своей боли Джон поднял руку к той ячейке стеллажа, где стояли его любимые пластинки госпелы. Внезапно он поразился, как по-прежнему тонка его рука. А ведь сам-то — квашня. И Джон рассмеялся неожиданно для самого себя. Смех был легким, юным. Сколько раз ему удавалось воз рождаться самому и возрождать свою музыку, удивляя людей. Против воли конкурентов, Полковника и жены. Он был настолько талантливее и ярче всех иных звезд, что мечта менеджера иметь миллион с контракта осуществлялась без особого труда, превращая труды Полковника в пыль, в ничто. Настолько победителен был выход Короля, что даже фирма забывала о заслугах наставника.
Но никто не знал, что питомец не забыл тот вечер — восемь лет назад!
— когда менеджер впервые за все годы боялся провала «своего малыша». Это, чуть ли не единственное, проявление слабости давало Полковнику преимущества, о которых тот даже не подозревал. Никогда не узнать Полковнику, что питомец хотел, мечтал расстаться с ним, но… Но, как и говорил отцу, пожалел «бедного старика».
Полковник знал только, что «золотого мальчика» больше нет. Есть Король, который снова занял свой трон. Опять зазвучали голоса старых рокеров. В их исполнении не было ностальгии. Лишь зрелая свежесть, будто вещи, впервые прозвучавшие пятнадцать лет назад, написаны вчера. И Джон был первым среди них. Среди всех.
Внутренне он тоже стал иным. Крепче. Жестче. Он глубоко спрятал свою мечту о счастье. Свою душу он тоже прятал теперь от праздно-любопытной толпы в почти монаршую одежду.
Но не было избавления от одиночества. Беспокойное ли свойство-талант — тому виной или постоянный поиск нового?
Хитрый менеджер мгновенно догадался, какая оправа нужна бриллиантовому таланту Короля. После концерта-возвращения предложений было много, но Полков ник, не задумываясь, отказывал, хотя и понимал — все зависит от питомца.
Но Король безмолвствовал. Не мог вмешиваться. Чувствовал себя обязанным: уверовал, или Полковник вбил, что живет менеджер только их делами.
Для Полковника настало время поиска. Надо было выяснить, где больше всего любят выступать нынешние звезды. И Полковник напал на след очень быстро — самый большой концертный зал Города Развлечений. Зал отеля «Интернейшнл».
Даже столько лет спустя Джон почувствовал обвал внутри от обуявшего его тогда страха.
«Не годится», — решил он и, чтобы успокоиться, подошел к огромной шкатулке, в которой лежали самые памятные и важные письма. Почти машинально перебирая кипу, пытаясь этим механическим действием заглушить вновь начавшееся бешеное сердцебиение, он вдруг наткнулся на телеграмму от Полковника.
— Тьфу, — в сердцах сплюнул, и вроде бы стало полегче. — Что же там? Вот уж и не помню. Почему письмо здесь? Ведь Полковник велел завести мне сейф (!) для нашей переписки.
Не торопясь, вытащил из пижамной куртки очки. Раскрыл листок: «Малыш мы победили интернейшнл наш готовься к репетициям полковник». Кусочек бумаги затрепетал в руке.
Телеграмма от менеджера была сигналом к действию. Джон вызвал Чарли и попросил:
— Дружище, ты так хорошо знаешь нынешних музыкантов. Помогай. Собирай вокалистов и инструментал.
— Господи, босс, сколько же их должно быть?
— Инструментал — пять. Мужской вокал — четыре. Женский — четыре. Сосчитаешь?
— С трудом, — хохоча, ответил Чарли. Неделю спустя за ужином Джо сказал:
— Чарли готов представить музыкантов. Прис хмыкнула:
— Милый, ты теперь доверяешь любимую игрушку своему музыкальному советнику? О, ваше величество, не забудьте снять пробу.
Джо улыбнулся. Жена босса позволяла колкости, но говорила так мягко и держалась так грациозно, что придраться было не к чему.
