Борис Рудаков
Камера смертника
…«О ЧЕМ НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ» «Живой Журнал» Бориса Рудакова найдено по ссылке…
(Личная Информация)
«О ЧЕМ НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ» Журнал Бориса Рудакова
Борис Рудаков онлайн
Создан 2010 – 05–18 19:49:02 (#6834255), обновлялся 2010 —… —…
297 комментариев получено, 81 комментарий отправлен
Улучшенный аккаунт
34 записи в журнале, 0 меток, 0 записей в избранном, файлов в фотоальбоме: 10+, 0 виртуальных подарков, 4 картинки пользователя
21 мая 2010 г.
…Именно поэтому я и решил, уважаемые оппоненты, изложить всю историю в своем «Живом Журнале». Осмыслить историю жизни этого человека можно. А понять? Понять, почему он стал палачом, почему он решил, что ему дозволено вершить суд. И от чьего имени. От имени общества, которое, по его мнению, страдает от таких людей, какими были его жертвы? От имени государства, которое зачастую оказывается, опять же по его мнению, бессильным против таких личностей. Или от своего собственного имени? Или он посчитал себя вершителем судеб или жертвой, которая обязана защищаться от этих людей. Противопоставил ли он себя обществу, или все еще считает себя его частью?
Ответить на эти вопросы один человек, наверное, не в состоянии. Не в состоянии только потому, что каждый человек – это одно мнение, которое опирается на собственный багаж жизненного опыта, на менталитет той среды, которая его произвела на свет, воспитала и выпустила во взрослую жизнь. И уже там волей или неволей каждый человек начинает влиять на судьбы других людей, совершать (или, наоборот, не совершать) поступки, которые являются значимыми как для отдельных людей, так и для общества в целом.
Каждый человек судит «со своей колокольни», а она у каждого своя. Выше или ниже, мраморный монумент, сработанный на совесть, устойчивый и непоколебимый, или шаткая конструкция, которая готова развалиться под напором даже слабенького социального ветерка, а то и непогоды личного, бытового характера. С высокой колокольни видно дальше, с низкой – не дальше собственного носа. На мощном непоколебимом фундаменте на все взирается с позиции уверенности, а на шатком – с боязнью, раздражением и завистью. И этот «фундамент» и высота «колокольни» зависят не от материальных возможностей их строителя, как все еще думают многие. Это духовный фундамент, это высота морально- этическая.
И каждый человек будет судить убийцу по своим критериям, каждый определит свою точку, когда проклюнулось семя и потянулся вверх росток. Когда из обычной почвы жизни вырос палач? Или необычной… И в почве ли дело, потому что тогда бы большая часть людей, взращенная на той же самой почве, сама вершила бы суд и исполняла собственные приговоры? В какой-то мере это и происходит с каждым, но не каждый переходит грань…
«Простой инженер». Это жизнь, Борис, и это люди. У каждого бывают надломы, но не каждый ломается. Ваш Палач сломался психически, и нечего тут слюни разводить. Он что, богом себя возомнил? Пусть радуется, что смертную казнь отменили и он может хоть как-то свою жизнюшку никчемную докоротать. Это ему шанс осознать, помучиться и раскаяться. Раньше таких просто пускали в расход, и в обществе было чище.
«Полковник». Не было чище! Ни раньше, ни сейчас, ни потом не будет. Извините, но я всю жизнь проработал в органах МВД, знаком со статистикой преступлений в нашей стране. Вы преступникам хоть руки отрубайте, а они зубами воровать будут.
«Ольга Сергеевна». Господа инженеры и офицеры! Вас приглашают к диалогу о гуманности, а вы злобой исходите. Я понимаю всю глубину горя родных и близких, погибших от руки этого палача. Я даже не берусь судить, насколько глубока была вина жертв перед обществом и конкретно перед этим человеком. Но ведь это же человек, его же рожала мать, он любил и мечтал, как и все мы. Так будем ли мы уподобляться палачу и споро выносить свой вердикт – убить его? Я понимаю, что мораторий на смертную казнь в нашей стране введен вроде бы в угоду условиям, поставленным при вхождении России полноправным членом в европейское сообщество. Но ведь все это произошло не случайно и не сразу. И желание войти в Евросоюз, и желание пересмотреть свою позицию относительно применения смертной казни – тоже. Общество в целом созрело и для того, и для другого. Мы уже поняли, что жить с миром нужно в мире и по его законам. И мы поняли, что гуманизм – это признак зрелого возраста. Мы повзрослели, господа!
