Любовница. Но постоянно. Тебе нужно расслабиться.
Джон посмотрел на своего менеджера чуть ли не с ужасом — тот повторял фразу, сказанную одним врачом двадцать с лишним лет назад в городке, где его свалила ангина. «Научитесь расслабляться». Он не научился. Видно, таким был рожден.
Он слышал ее потом столько раз, эту фразу, ни разу не вняв, не вникнув По-настоящему в смысл. Прис столько попыток предприняла:
— Остановись. Деньги нам не нужны. Отдохни. Ты становишься тяжелым, раздражительным. Вскрикиваешь по ночам. Утром выглядишь, словно с похмелья. Ты так долго не протянешь. Может быть нервное расстройство.
Он отмахивался, полагая, что жена просто хочет засадить его дома. А мама? Мама сколько раз говорила:
— Мальчик мой дорогой, мне невыносимо видеть тебя после твоих концертов. Изможденный. Опустошенный. С погасшими глазами. Ты не доживешь до тридцати.
Но и она не могла удержать сына от бесконечного марафона, превратившего его в сорок с небольшим в жирного, обрюзгшего, отечного полуслепого старика.
Не ради денег он так работал. В музыке была его единственно настоящая жизнь. Некогда было заниматься собой. Даже когда три года назад у него обнаружили глаукому и могли бы вылечить, Джон не нашел на это времени. Мчимся дальше. А сейчас вот — специальные очки. Газеты тут как тут — «Новое в образе Короля». Пресса с упоением обсуждает его нынешние стати. Да, в благословенном отечестве, особенно для звезд, самое страшное — потеря сексапильности. Талант уж вроде и не ну жен. Холеное тело — основа успеха. Будь тебе хоть сто лет. За последний год газетный вой на эти темы, благо никаких интервью он не давал, сделался невыносимым. Пресса сумела втянуть в дискуссию даже фэнов. Да и что такое фэны? Им несть числа, с безумным блеском в глазах и открытыми в вопле ртами. Ценителей мало…
В памяти всплыл концерт в родном городе. За год до злополучного юбилея.
Джон вглядывается в зал. Дома! Наконец-то опять дома. Он вернулся сюда на совсем. Как обещал когда-то. Он так волновался — свои, родные. Он так тщательно отбирал песни. Но стоило ему открыть рот, как земляки зашлись в истошном вопле, мешая ему петь, а себе слушать. Да им это было и не нужно. Сегодня и навсегда Король принадлежит им. Даже в своем родном городе он не смог выйти на бис — толпа рвалась к сцене. Пришлось уходить через черный ход. В машине ждали Джо и Рэд.
— Господи, — сказал первый, — я уж начал волноваться. Давно не видел, чтобы публика так очумела.
— Может, я тому виной, ребята? Ведь столько раз повторялось.
— Ага-а, почувствовал. Самое время тебе послушаться Полковника. Сменить репертуар. Вон Вождь сколько лет процветает, потому что держит нос по ветру, — горячо заговорил Рэд.
— Ты: что, дружище? Ты это — мне?!
— Тебе. Кому же еще? На кого стал похож. Отец за тебя боится: «Рэд, присмотри за сыном» .Как? Ты ведь никого слушать не хочешь.
— Хватит — наслушался.
— Раньше хоть ради матери держался, — хлестко обрезал Рэд. Бессмысленная жестокость фразы даже Джо заставила вздрогнуть. Джон же сидел, растерянный, словно мальчишка. Снова Рэд имел над ним власть старшего.
Снова. Сколько можно?
— Предлагай!
— Уйди на радио. Передохни. Пой рождественские песни. Другие же поют. И ничего. Приведи себя в порядок. Пока все…
— Да?.. Все?.. Программа минимум, дружок? — тон был зловещим. Рэд затаился — такого Короля он явно побаивался. Джо, не отрывая взгляда от дороги, примирительно забормотал:
— Хватит вам. Ведь вы же ближе всех друг к другу. Рэд, ты сейчас не трогай босса. Сам понимаешь…
— Заткнись, шестерка, — заорал Рэд и тут же прикусил язык.