И Джон не придирался. Он уже понял после своего возрождения, что семья скоро вновь станет пленницей его славы. Уже теперь он и Прис беспокоились о дочурке. Воровство детей процветало. Газеты писали об этом чуть ли не каждую неделю. Страх рос. Они оба решили — никаких фотографий Лиз в прессе. Гулять она должна была обязательно с кем-нибудь из его ребят. Жена, конечно, боялась, что дочка станет набаловышем. Но отношение к Лиз было таким искренним, она, хитруша, так умела вызвать любовь, что матери пришлось махнуть рукой на многое. И потом — Лиз была так мала для своего возраста, что все мгновенно испытывали желание защитить ее.
— Прис, — почти робко начал Джон, — понимаешь… Мне предстоят испытания и тебе тоже. Тебе будет тяжело. Я подолгу буду в отъезде. Все, что захочешь, моя хорошая, только не скучай. И не думай всякой чепухи. Мне будет страшно не хватать тебя и Лиз. Хотя она-то вряд ли будет обо мне вспоминать. С вами будет отец. Приветь его, родная. Он живет только нами.
— Тобой. И твоим бизнесом. Потом нами, — спокойно, вытягивая сигарету из пачки, ответила жена.
Джону не очень (как и любому мужчине) нравилась ее новая привычка. Но с момента замужества она научилась отмахиваться от многого, не считаясь с многими желаниями своего «повелителя. Сейчас Прис злилась и хотела, чтобы он тоже вышел из себя. Она была уверена, что мужу незачем затеваться с гастролями. Денег хватало. Пришло время осуществлять мечту о светской жизни. Муж — бывшая звезда — сможет появляться без своих дружков в обществе прелестной жены во всех самых фешенебельных местах. Она представляла себя танцующей с невероятными партнерами и мужа, погибающего от ревности. И была уверена, что всегда сможет привести его в христианское состояние. Вдруг, на тебе, гастроли на месяц, а ты сиди себе, выдумывай наряды для балов, которые не про тебя. Да занимайся воспитанием Лиз. Губы обиженно надулись. Джон на лету схватил ее настроение и подсластил пилюлю:
— Надеюсь, детка, ты не откажешься прилететь хотя бы на премьеру? Удивленно подняв глаза, она протянула:
— Н-не зна-а-ю… Страшно много дел по дому.
— Понимаю. Но давай все же попробуем. Возьмем с собой, в конце концов, и Лиз. Мы же семья. А?
— Хм. Посмотрим.
Начались репетиции. Даже сейчас Джон ощутил то состояние радостного возбуждения, сопутствующее всем репетициям. Прежде он так не работал. Ребята-оркестранты с ног валились, а он все пел и пел. Для первого шоу нужно было только двадцать песен. У него в запасе было сто. Так хотелось вместить все!
Жена тоже поставила свою задачу:
— Ты должен заняться хореографией. В твоем возрасте одним голосом не возьмешь.
Он внял совету, только чтобы сделать ей приятное, а потом был страшно благодарен. Движение помогало связкам. Кроме того, он похудел на пятнадцать фунтов.
Пока огромный оркестр отеля играл что-то пищеварительно-легкое, Джон стоял, подглядывая, как когда-то, сквозь занавес. Снова ногти были обгрызены. Снова хрустели суставы. И не было рядом ни Скотги, ни Чарли, ни — даже! — Полковника.
Оркестр получил снисходительную долю хлопков, и занавес закрыл сцену. Мгновенно набежали рабочие. Выкатили ударную установку и рояль. Поставили подиум для певцов. Он больше был не в состоянии реагировать на суету сцены. Все внимание сосредоточилось на самом себе — не провалиться бы! Где же все-таки Полковник? Того не было видно с самого начала шоу. Трудно было предположить, что всесильный Полковник, преисполненный внутренней дрожи, тихохонько стоял за декорациями. Было от чего дрожать. Ведь зал, арендованный им для питомца, был открыт лишь год назад и славен именами новых звезд. Королю предстояло затмить их свет. Сегодня. Сейчас.
Джон опомнился, когда оркестр заиграл вступление. Дирижер повернулся, отыскивая его. Пора?! Мгновенная мысль — показалось, что костюм не тот — ошпарила сознание, но тут же и прошла. Он ведь был одет еще два часа назад.
Занавес с золотыми куклами-ангелами медленно поднялся. И, когда сцена с двумя вокальными и инструментальной группами открылась взору публики, в зале наступила тишина.
