старый диван и кофейный столик. Возле дивана стоял торшер. Небольшое раскладное кресло, в котором едва умещалось грузное тело Перри, было его привычной территорией во время воскресных футбольных матчей. Напротив дивана, чуть правее двери, располагался плоский телевизор с диагональю в тридцать два дюйма, а также стереофоническая система «Панасоник». Нужды в стационарном телефоне не было: его функции прекрасно выполнял мобильник, а кабельный модем обеспечивал связь с Интернетом.
Комнатных растений Перри не держал, украшений в квартире почти не было. За телевизором на стене размещались многочисленные футбольные награды. На одной из полок стояли призы, врученные ему как лучшему игроку команды, и «Кубок аллигатора», который Перри получил за победы на первом курсе. На стенах висели почетные значки: «Лучшему защитнику года», приз от «Детройт фри пресс», полученный на выпускном курсе, и еще десяток других.
Рядышком висели два предмета, занимающие почетные места среди других наград. Первый представлял собой то, что в свое время вызвало у Перри немалое удивление и отметило важный поворот в его жизни: письмо о принятии из Мичиганского университета. Второй предмет вызывал у него одновременно и любовь, и ненависть: его перекошенное, мокрое от пота, облаченное в шлем лицо на обложке «Спортс иллюстрейтед». На фотографии он боролся с Джервисом Макклетчи, зажатым в тиски могучих рук Перри. Надпись на обложке гласила: «На пути «Ужасный» Перри Доуси: вместе с Вулверайном он ведет Мичиган к матчу «Розовой чаши»[9].
Обложка ему нравилась по очевидным причинам — кто из атлетов не мечтает попасть на обложку такого престижного издания? А ненавидел ее Перри потому, что, как и многие футболисты, был суеверным. Многим казалось, что обложка «Спортс иллюстрейтед» несет в себе проклятие. Если вы играете в непобедимой команде и кто-то из игроков попадает на обложку журнала, то следующий матч команда проигрывает. Или если вы лучший лайнбэкер десятилетия, чье фото красуется на обложке, то ваша карьера может закончиться. Где-то в глубине души Перри не мог отделаться от глупого ощущения, что, если бы его физиономия не оказалась на обложке, он до сих пор играл бы в футбол.
Да, нынешняя квартирка невелика, чем-то напоминает гетто, но по сравнению с его жилищем в детстве просто роскошна. Перри очень ценил уединение. Временами было скучно и слишком одиноко, зато он мог в любое время делать то, что хочется. Никто не вмешивался в распорядок дня, никому не было дела до того, что он приведет сюда девчонку, с которой познакомился в баре; никто не мог упрекнуть его за грязные носки, брошенные возле кухонного стола. Никто не мог повысить на него голос. Конечно, тут не особняк, не обиталище звезды НФЛ, но это
По крайней мере, он нашел себе работу в Анн-Арбор. Перри влюбился в этот город еще в студенческие годы. Он ненавидел крупные города, чувствовал себя дискомфортно в таких беспорядочно застроенных метрополиях, как Чикаго или Нью-Йорк. И в то же время был фермерским мальчишкой, который не смог устоять перед огнями большого мира и вернуться к прежней жизни. К той жизни, которая не могла давать столько развлечений. Университетский Анн-Арбор с населением свыше ста тысяч жителей сохранил комфортное тепло и уют маленького городка.
Положив ключи и сотовый телефон на кухонный стол, Перри швырнул портфель и тяжелое пальто на потрепанный диван, вытащил из кармана упаковку «Уолгрин» и направился в ванную. Ощущение от сыпи было такое, как будто в кожу вонзились несколько раскаленных электродов, подключенных к мощному источнику тока.