Утро у разных людей начинается по-разному. Но вот парадокс! Несмотря на то что в нашей редакции работают очень разные люди, утро у всех начинается, как правило, одинаково. С кофейного автомата, установленного в холле.
– Боря зазнался! – послышался за спиной девичий голос, которому эхом стали вторить веселые смешки. – Боря у нас знаменитость!
Опять заноза Маринка собрала вокруг себя молодняк и достает всех, до кого дотянется. При общении с Маринкой – главным нашим специалистом по скандальной хронике светской жизни – лучше сразу принимать правила игры. Только так можно сохранить лицо. Наверняка сидит сейчас со стажерками и корректорами, прихлебывает свой любимый кофе без сахара и перемывает кости штатным и внештатным сотрудникам.
Сделав величественное лицо а-ля римский патриций, я с наигранным достоинством обернулся. Как и следовало ожидать, в эркере на мягком диване под разлапистыми листьями искусственной пальмы восседала Марина с двумя девицами-стажерами, одной внештатной «писалкой» на экономические темы и очкастой немолодой корректоршей, которая не состоялась как журналист еще лет десять назад.
– О-о! Самая юная и красивейшая часть нашего коллектива пребывает в утренней неге?
Девочки дружно хихикнули, а корректорша уткнулась носом в свою чашку. Я изобразил легкий изысканный поклон.
– Как утренний кофе, нимфы?
– Рудаков, – с загадочным видом сказала Марина, – ты, конечно, теперь человек великий…
– Величие духа, Мариночка, – перебил я девушку, – достигается путем угнетения плоти. Мой последний опус, если ты намекаешь на него, прошел в номер под фанфары только потому, что плоть свою, – тут я нежно погладил свое крутое плечо и напряженный бицепс, – я угнетал в течение двух недель. Неустанно! Можно сказать, и ночь не ел, и день не спал.
Весь разговор сейчас крутился вокруг моей последней заказной статьи, в которой я комментировал заседание внеочередного съезда союза «Чернобыль» России. Сами по себе вопросы, которые поднимались на этом съезде, были по большому счету дежурными. Это и подготовка к проведению мероприятий в связи с 25-летием катастрофы на Чернобыльской АЭС, и проблемы медицинского и жилищного обеспечения граждан, пострадавших вследствие радиационных аварий и катастроф, и заявление союза в связи с аварией на японской атомной электростанции «Фукусима-1». Подводились там и итоги конкурса союза «Чернобыль» России в области литературы и искусства «Патриотизм и верность долгу», были вручены дипломы его лауреатам и участникам. Но на меня накатило вдохновение, и я обрушился с таким анализом проблемы ветеранов, что статья получила очень горячий отклик даже в чиновничьих кабинетах.
– Великих, – развела Марина руками, пронеся чашку с кофе в опасной близости от головы корректорши, – начальство возит фейсом об тейбл с таким же успехом, что и простых смертных. Между прочим, Ревенко уже два раза о тебе спрашивал.
Етит твою мать, как же я забыл! Обещал зайти к Андрею ровно в девять, потому что он куда-то спешил и хотел переговорить со мной с утра… Сунув папку под мышку, я рванул в сторону кабинета главного редактора. Вслед мне стервозно хихикнули. В Москве особенно ломать голову, когда оправдываешься перед начальством, не нужно. Притча во языцех – пробки на дорогах! Правда, Андрей знает, что я езжу на метро, но можно соврать, что мы ночевали с Иркой у тещи. Врать не хотелось; но сознаваться, что я, раздолбай такой, в эйфории авторского успеха напрочь забыл начальническое распоряжение, мне не хотелось еще
