Петр усмехнулся и закончил, видя, как от его слов расцветают розы на лице молодого генерала.
— Но за умелое занятие сих батарей, за отличное обустройство награждаю вас, Павел Александрович, орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами. — И тут же завязал крест на шее у Бонапарта, который горделиво выпятил щуплую грудь.
«Георгия ему давать пока рановато. За белый крестик он сейчас ужом изовьется, лишь бы его заполучить. А вот Хорошкин этот орден честно заслужил, жаль, что погиб. Зато торпеды оказались стоящим оружием — а такое дорогого стоит. И корсиканец этот отличился… Но рановато еще такие кресты получать. Хотя спору нет — честно служит! Потому нет лучшей кандидатуры командующего византийской армией. За пару лет корсиканец с греков всю дурь выбьет и научит воевать!»
— Он даже не капитан, этот Джеймс Онли, а шкипер. Так решили…
— Чтоб подозрение от себя отвести, — алеутский комендант майор Тумаков перебил начальника аляскинской губернской тайной экспедиции коллежского асессора Емельянова.
— Порфирий Алексеевич, — укоризненно произнес Шелихов, и кряжистый офицер, как гимназист в классе, осекся, извиняюще подняв руки.
И что тут поделаешь — невзлюбили друг друга вояка и сыскарь, пришлось губернатору постоянно прерывать их склоки. Затаенная эта вражда Григория Ивановича не беспокоила, отнюдь. Наоборот, пусть рычат, как голодные собаки, зато государственным делам токмо на пользу такая грызня пойдет.
— Задание дал Джордж Уинслоу, королевского флота лейтенант, — словно ничего не случилось, тихим голосом продолжил Емельянов. Остроносое личико, как у голодного галчонка, неожиданно приняло хищное выражение. Ноздри затрепетали, а глаза гневно сощурились. — Всего отправлено в наши воды два корабля…
— А где второй? — Шелихов уже сам не утерпел, представив последствия того, что может натворить где-то рыщущий пират.
— На островах Курильской гряды, как меж ними условлено было. Там и сейчас этот лейтенант Уинслоу, что тоже под шкипера маскируется. А Онли тоже должен, но уже на Алеутской гряде, выбрать для тайной стоянки остров, дабы нам ущерб больший принести. Главное — перехватить в море добытое золото и по возможности ограбить все «промысловые зимовья», забрав там шкуры морского зверя.
— Дела, — задумчиво протянул Шелихов и бросил взгляд на расстеленную на столе карту. Две островные гряды — одна с юга, другая с востока — тянулись к Камчатке. И худо, что многие десятки островов безлюдны, а потому могут легко быть превращены в тайные пиратские базы.
— Государству Российскому ущерб великий причинен может быть от дел сих коварных, — медленно произнес Емельянов и вопросительно посмотрел на губернатора. Тот правильно понял этот взгляд и сжал губы.
— Я немедленно подам рапорт государю-императору. И напишу письмо светлейшему князю, ведь Курилы в его наместничестве.
Шелихов представил, как разъярится одноглазый, словно сказочный циклоп, Григорий Григорьевич, узнав, что в его водах не просто пиратствуют, но и тайные стоянки создают. И невольно пожалел тех, кто станет жертвой Потемкина, попав ему под горячую руку.
— Капитан-лейтенант Крузенштерн завтра выйдет в море, отвезет депешу в Николаевск-на-Амуре, а на обратном пути проверит острова. Туда же отправлю два шлюпа для помощи из Новой Мангазеи, а Алеуты проверят кочи. Время терять нельзя!
Шелихов знал, что говорил. Императора Петра Федоровича нужно ставить в известность немедленно, но сообщить, какие меры уже приняты и то, что сделано.
За ошибки государь-батюшка прощает очень часто, но вот за леность, нерадение, отписки и отложение дел в «долгий ящик» карает строго. Уж лучше ошибаться, но делать быстро, чем монаршей воли ждать — многие так до отставки без пенсиона или каторги дождались. Теперь все чиновники урок сей вызубрили.
— Этого шкипера и его боцмана «Надеждой» тоже доставить. Надеюсь, он вам не нужен больше?
— Никак нет! — в один голос дружно отозвались губернатору комендант и сыскарь, что еще должность полицмейстера выполнял — нравы здесь, на Крайнем Востоке, незатейливые, людей очень мало, а потому каждому многие обязанности выполнять приходится.
— Плохо, что перевертыша, Игнашку Лазукина, сукиного сына, убили казаки на Шумагином острове, — в голосе Шелихова первый раз явственно прозвучало непритворное огорчение, и было отчего. Сей кормчий, хорошо знавший моря от Охотска до Калифорнии, исчез в Мексике. Думали, что утонул, сердечный, или убили по пьяной лавочке, а он перевертышем стал, изменником. Карту подробную нарисовал да врагов привел.
Тать! На кол бы его посадить!
— А с разбойниками морскими что делать? — словно поняв обуревавшие губернатора мысли, тихо спросил Емельянов.
— А что по закону Российскому положено, то и делать! — резанул Шелихов, сдерживая гнев.
— Так вам же решать, Григорий Иванович. Или к бессрочной каторге их присудить, или повесить немедленно. Но в последнем случае нужно конфирмации от графа Орлова, наместника нашего, дождаться.
— Стану я Алексея Григорьевича от важных государственных дел отрывать, — Шелихов явственно хмыкнул. — Да и золото мыть надо. А потому под крепким казачьим конвоем всех пиратов направить на прииски, пусть на могущество Российское стараются. Немедленно по партиям определить и на кочах перевезти. Чтоб духа их тут не было!
— Есть отправить в Юконский острог!
Майор Тумаков стремительно поднялся со стула и тут же вышел распоряжаться. А губернатор усмехнулся: каждый лишний день — это несколько пудов золота. А тут полсотни крепких лбов кашу казенную на дармовщинку жрать будут?!
Ну уж нет — это в России тюрьмы имеются, а здесь все по-простому. Лоток в зубы — и марш в холодную воду. Не намоешь норму, лишишься не только куска хлеба, но и казачьих плетей отведаешь.
И сбежать невозможно — многие пробовали, вот только никому не удалось — головы беглых каторжников местные индейцы за деньги почитают и с охотою в острог обратно везут. Нравы тут у них простые, незатейливые!
А за добрый труд у английских пиратов будет возможность на вечное поселение выйти, в своем доме в остроге жить, индианку в жены взять. Детушек наплодить, а вот им все дороги открыты будут — хочешь служить, или торговать, или землю копать — все в твоей воле! Слишком мало русских людей в этих краях, каждым дорожить приходится, ибо дел свершения многие еще предстоят на приращение могущества Российского.
Эпилог
Реформы российской армии и флота
(1762–1797 гг.)
статья экстраординарного профессора
Петровской академии
Генерального штаба генерал-майора А. И. Деникина.
Основным документом, легшим в основу реформ российской армии в период 1762–1797 годов, является записка, собственноручно написанная Его Императорским Величеством Петром Федоровичем в Петергофе 1 июля 1762 г., на следующий день после блестящей победы, одержанной на Гостилицком поле над мятежной гвардией.