— Ты всех обличаешь сегодня? — осведомился Джон все с той же тихой яростью. — А ну, катись отсюда, обличитель! — И повелительным жестом притронулся к плечу Джо. Тот остановил машину.
— Катись. И в ближайшее время не попадайся мне на глаза. Будешь нужен, сам позову.
— О'кей, ваше величество. Век не забуду вашей монаршей милости. Отблагодарю…
Снова в голове забухали молоточки. Дурнота облепила. Пот заструился по спине. Нет, надо поскорее дозвониться до дока Джорджа. Он, наконец, добрался до телефона. Набрал номер. Ти… ти… ти… Не судьба. А что, собственно, Джордж? Чем он поможет? Никто уже не поможет. Солнце раскаленное. Земля раскаленная. Ни облачка в небе. Значит, и маме ничто не угрожает. Мама, мама. Хорошо, что ты меня не видишь. Хорошо, мамочка.
— Фу, брежу я, что ли? Нет, так нельзя. И ничего нет страшного. Сейчас поднимусь наверх. Лягу. Отдохну. Пройдет.
Еще посидел. Подождал. Не отпускало. Еще пару таблеток. Закрыть глаза. Отогнать мысли. Воспоминания. Все. Не-е-т. Воспоминания — груз не пристегнутый. На дороге не оставишь. Все вросло в душу.
Да, его жизнь более всего похожа на мутную реку. Стоит только опустить руку в воду, как веером поднимается грязь. А если в эту реку войти — засасывает ил. Как в одной из песен — «Я мыл руки в мутной воде». Уж куда как мутна река его жизни.
Собрав себя в кулак, Джон прошел через гостиную мимо бильярдной. Кий на столе напомнил, что еще вчера Чарли и Лам здесь бились, а он и Лиз были маркерами. Дочь отнеслась к своим обязанностям абсолютно серьезно, он же погрузился в мрачные размышления, связанные с Рэдом…
После того разговора Рэд заходил к ребятам, но всегда в его отсутствие. Однажды хозяин вернулся домой раньше обычного и, проходя через гостиную, где сидели ребята, лишь слегка кивнул им. Вдруг лицо Рэда словно надвинулось на него. Красное. Пьяное. Донеслись хвастливые слова: «… никуда не денется». Резко повернувшись, Джон пошел назад. Что было делать? Выяснять при остальных отношения с самым старым другом? Ни за что.
Чтобы успокоиться, он пошел проведать Лиз, которая снова была с ним. Однако тут покоя тоже не было. Из-за двери дочкиной комнаты доносился тихий плач. К такому он не был готов. Поэтому и ворвался в ее комнату, не думая, что может испугать дочь еще больше.
Лиз всхлипывала, уткнувшись в одеяло, и не сразу заметила, что в комнате отец.
— Девочка моя! Лиззи!!! Кто обидел тебя? Или ты больна?!
Испуг отца был столь очевиден, что Лиз мгновенно перестала плакать.
— Папуля, родной, не бойся. Ничего. Я читала грустную сказку. Там про мальчика, которого украла Снежная Королева и заставила из ледышек складывать слово «вечность», а он не мог.
Отец уже успокаивался, как вдруг дочка спросила:
— А ты читал эту сказку, когда был маленьким?
— Нет, моя хорошая. У меня не было книг. Мы жили очень бедно. Я ведь рассказывал тебе.
— Да, я помню. Тогда я тебе расскажу все, что я прочитала, а ты почитай мне конец, ладно? — ластясь, спросила Лиз.
— Как скажешь, родная.
— Тогда ты мне почитай вот отсюда: «Стены чертогов Снежной Королевы намела метель, окна и двери проделали буйные ветры».
Джон начал читать, и что-то смутное его мучило. Когда он прочитал про ледовую игру Кая и произнес слово «вечность», Лиз вдруг обрушила на него один из тех вопросов, от которых нельзя отделаться общими словами:
— Папочка, а что это — вечность?
— Ох, Лиз, не знаю и боюсь, никто не знает. Думаю — сюда входит все: жизнь, любовь, счастье и бессмертие. Ты понимаешь меня?
— Кажется, немножко… Только тогда получается, что вечности нет…
