потому и отказал Потемкину в его выделении. Тот обиделся — и пошло-поехало…
— Вам надо съездить к младшему брату, — мягко произнесла Дашкова, а у Александра Петровича от удивления расширились глаза.
— У Алехана просить?! — Всесильного наместника Русской Америки цесаревич недолюбливал, как и Потемкина.
— Зачем просить? — наигранно удивилась Дашкова. — Он сам вам даст миллиона три, никак не меньше. Столько, по моим подсчетам, в «орловской кубышке» имеется. И это по самым скромным оценкам…
— И как это сделать? — Александр еще переваривал услышанное.
— Просто. Две недели на сборы, и с женой и сыном плывите до Николаевска. И с Григорием Григорьевичем все вопросы заодно решите, он с вас пылинки сдувать будет в ходе этого путешествия. Это нужно в интересах государственных, Саша, — князь Амурский много сделал для России и еще больше сотворит, он еще в больших силах. А вам не грех таким исполином и воспользоваться — отца вспомните, ведь ему было столько же лет, сколько и вам, когда он гвардейский мятеж подавил.
Дашкова вздохнула — пример для царевича она подобрала очень удачный, прямо перед глазами сама, собственной персоной сидит. Тот смутился, покраснел немного, видно, корил за допущенную утром ошибку.
«Далеко пойдешь, мальчик мой, раз умеешь на горло собственной песне наступить», — княгиня протянула руку и чисто по-матерински потрепала цесаревича по волосам.
— За младшего сына не беспокойся, присмотрю. Да и край без опеки не оставляешь, у князя Амурского рука зело твердая, такой не грех воспользоваться, чтоб нерадивых приструнить.
«Глаза как заблестели. Соображает, поди, какие дела погрязнее на Гришеньку взвалить, благо тот ни одной крови не убоится. То к добру — им надо давно в две силы край держать», — княгиня думала с улыбкой, но заговорила совсем о другом:
— К октябрю в Америке будете, женушка твоя радехонька будет с соотечественниками пообщаться. Да и зиму там проведете, в тепле, без снега. А следующим летом вернетесь. И приветят вас там хорошо, — Дашкова еще раз улыбнулась и только сейчас произнесла разящие слова: — И еще свадьбу брата устроишь!
— Без разрешения отца?! Да ты что говоришь, Екатерина Романовна?! — цесаревич чуть ли не взвился с кресла.
— Так и не будет его, — мягко произнесла Дашкова, — раз оно уже дадено. Ты меня послушай, Саша. Письмо от Николая ты две недели назад получил. До отца оно еще месяц с лишним добираться будет. А там еще полгода на ответ, если не больше. Так вот тебе загадка. Твой отец всегда действует, исходя из державных интересов. Сестры твои обеспечили Балтику, по крайней мере, Екатерина Петровна. Твой брак с инфантой защитил Русскую Америку, ибо от твоего тестя только это и зависело. Да от братьев Орловых, что этот богатый край под империю подвели. Но сейчас вопрос в другом — как теперь «орлов петровских» полностью ручными сделать? Не потому ли твой брат там, а у Алехана единственная дочь-красавица. И что важнее всего — они любят друг друга. А государь должен уметь все выгоды извлекать, и от любви тоже. Теперь ты подумай, и хорошо.
Александр надолго задумался, а Дашкова смотрела на цветущую виноградную лозу и вспоминала прошлое. Очнулась княгиня только тогда, когда цесаревич глухо заговорил:
— У меня ощущение возникло, что сие письмо чуть ли не под диктовку Алехана написано. Разрешение на брак? Я так думаю — брат мой уже женился, тайно обвенчали их. Запреты Синода для Алехана не писаны, да и прямого указания на то не было от патриарха. И за руку его, шельмеца старого, не поймают — он сам, и брат его, и владыко, все они уже по местам разным отплыли, а потому глаза удивленные сами сделают.
Цесаревич искренне рассмеялся, а Дашкова только улыбнулась — теперь она не сомневалась, что Александр сделает самый важный выбор в своей жизни, тот, который обязан делать монарх.
