Так число семян сократилось до семи.
Выжившие саженцы приступили к строительству. Первым «сооружением» стала микроскопическая подвижная субстанция, которая — при наблюдении в электронный микроскоп — выглядела словно волосяной шарик с двумя пилообразными челюстями. Эти челюсти кромсали клетку за клеткой, разрывали мембраны, отыскивали ядро и засасывали его внутрь шарика. Шарики считывали ДНК, копию человеческого организма, определяли код биологических процессов, структуру мышц и костей. Но для шариков ДНК представляли собой лишь отпечатки, шаблоны. Считав их, шарики передавали информацию саженцам.
Получив данные, семерка поняла, что требовалось построить для последующего роста. Не на сознательном уровне, а в сыром, первоначальном состоянии ввода и вывода данных, как у машины. Чувствительность роли не играла — организмы считывали модель и знали, как поступить дальше.
Саженцы высасывали сахар из кровотока и растворяли его; получался химический состав, служивший основой для прочного и гибкого строительного материала. По мере накопления строительных «блоков» организмы создавали очередные автономные подвижные структуры. Там, где шарики скапливались вместе, возникали микроструктуры. Используя растущие запасы строительных материалов, новые элементы начинали плести оболочку. Без быстрого роста защитной оболочки новый организм не просуществовал бы дольше пяти дней.
Вот сколько требовалось для того, чтобы достичь третьей стадии.
4
Понедельник — день тяжелый
Перри Доуси откинул покрывало, ненадолго подставив тело прохладе зимнего утра, — и вздрогнул. Часть мозга настойчиво призывала его установить будильник на четверть часа позднее и подремать еще немного. Однако небольшая оттяжка во времени не помогла разрешить сомнения.
«Видишь? — казалось, твердил ему внутренний голос. — Сегодня утром дьявольски холодно. Заберись под одеяло, там приятно и тепло. В конце концов, ты честно заслужил день отдыха».
Таков был его типичный утренний ритуал; внутренний голос всегда что-то советовал, но Перри никогда не слушался. Он поднялся и, шаркая, добрался из спальни до крохотной ванной. Линолеум встретил ноги неприветливым холодом. Закрыв за собой дверь, Перри включил душ, и ванная наполнилась приятным теплым паром. Когда он шагнул под поток воды, ворчливый утренний голос, как обычно, сразу куда-то растворился. За три года Перри ни разу не опоздал на работу…
Натерев себя мылом, он окончательно проснулся. В левом предплечье ощущалось жжение от легкой чесотки, Перри рассеянно скреб его ногтями. Он отключил душ, вышел, схватил смятое полотенце, висевшее на рейке рядом со шторкой, и насухо вытерся. Пар скопился наверху в виде облака, которое плавно изменяло свою форму с каждым его движением.
Ванная была едва больше чулана. Справа от двери располагалась маленькая стойка из формайки[3] с раковиной для мытья рук. Некогда сверкающая и белая, керамика была покрыта оранжево-коричневыми пятнами от жесткой воды. Возле раковины имелось достаточно места для зубной щетки, пены для бритья и потрескавшегося куска мыла. Все остальные принадлежности покоились в аптечке возле зеркала, повешенного над раковиной.
Рядом со стойкой находился унитаз, краем почти упирающийся в ванную. Вообще, последняя была настолько мала, что Перри мог сидеть на унитазе и касаться дальней стенки, не наклоняясь вперед. Использованные разноцветные полотенца, шторка над ванной, обе части дверной ручки создавали «махровый» контраст с зеленоватыми стенами и потрепанным желто-коричневым линолеумом.
Единственным элементом обстановки были исцарапанные и испещренные ржавчиной цифровые весы. Со вздохом отвращения Перри встал на них. Нижний ЖК-индикатор «единиц» никогда не загорался, последняя цифра выглядела как «А», а не «8», но все это не могло скрыть вес: 268 фунтов.
Перри сошел с весов. Снова зачесалось — на левом бедре, как от укуса комара. Мужчина дернулся и хорошенько почесал это место.
