плиту вместо печки, но Соломон противился. Ему нравилось долгими зимними вечерами смотреть, как горит огонь.
— Огонь мне как друг. С ним можно разговаривать, — твердил он.
Арон, который сидел на полене перед камином и смотрел на огонь, повернулся к остальным. Увидев детей на полу, он спохватился:
— Да у меня же есть карамельки!
Достав из кармана кулек, он протянул его старшей девочке:
— Это вам. Ешьте, сколько хотите. — Затем достал еще один кулек поменьше. — Думаю, дедушке тоже не помешает сладенькое.
Угостив Хельгу и Соломона, Арон протянул кулек старичку.
Соломон наклонился к Арону:
— В лесу у нас работа спорилась. А теперь ты еще и камин купил. Можно подумать, что ты решил у нас остаться.
Арон дернулся:
— Если только вы не решите от меня избавиться.
— Ха! — усмехнулся Соломон. — Ты же так не думаешь?
— Нет, не думаю.
— Но ты о себе так ничего и не рассказал, — продолжил Соломон.
В комнате повисла тишина.
— Я не могу, — наконец ответил Арон.
— Ты от кого-то скрываешься?
— Я сбежал... много лет назад.
— Больше можешь ничего не говорить, — ответила с кровати Хельга. — Соломон, не расспрашивай его.
— Я и не собирался, но люди.
— Если б Арон был нечестный человек, он бы сочинил какую-нибудь историю.
— Вот именно! — пискнул старичок.
— Молчи, папа, ты ничего не понимаешь, — пробормотал Соломон. Постучав трубкой о решетку камина, он улыбнулся Арону: — Тебе повезло встретить таких людей, как мы.
Арон тоже улыбнулся:
— Знаю.
Больше тем вечером ничего не было сказано, и вскорости гости удалились вниз по лестнице. Арон долго еще стоял перед окном.
В ту ночь ему приснился сон, который он хорошо запомнил. Корабль стремительно летел по волнам, подгоняемый сильным ветром. Не сразу он понял, что корабль несется по заснеженной равнине, где искривленные низкорослые ели согнулись под напором ветра. И во сне Арон видел, как его, стоящего у штурвала, накрывали снежные волны. Он был один на борту, но ему не было страшно. Странный сон.
Солнце продолжало бороться со снегом. Вокруг деревьев появились круги, которые становились все больше и больше. В начале мая через деревню прошли лопари вместе со своими оленями. Их путь лежал к подножию гор, где самкам предстояло отелиться. На пару ночей их приютили в разных домах, хозяева которых были не против таких гостей. О том, что издревле эта земля принадлежала лопарям, люди успели подзабыть.
А ведь не прошло и ста лет, как Раксельская коммуна признала права лопарей на эти территории недействительными. Многим коренным жителям — лопарям, или лесным саамам, как их называли, пришлось уехать, но некоторым повезло, и они смогли остаться в родных местах, чтобы «обустраивать» их вместе с новоприбывшими шведами и финнами. Они распахали оленьи пастбища под поля и прогнали животных в горы.
Соломон и Хельга приютили отца с сыном. Арон выменял у них красивую серебряную заколку на ожерелье из ракушек и немного монет. Заколка — женское украшение, и на самом деле оно было ему ни к чему. Но наверно, можно будет когда-нибудь подарить его Хельге, решил Арон.
Когда снег растаял и сани с дровами уже не могли проехать, начали обсуждать, чем дальше заниматься Арону. Пока что он пилил и рубил дрова на зиму, а Соломон чинил крышу, но что будет дальше, никто не знал. Арон был новичком в этих местах и, когда в доме заговорили о выпасе лошадей, сначала ничего не понял. Но потом до него дошло. В здешних местах летом всех лошадей из деревни собирали и отводили на пастбища у подножия гор. Коров и коз могли пасти дети, но лошадям требовался опытный пастух, и желательно мужчина, потому что поручать пасти лошадей женщинам было все равно что заставить мужчину доить коров. И то и другое могло накликать несчастье. Такие были обычаи в Хохае. И к Арону обратились с вопросом, не хочет ли он попасти лошадей из Крокмюра и Спеттлидена летом.
— Что касается меня, то я не могу себе представить ничего лучше, чем провести лето в лесу с лошадьми, — поразмыслив, ответил Арон Соломону.
— Я так и решил, — довольно отозвался Соломон, — что такому человеку, как ты, это подойдет.
Действительно, Арон не мог придумать более подходящего для себя занятия. Но селянам еще предстояло собраться и обсудить кандидатуру нового пастуха. Лошади стоили очень дорого, а Арон был чужаком. Никто ничего не знал о нем, да и говорил он со странным акцентом.
Арона позвали на совет, и он вежливо отвечал на все вопросы. Но когда один из селян отважился напрямую спросить, кто он и откуда, Арон ответил как обычно:
— Кто я и откуда, никому знать не дано.
В комнате повисла тишина. Соломон уже слышал эту фразу и давно решил, что ему нет нужды знать больше, но остальных селян такой ответ смутил.
— И ты вот так прямо это говоришь? — нарушил молчание один из них.
— Да, — ответил Арон.
Взоры всех присутствующих были прикованы к чужаку. Они видели, как левое веко у него подрагивает от волнения. Видели морщины на нестаром еще лице. И яркие голубые глаза, говорившие о том, что он вырос у моря. Арон стоял смирно, позволяя им себя разглядывать.
Он первым начал эту игру. И что он за человек, если правда думает, что от себя можно убежать? По нему не видно, сколько ему пришлось выстрадать.
— Но я могу сказать вам, что я с самого детства ухаживал за лошадьми, — продолжил Арон. — И люди всегда говорили, что я умею с ними ладить.
— Мне кажется, лошадям все равно, чужак с ними или местный, — усмехнулся один крестьянин.
— Да-да, — поддержали другие. Им нужно было принять решение, и нужно было, чтобы кто-то помог им в этом.
— Если Арон убежит с лошадьми или заведет их в болото, то обещаю, что раздобуду каждому новую лошадь, — с жаром заявил Соломон. — Можете это записать!
Стукнув кулаком по столу в подтверждение своих слов, он подмигнул Арону.
— Соломон разумный человек, — вставил брат Хельги Руберт, который редко высказывал свое мнение.
Теперь прокашлялся старейшина:
— Тогда давайте подпишем договор, раз уж Соломон за него ручается. Видимо, он немало денег заработал на лесе, раз обещает в случае чего всем купить по лошади.
Мужики засмеялись.
— Договорились! — произнес Соломон, прежде чем кто-то успел возразить.
Договор был составлен и подписан. В нем Арон обещал тщательно заботиться о доверенных ему лошадях и следить, чтобы они не попортили пастбище. Помимо сыра, масла и молока, ему полагалось жалованье в шестьсот двадцать пять крон, которое будет выплачено после того, как лошадей благополучно доставят домой. Арон подписал договор и поймал на себе удивленные взгляды крестьян. Он был первым пастухом, который мог поставить свою подпись, а не крестик на договоре.
— Смотрите, как бы он и лошадей не научил писать! — поднимаясь, рассмеялся Соломон.
Совет закончился. Теперь у Арона была работа на лето, а за окнами еще дул холодный весенний
