Боня, как мог, объяснил правила работы с аппаратом, даже инструкцию хотел написать, хотя писать пером почти не умел.
Улдуз быстренько писца притащила, осталось только продиктовать. Переживать по поводу лишней работы писца из-за вносимой автором правки тоже не надо, работа у писца такая — переписывать текст каллиграфическим почерком и внимать диктующему с почтением и прилежанием. Правда, правку Боня вносил сам, старательно скрипя пером, чем немало удивил писца. Ну а для размножения исправленного текста еще десять «клерков» явились. Положение средневекового начальника Боне даже нравиться стало. Таких бы помощников да лекции конспектировать…
Сеанс связи с Великим лесом растянулся почти на сутки. На первую телеграмму ответа пришлось ждать больше трех часов. Боня даже заволновался, проходит ли связь. Но, видимо, на другом конце приход телеграммы вызвал легкую (или не очень) панику. Пока начальству докладывали, пока думали, что и как ответить… Вот время и прошло. А телеграмма-то была пустяковая: «сообщите наличие связи тчк боня». Правда, дальнейший обмен информацией проходил уже веселее, ответы приходилось ждать всего по полчаса.
В результате Боня узнал, что в Великом лесу все спокойно. Мановое облако потихоньку растет за счет испарения оставленных Боней запасов твердой маны и вышло уже далеко за пределы поселка и даже эльфийского леса. Но сами запасы визуально не сократились. Живут эльфы все еще в деревеньке на берегу, лес понемногу приводят в порядок. У мелорна рядом с харчевней насадили священную рощу, посвященную Боне-избавителю. Боня хотел уже было совсем застесняться и возмутиться, но оказалось, что молиться ему эльфы ходят прямо в харчевню, где совмещают еду с медитацией. Сторонниками нового религиозного направления стали все жители поселка и даже пикси. Самого «избавителя» это почему-то не удивило. Немного подумав, он даже вынужден был признать идею здравой.
Боня сообщил об основных событиях в Улуг-Улусе. Характерно, что с этого момента все ответы (и вопросы) шли только за подписью Галадриэль. Иситаю она передала привет.
— Да, были когда-то знакомы, — признал призрак. — Я в Великий лес заезжал еще студентом, на стажировку, до того, как к хифчакам на службу подался.
Боня попытался было представить, когда же это событие могло произойти, но плюнул. Сказать «восемь тысяч лет назад» или «десять тысяч лет назад» совсем нетрудно, а вот почувствовать, что это такое, никак не получалось. Как-то больше привык время часами или годами мерить, а не тысячелетиями…
Для своих гвардейцев-пикси Боня передал распоряжение: выдвигаться силами трех полков к нему навстречу в районе Виза. Один полк он решил все-таки в Великом лесу оставить, на всякий случай. Пусть это будут бутырцы, у них форма зеленая. Точного места встречи назвать он не мог, так как в Визе никогда не был, но Иситай успокоил, сказав, что пикси своего деуса издалека почувствуют и сами найдут. Ну а время встречи через неделю назначил.
На все переговоры извели дикое количество ленты, но пикси сидели рядом и с ходу ее восстанавливали. На другом конце линии связи, видимо, происходило то же самое. Наконец Боня передал всем приветы и дал отбой.
Еще нужно было оставить оркам побольше запасов твердой маны. Тут Боня уже так руку набил, что за несколько часов практически полностью залил здоровенный подвал в храме старого города. Метровые шарики в Денае воспринимались уже на уровне детских игрушек. Заодно и золота немножко в ханскую казну добавил, так, пару центнеров. В относительно большом государстве это инфляции вызвать не должно, а пригодиться может. Одних ремонтных работ сколько проводить придется!
В общем, дела удалось привести в относительный порядок. Света по ночам вздрагивала уже не так сильно. Можно было стартовать. Некоторые проблемы возникли с Улдуз, которая рвалась лететь вместе с ними. Чтобы отстала, Боня пообещал организовать позднее летную экскурсию с пикси, а пока посоветовал продолжать налаживать с ними отношения. Последнее он сказал, явно не подумав, так как девочка резко замолчала и мечтательно заулыбалась.