Перри прекратил вытирать волосы, резко отбросив руку. Над левой бровью он ощутил внезапную боль — тупую и ноющую, как от случайно содранного прыща.
Полотенцем он вытер запотевшее зеркало. Ярко-рыжая борода и прямые светлые волосы — таков был странный отличительный признак мужчин рода Доуси на протяжении ряда поколений. Волосы он отращивал до плеч — не ради стиля, а скорее, потому, что это помогало скрыть поразительное сходство с отцом. С возрастом отражение в зеркале все чаще выглядело как лицо, которое Перри больше всего хотел забыть.
— Долбаная сидячая работа. От нее так и прет.
Перри сосредоточил внимание на прыщике над бровью. Тот выглядел как вполне нормальный прыщик, но вместе с тем был довольно странным. Маленький шишковатый нарост, как от укуса крохотного насекомого.
Что за чертовщина?
Перри нагнулся вперед, почти коснувшись кожей зеркала, и надавил пальцем на больное место. На ощупь твердая кожа, из которой наружу выступало что-то совсем крохотное. Что-то черное… микроскопическое пятнышко. Несколько секунд Перри тер его ногтями, но боль лишь усилилась. Возможно, вросший волос или что-то в этом роде. Надо оставить его в покое и разобраться позже.
Перри протянул руку к баночке с кремом для бритья. Он всегда внимательно осматривал себя в зеркале, прежде чем побриться и вычистить зубы, — не из тщеславия, просто чтобы увидеть, насколько он отличается от «старого маразматика».
В колледже Перри, защитник футбольной команды, порой ловил на себе восхищенные взгляды; его тело было сильным и мускулистым, словно вытесанным из камня. Однако через семь лет после травмы колена, положившей конец спортивной карьере, произошли изменения: мышцы лишились былой эластичности, на их месте образовались обширные жировые отложения. Избыточный вес не так уж бросался в глаза, и Перри все еще привлекал к себе женские взгляды, однако для него самого разница была ой как заметна.
Перри побрился, пригладил волосы и в завершение утренней процедуры почистил зубы. Выскочил из ванной и вновь оказался в холодной квартире. Быстро натянул джинсы, старую футболку с фотографией группы «AC/DC» и теплую толстовку с эмблемой «Золотоискателей из Сан-Франциско»[4]. Укрывшись, наконец, от холода, он направился в свой кухонный уголок. Просто «кухней» это место назвать было трудно, поскольку ниша размером шесть на восемь футов с плитой, шкафчиками и небольшим холодильником могла называться только «уголком», но никак не «кухней».
Он подошел к серванту с «поп-тартсами»[5], выгнул спину от нестерпимого и болезненного зуда под лопаткой, закинул руку за плечо, чтобы почесать больное место.
Уняв зуд, Перри подумал, что, наверное, подхватил сыпь, а может, просто кожа зимой слишком сильно сохнет. Он вытащил коробку «поп-тартсов» и извлек серебристый пакетик. Цифровое табло микроволновки показывало 8.36. Запихнув вишневый «поп-тартс» в рот, Перри шагнул к компьютерному столу и принялся укладывать бумаги в потрепанный, местами заклеенный скотчем портфель. На выходных он хотел выполнить кое-какую работу, но в субботу играли «Вожди» и «Рейдеры», а все воскресенье он провел перед экраном телевизора, наблюдая за различными соревнованиями на спортивном канале. Вечер завершился походом в бар, где Перри не без удовольствия посмотрел, как надрали задницу «Львам»[6].
Застегнув портфель, Перри набросил плащ, схватил ключи и вышел из квартиры. Миновав три лестничных пролета, вышел из здания и окунулся в пронизывающий декабрьский холод. Ощущение было такое, словно в лицо и руки вонзились тысячи маленьких булавочек.
Затолкав в рот второй «поп-тартс», Перри направился к своему двенадцатилетнему, изрядно тронутому ржавчиной «Форду», молясь всем богам подержанных авто, чтобы сегодня его старушка обязательно завелась и не доставила особых проблем.
