Не первым вообще, но первым среди тех, кто занимался рок-музыкой.
В конце восьмидесятых, когда в магазинах пропало все спиртное подчистую, большинство рок- музыкантов пили самогон. В начале десятилетия — только Саша и особо к нему приближенные.
Саша покупал в магазинах хозяйственных товаров жидкость для столяров или что-то в этом роде — «Морилку Спиртовую». Стоили бутылочки, то ли полулитровые, то ли «ноль тридцать три», всего несколько копеек. Из этих бутылочек Саша с помощью сложной перегонной системы, которая занимала целиком одну из стен в его комнате, гнал напиток, приближенный по чистоте и вкусу к спирту, он пил его сам, а так же продавал близким друзьям, в число которых входили музыканты групп «Аквариум», «Кино» и «Зоопарк» — любимые Сашей артисты.
Саша Старцев был и одним из первых в СССР журналистов, занимавшихся этой профессией подпольно, и издавал первый в стране музыкальный журнал, полностью посвященный отечественной рок- музыке.
Начинал он проект на пару с БГ, но Борис, вместо того чтобы писать о том, как играют другие, предпочел играть сам, и Саша остался практически один. Были, конечно, девушки, печатающие на машинках и размножающие издание под названием «РОКСИ», был Джордж Гуницкий — один из основных авторов журнала, но тем не менее «РОКСИ» — это детище в первую очередь Старцева.
«РОКСИ» продвигал в массы нетрадиционную для Ленинграда рок-музыку и никогда не стал бы «народным» (хотя, в силу ограниченности тиража, и так не стал). Кому тогда в Ленинграде были интересны имена Лу (Рид), Дэвид (Боуи) или Марк (Болан)? Да никому, кроме узкого круга околоаквариумной публики, среди которой все десять экземпляров «РОКСИ» и расходились.
Майк, Панкер, БГ и весь первый состав «Аквариума», чуть позже — юные музыканты из «Гарина и Гиперболоидов» (группы, через год после основания переименованной в «Кино») так и крутились между самогоном от Саши-с-Кримами, подпольным «РОКСИ», сейшенами в подростковых клубах, школах и Домах культуры (если повезет), «толчком» у «Юного техника» и редкими (это больше любили парни из «Аквариума») выездами в Таллинн на рок-концерты «самодеятельных коллективов».
И все в Ленинграде складывалось замечательно. Был «Сайгон», о котором молодежь сейчас уже и не знает, — что за «Сайгон» такой в Ленинграде?.. А были еще «Рим» и «Пале-Ройяль». Да, были места. Где можно было со вкусом и с налетом некоего эстетства красиво оттянуться. И тогда, кажется, все время было лето и белые, соответственно, ночи. И был собственный Вудсток на берегу Невы и в поле, где теперь стоит Спортивно-концертный комплекс, рядом с улицей Бассейной, на которой жил Майк с родителями, а неподалеку, на улице Ленсовета, БГ, тоже, соответственно, с родителями. БГ и Майк встречались иногда (а может быть, однажды) на этом поле и делились друг с другом новыми песнями. У них было тогда что-то вроде соревнования — кто круче напишет песню. Круче и длиннее. В этом тоже был свой прикол — длинные песни.
'Зоопарк'. ЛДМ,1987 фото Андрея 'Вилли' Усова
БГ и Майк, для альбома 'Все братья - сестры', 1978 фото Андрея 'Вилли' Усова
Концерт с 'Аквариумом'. За Смольным, 1978 фото Андрея 'Вилли' Усова
В парадной на ул.Рубенштейна, 1979 фото Андрея 'Вилли' Усова
За Смольным, 1978 фото Андрея 'Вилли' Усова
'Пригородный блюз' - Майк, 'Аквариум'. VIII Ленинградский рок-фестиваль, 10-летие рок- клуба, 1991 фото Андрея 'Вилли' Усова
Для альбома 'Сладкая N', 1980 фото Андрея 'Вилли' Усова
1987. фото Андрея 'Вилли' Усова
В конце концов победил Майк — своим «Городом N», но это было уже много позже.
Было какое-то ощущение, что всем всего хватало.
Государство особенно не досаждало. Все рассказы, ахи-охи о «преследованиях» и «репрессиях» — не более чем легенды, культивируемые восторженными подростками неопределенного возраста. Реальным репрессиям подверглись всего несколько человек. В частности, Борис Гребенщиков (Ленинград) и Алексей Романов (Москва). Все остальное — россказни и приукрашивание действительности.
Музыканты страдали за разное. За пьянство, за хулиганство, за нарушение паспортного режима, за «нетрудовые доходы», за многое. За «антисоветчину», что приписывается сейчас большинству героев русского рока, претерпели очень немногие. Другое дело, что всем хотелось. Пожалуй, кроме Майка.
На самом деле любому, хоть сколько-нибудь задумывающемуся о том, что происходит в действительности, человеку понятно, что если бы власти хотели «задушить рок-движение» (вот идиотизм- то!), то «задушили» бы его по всей стране в течение суток, и никто бы уже про это «рок-движение» никогда не узнал и не вспомнил.
То, что происходило в отношениях между «органами» и ленинградскими подпольными рок- музыкантами, на дистанции в несколько десятков лет — ну, если рассматривать эту историю «из сегодня» — выглядит скорее играми, чем серьезными акциями.
Большое раздражение у КГБ вызывал, судя по всему, один только Гребенщиков.
В «органах» работали и работают люди умные, умеющие анализировать и прогнозировать. Они-то и разглядели в БГ большую опасность, куда большую, чем та, которую представляли собой все остальные «рокеры» Ленинграда вместе взятые.
Специалисты, которые, позевывая, курировали отечественную «рок-музыку», услышали в музыке Бориса явную опасность для казарменного своего строя и увидели в нем того, кем он стал сейчас, — лучшего артиста России. Говорить так об артистах странно — кто лучший, кто худший — у каждого есть свои находки. Но БГ — фигура, наверное, наиболее значимая в современной русской популярной музыке. Кого можно поставить с ним рядом? Не Пугачеву же, в самом деле. Не Кобзона.
Это фигуры не того масштаба. БГ поднялся выше всех, стал крупнее и влиятельнее. Аналитики КГБ восьмидесятых, может быть, и не думали о том, в кого превратится Борис Гребенщиков, но понимали, что этот парень может принести им кучу проблем.
Вот Борис и был «под колпаком». Он оказался умнее того образа, который был смоделирован в кабинетах «органов», — он не ушел в диссидентство, в антисоветчину и «правозащитную деятельность».
Если бы он сделал это, он бы обмельчал, истерся на заседаниях и в переписке седовласых борцов. Намерения их всегда были чисты и высоки вроде бы, но на поверку очень часто оказывалось, что большинство из них — просто малоталантливые, если не вовсе бесталанные писатели, плохие поэты, никудышные критики и часто просто очень злобные люди.
БГ тоже был определенным образом «вне политики» и, соответственно, «вне конкуренции». Опасность представлял сам масштаб его таланта — он демонстрировал возможность другого мышления, другой жизни, по сравнению с которой жизнь в СССР была ничтожно мелкой и убогой.
Потом довольно быстро стало понятно, что сама форма, в которую облекал свои мысли БГ, то есть