Сейчас он обработает больные места, но в первую очередь самое важное: нужно расправиться с прыщиком, вскочившим над бровью. Перри открыл аптечку и вынул оттуда маленький пинцет. Привычно щелкнув по нему пальцем, услышал знакомый металлический звук, похожий на гудение камертона, потом подошел к зеркалу. Странный прыщ, естественно, никуда не исчез, да вдобавок еще болел. Однажды он видел, как удалял себе прыщ его друг Билл: процесс занимал минут двадцать, не меньше. Билл обладал изрядным терпением, поэтому все прошло хорошо. Перри лучше переносил боль, зато в смысле терпения уступал Биллу. Он сделал глубокий вдох, зажал пинцетом маленькую красноватую шишку и резко дернул. Кусочек плоти оторвался — моментально возникла боль. На лицо брызнула кровь. Перри сделал еще один глубокий вдох, быстро отмотал кусок туалетной бумаги и приложил к ране. Свободной рукой поднял пинцет и посмотрел. Ничего особенного, всего лишь кусочек свежей плоти. А вот в середине… Что это? Волос? Только цвет не черный, а какой-то радужно-голубой.
— Вот странно…
Перри опустил пинцет под горячую воду, смыв в канализацию ненавистный прыщик. Из аптечки вынул упаковку лейкопластырей с тампонами: осталось всего четыре штуки. Освободив один из пластырей от бумажной оболочки, приложил его тампоном на маленькое кровоточащее место. Это было легче всего: боль способен вытерпеть любой дурак, а вот снести зуд — совсем другая история.
Перри расстегнул ремень, снял штаны и уселся на крышку унитаза. Из белой упаковки извлек тюбик с противочесоточной мазью. Выдавив немного мази на ладонь, приложил ее к желтоватому рубцу на левой ягодице.
И сразу же пожалел о том, что сделал.
Контакт с мазью неожиданно вызвал сильнейший зуд и приступ обжигающей боли, как будто кожа в этом месте моментально расплавилась. Перри подскочил и вскрикнул. Через несколько секунд, вернув самообладание, он сделал медленный глубокий вдох и заставил себя немного расслабиться.
Боль улеглась, едва успев возникнуть. Улыбнувшись маленькой победе, Перри принялся осторожно растирать мазь по рубцу и прилегающим тканям.
Он едва не рассмеялся от облегчения. С еще большей осторожностью обработал «кортейдом» остальные источники зуда. Когда закончил, все семь мест раздражения перестали напоминать о своем существовании.
Перри ощутил подобие эйфории, хотелось кричать от радости. Теперь на него вдруг навалилась усталость. Последние дни он просто измучился от чесотки, пребывая в стрессовом состоянии; когда стресс внезапно ушел, он почувствовал себя шхуной, дрейфующей посреди моря при полном безветрии.
Перри сбросил одежду, оставил ее в ванной и перешел в спальню. Почти все пространство здесь занимала большая кровать, оставляя совсем немного места для комода и тумбочки. От стены матрац отделяло менее десяти дюймов.
Перри тяжело опустился на кровать. Закатавшись в одеяло, он дрожал от холода. Впрочем, одеяло быстро согрело его, и в пять тридцать он заснул с легкой улыбкой на лице.
16
Вены
Маргарет ходила, стараясь разогреть мышцы, но в ЛБО-4 было совсем мало места — впору разгуляться клаустрофобии. Она подошла к Эймосу, который не отрывал глаз от окуляра микроскопа.
— Обнаружил что-нибудь на том шипе?
— Нужно проверить… Я нашел еще одну структуру, на которую тебе стоило бы взглянуть. И побыстрее, все разлагается буквально на глазах.
Эймос встал, дав Маргарет возможность посмотреть в микроскоп. Сильно увеличенный образец выглядел как капилляр, нормальный кровеносный сосуд. Но он не был
— А это что за чертовщина?
— Мне нравится твое утонченное использование научной терминологии, Маргарет. По-моему, это своего рода сифон.
— Сифон? Ты хочешь сказать, что он, словно комар, всасывался в кровоток?
— Нет, отнюдь не как комар. Тот просто вставляет свой хоботок в кожу и высасывает оттуда кровь. Упомянутый сифон выкачивает кровь из кровеносной системы, но он присоединен