— Брату престол не назначен, а потому он любовь выбрал. Что ж — быть по сему. Одобрю его брак, зато он мне по всю жизнь обязан будет, за жену и край. И престол сибирский получит, если я императором стану…
— Не если, а когда, Саша. Батюшка твой мне не однажды намекал, что после освобождения Константинополя тебе российский трон предназначен. А брату твоему византийский, даром, что ли, он с детства греческому языку обучен. Отец твой крепок и долго проживет, но тебя мурыжить в цесаревичах до старости не станет. Скипетр отдаст, но пригляд строгий держать будет. За всеми сыновьями.
— Хорошо, — наклонил голову Александр. — За мою услугу, которую я и так обязан сделать, Алехан мне часть приданого отдаст. И не только этот миллион. Мы будем в одной упряжке, а потому он со мною и кораблями поделится. Куда он денется…
— Туман мешает, Иван Федорович?!
— Как бы нам на камни не сесть. — Молодой офицер пристально глянул в белесую муть, что укутывала на диво спокойное для этих мест море. Нет, волна была крупной, но бриг спокойно покачивался на ней, и не швыряло его с борта на борт, как обычно в этих студеных водах.
— Не должно, господин капитан, Кадьяк еще далеко, — звонким, чуть ли не мальчишеским голосом сразу отозвался любопытный мичман.
Экипаж русского военного брига «Надежда» был молод по возрасту, особенно офицеры. Да и никаким калачом не заманишь сюда видавших виды матерых моряков — тащиться куда-то за тридевять земель, бросать дом, жену и детей мало найдется желающих.
Зато холостые офицеры и матросы с охоткой подряжались на десятилетнюю службу в далеких восточных морях — и жалованье двойное, и продвижение в чинопроизводстве просто стремительное и никого не удивляет.
Капитану корабля Ивану Федоровичу Крузенштерну было едва 27 лет, совсем юный для занятия первого места на шканцах. Но он здесь стоял по законному праву — за плечами уже кругосветное путешествие, да и в этих водах уже отбыто пять навигаций. Так что опыт имел значительный, такой не приобретается плаваниями от Ревеля до Кронштадта.
Чин для него немалый, штаб-офицерский выслужил — многие из сверстников едва в старшие лейтенанты выслужились, остальные в ранге «младших» пребывают, а кое-кто до сих пор в мичманском звании трубит. А он год назад капитан-лейтенантом стал, майором по-сухопутному, что батальоном командует.
На Балтике и Черном море в таком чине офицеру корвет под команду дают, ну а здесь только бриг. Мало тут русских корветов, десятка не будет, хоть все моря с океаном обшарь, от Охотска до Форта Росс, что в Калифорнии. А фрегат так вообще один в здешних водах, и тот сейчас на Гавайских островах пребывает, где местные туземцы под покровительство императора Петра Федоровича попросились.
Крузенштерн счастливо улыбнулся — он был рад получить «Надежду», построенную год назад на Ново-Архангельском Адмиралтействе. Великими стараниями графа Алексея Григорьевича Орлова- Калифорнийского, наместника Русской Америки, там в кратчайшие сроки были обустроены несколько верфей, на которых уже третий год строили по десятку крупных кораблей, от корветов до шлюпов.
Крепко сшитые корпуса, мореходность на ять, как раз для Великого Океана, но ходоки слабые, тяжеловаты на бег. Зато свои, и в нужном количестве все необходимое для них на месте производят, кроме пушек — те до сих пор из России везут на транспортных галиотах.
Потому и остался капитан-лейтенант Крузенштерн в здешних водах — собственными глазами видел молодой человек, как приращено здесь могущество российское.
Да и как уезжать-то, если в Петровской гавани есть та, о которой томится сердце. И хоть хочется туда рвануть на всех парусах, поскорее увидеть милое лицо, но долг капитана он уже усвоил твердо и потерять по собственной глупости бриг на кратком пути от Ново-Мангазейского острога до Кадьяка не желал категорически.
Потому сейчас «Надежда» еле шла в тумане, а сам капитан-лейтенант размышлял, какой приказ он получит от губернатора Шелихова. На ум приходил только один, годами набитый курс — прямиком на
