подергивалось.
Оно мало чем походило на те Треугольники, которые жили внутри Перри. Да, такая же треугольная головка и черные глаза, но на этом сходство заканчивалось. Треугольник напоминал личинки, угнездившиеся под кожей Перри, не больше, чем бабочка напоминает гусеницу.
Черные жилы, которые извивались у Толстухи под кожей, оказались щупальцами, толстыми, длиной около тридцати сантиметров, на вид очень крепкими и сильными. Треугольник вытянулся в семисантиметровую пирамидку, на каждой грани которой мигали черные глаза. Ими существо могло обозревать все направления.
Наконец оно отцепилось от стены и шлепнулось на ковер.
Эмоции Перри менялись с поразительной скоростью: страх, отвращение, неописуемое счастье — как тело танцора в свете стробоскопа на танцполе. Собственный разум Перри велел встать и убить тварь, но он был прикован к дивану, завороженный зрелищем и потрясенный до глубины души.
Новорожденный Треугольник поднялся на ножки-щупальца. Они не походили ни на членистые ноги насекомых, ни на мускулистые лапы животных — это было нечто совершенно новое и очень странное. Головка существа покачивалась на высоте фута над полом.
ОНИ ВЫРАСТУТ, ВЫРАСТУТ!
Хвост, который некогда удерживал личинку в теле Толстухи, безвольно свисал из середины Треугольника. С него капали кровь и прозрачная слизь, кончик волочился по ковру. Существо стояло на нетвердых ногах, щелкая громко и отчетливо.
Толстуха коротко вскрикнула, когда три твари вылупились из ее живота почти одновременно — выпрыгнули из нее, как чертики из табакерки, и полетели в разные концы комнаты. Один приземлился как раз рядом с Перри. Этого ему удалось разглядеть гораздо лучше. Измазанная гноем и кровью кожица казалась не синей, а крапчатой, прозрачно-черной. Перри видел внутри тельца странные органы. Один из них спазматически сокращался — наверное, сердце, — а вот о предназначении других кусочков плоти даже думать не хотелось. Оборванный хвост попал прямо на ногу Перри — он двигался, оставляя след из слизи и фиолетовой крови. Наверное, поэтому они так отчаянно вырывались из нее — им нужно было освободиться от хвоста, ненужной больше пуповины.
Треугольник попробовал встать, однако одна из ног-щупалец угодила между подушками. В Перри отчаянно боролись противоречивые чувства — стробоскоп вспыхивал с поразительной скоростью. Ему до боли хотелось раздавить тварь — и в то же время он едва справился с порывом нежно освободить его ножку и поставить на пол, чтобы новорожденный малыш сделал первый шаг, а Перри, как счастливый родитель, наблюдал бы с улыбкой за его трогательными движениями.
ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ, ПЕРЕВЕРНИ
Приказ отвлек Перри от внутреннего конфликта.
— Не понял?
ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ
ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ
А, вот оно что! Они хотят, чтобы он перевернул Толстуху на живот, и те Треугольники, которые выросли у нее на ягодицах, могли вылупиться.
Толстуха уже не шевелилась. Ее глаза неподвижно таращились в потолок, на лице застыла гримаса ужаса. Гусеница сдохла. Наверное, все хозяева-носители умирают — и правильно, зачем оставлять экс- хозяина в живых, ведь он может убить слабенький молодняк. Как они ее прикончили? Каким-нибудь ядом? Или перегрузили мозг приказами?
Эта мысль поляризовала все чувства Перри. Теперь ненависть к Треугольникам существовала отдельно, а эйфория — отдельно. Радость и счастье — не его эмоции. Перри больше не хотел ощущать их.
ПЕРЕВЕРНИ ЕЕ
ЖИВО ПЕРЕВЕРНИ!!!!
И тут Перри понял, как они ее убили. Понял, почему она только извивалась и хныкала и ничего не делала, пока твари вылуплялись из тела. Они парализовали ее ментальным приказом.
Треугольники кричали так громко, что убили ее самим криком.
Перри вскочил с дивана и опустился на колени возле тела, поскользнувшись в дряни, которая залила ковер. Он двигался быстро, он не хотел, чтобы голоса снова закричали в его голове, потому что они могли заорать так громко, что его мозг вытек бы через уши.
ПЕРЕВЕРНИ, ОНИ ВЫЛУПЛЯЮТСЯ! ВЫЛУПЛЯЮТСЯ!
Перри уперся руками ей в плечо и подтолкнул, однако женщина не перевернулась, а только проехала по скользкому от слизи ковру. Мертвый груз. Какой неуместный каламбур.
Комнату наполнило настойчивое щелканье. Кто-то щелкал быстрее, кто-то медленнее, и все — на разной высоте. Нетерпеливые голоса Треугольников в его голове набирали силу, скоро последует вопль — удар бича по спине зазевавшегося раба. Сила на их стороне.
Перри перегнулся через труп, упершись раненым коленом в плечо Толстухи, и медленно перевернул ее. Она шлепнулась на живот.
Треугольники на заднице не стали терять время. Дернувшись всего несколько раз, они вырвались на волю — некрофильский оргазм, ставший рождением. Один вылетел под углом и ударился о кухонный стол, прежде чем шлепнуться на пол. Другой описал в воздухе дугу и приземлился аккурат в центр торшера, на раскаленную лампочку. Послышалось шипение, а потом тельце взорвалось, хлюпнув. Черная слизь растеклась изнутри по абажуру и закапала на пол.
«Спасибо, не придется возиться самому», — подумал Перри.
Хлынула волна гнева и разочарования — чужие чувства вновь вытесняли его собственную садистскую радость по поводу безвременной кончины новорожденного Треугольничка.
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ГДЕ ОН?
ПОЧЕМУ ОН НЕ ОТВЕЧАЕТ?
Перри вспомнил, что его Треугольникам ничего не видно — он ведь полностью одет. Они только ощутили, что одного собрата не стало.
Перри закатал рукав толстовки и поднес руку к лампе.
«Он упал на раскаленную лампочку и сгорел. Несчастный случай». — В собственном голосе послышалась та же угодливость, с какой к нему обращалась Толстуха, угодливость, какая появлялась в тоне матери, когда она хотела избежать побоев.
Ответ, похоже, удовлетворил Треугольников. Они больше ничего не сказали. Щелканье замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Новорожденные Треугольники замерли на ковре, подогнув ноги-щупальца и прикрыв глаза, — похоже, заснули.
Странный запах паленой плоти Треугольника заполнил комнату, перекрывая вонь от гниющего плеча Перри, рвоты и других жидкостей, разлитых и разбрызганных по полу и стенам. Перри ощутил, что его Треугольники тоже заснули — постоянное бормотание их мыслей стихло.
Перри остался один на один с трупом Толстухи. Теперь к трем Треугольникам в его теле прибавилось еще пять вылупившихся существ. Сколько они проспят? И что будут делать, когда проснутся?
В мозгу роились десятки вопросов, но наверняка Перри знал только одно — он не такой, как эта
