада уже сформирована. Бойцы и младшие командиры прибыли в нее из стрелковых подразделений, но в основном, офицерском составе были опытные парашютисты: каждый из них имел на счету от пятидесяти до сотни прыжков.
По штатам довоенного времени бригада состояла из 4-х отдельных парашютно-десантных батальонов, отдельного артиллерийского дивизиона, школы младшего комсостава, отдельной разведывательной самокатной роты, отдельной зенитно-пулеметной роты, отдельной роты связи.
Вооружением, необходимой материальной частью и парашютами бригада была полностью обеспечена.
Приятные сообщения приятно слушать. Я был очень доволен этой информацией и, не медля, познакомился с офицерами штаба бригады.
Этот день помнится мне так отчетливо, словно он промелькнул только вчера. Первым представился начальник оперативного отделения, невысокий, несколько медлительный, высоколобый Иван Самчук. В его открытом лице со сдвинутыми бровями, в холодноватом взгляде серых глаз, в резкой складке у губ угадывались сдержанная энергия и решительность. И он действительно оказался таким — смелым, решительным, готовым взяться за любое трудное дело и довести его до конца.
Начальника штаба бригады майора Владимира Борисова я хорошо знал по совместной учебе в Академии имени М. В. Фрунзе. Сдержанный, корректный, улыбчивый, он и раньше нравился мне пытливостью ума, острой наблюдательностью и разносторонностью знаний.
Начальник политотдела бригады старший политрук Григорий Марченко, комиссар бригады Федор Чернышев, заместитель по тылу Юрий Андриец, начальник отделения по кадрам Павел Шапошников, помощник начальника оперативного отделения Алексей Колесник, начальник санитарной службы Иван Охлобыстин составляли, как мне подумалось с первых минут знакомства, отличный офицерский коллектив, дисциплинированный и дружный.
Позже я убедился, что это первое впечатление не было ошибочным: каждый из них в битвах за Родину проявил высокую самоотверженность и отвагу. Но в день знакомства небо над нами было ясное и синее, с полей доносилось медовое дыхание хлебов, и никто из нас не знал, не думал о том, что близко отсюда, за чертой западной границы, бесчисленные войска противника напряженно ждут условного сигнала, чтобы обрушиться на наши пашни, села и города шквалом разрушения и смерти.
В эти удивительно ясные, погожие дни бригада планомерно и деловито развертывала учебу. Все в этой учебе было направлено на отличное освоение специальной дисциплины: кропотливо и до мельчайших деталей отрабатывались порядок укладки парашюта, посадка парашютистов в самолет, последовательность совершения прыжка и т. п. Понятно, что самым уважаемым офицером в бригаде был инструктор по парашютному делу. Товарищи дружески именовали его «завнебом». Приверженность и страсть к профессии всегда обеспечивают успех в учебе. Эту простую истину я усвоил на собственном опыте, и теперь меня