«Ох и наведет она тут шороху, — подумал Боня, — как бы Цинь завоевывать не кинулась. Хотя до них далеко. Вроде бы. Если пешком…»
По дороге залетели в Денай. Вернее, до города им было совсем не по дороге, но Боне хотелось посмотреть, как там дела обстоят. Прибыли опять под вечер, Света села прямо перед их домом. Кучер- домоправитель был на месте, оказалось, он сюда уже всей семьей переехать успел. Причем у Бони возникло подозрение, что эта семья появилась у бывшего кучера уже после их отправления в Великий лес. Уж больно все домашние молодыми были. И женского пола. Но моральный облик домоправителя его не интересовал, главное, что «хозяйские» комнаты не занял, а поселился в боковом крыле. Хотя про себя Боня отметил, что с зарплатой он, наверное, слишком расщедрился, надо учесть на будущее.
Управляющий прибежал докладывать об успехах, коих оказалось не слишком много. Из всего порученного была построена только конюшня. Боня дал задание закупить продуктов для гаргулий и драконши, им силы поле перелета восстанавливать надо. Бывший кучер, видимо, был рад поводу сбежать, поэтому кинулся запрягать и через несколько минут поспешил куда-то со двора, бормоча, что скоро рыбаки с ночного лова возвращаться начнут. Гаргульи отправились вместе с ним.
Тем временем приветствовать прибывших примчались призраки. Боня познакомил их с Иситаем, чем привел в такое замешательство, что даже не сумел связно расспросить их о ситуации в городе. Понял только, что беспорядков больше не было, а управителем императрица утвердила Магнуса Темуса, чем очень сильно обидела другого патриция — Титуса Комиса. Последний, правда, бунтовать не пытался, но очень активно стал работать при храме, где, кстати, появился новый верховный жрец — молодой и рьяный Августинус.
Боня решил, что для начала информации хватит, и отпустил призраков показывать Иситаю город. Маг держался с достоинством и корректно, но было видно, что сама возможность посмотреть новые места его очень радует. Быт и служба призраков-стражников его тоже очень интересовали. Юлиуса он назначил личным гидом, решив к нему приглядеться: возможно, дальше вместе лететь придется.
Боня со Светой (уже в человеческом обличье) сидели в обнимку на крыльце, любовались звездным небом и тихо обсуждали дальнейшие планы. На Боню накатила какая-то умиротворенность и нежность, но долго это состояние не продлилось. Света неожиданно вскочила, быстро его поцеловала, скинула халатик и… обернулась драконом. Во двор въезжала повозка, груженная рыбой. Посреди рыбного разнообразия лежала здоровенная акула, свешивающийся хвост которой придерживал шедший за повозкой Сфенон (Эвриала сидела рядом с кучером).
В ближайший час у Бони появилась возможность любоваться, как подруга, громко хрустя хрящами, перемалывает громадную рыбину. Тоже, конечно, любопытное зрелище, но лирическое настроение как-то само собой пропало. В результате остаток ночи он убил на изготовление еще одного артефакта-телеграфа. И пожалел, что пикси с собой нет и заказать сделать ленту некому. Придется пергамент резать на полоски и клеить. Но это можно и местным поручить.
Утро началось с приближающегося торжественного песнопения. Пели красиво, многоголосно, с переливами, при этом умудряясь придерживаться ритма бодрого марша. Боня заслушался, но постепенно до него дошло, что поющие уже никуда не двигаются, а концерт проходит прямо перед воротами его дома. Доспех из твердой маны сформировался как-то сам собой, на уровне подсознания, и руки тоже сами нашли ПП и посох.
Открылась калитка, и во двор вошел некрупный человек в расшитых золотом и драгоценными камнями одеждах, точнее сказать, парадном облачении верховного жреца имперского храма. Выдержано все это великолепие от сапог до шапочки было в темно-фиолетовых тонах, сверкало в лучах восходящего солнца и выглядело очень солидно. Глаза гостя из-под кустистых бровей тоже сверкали и сверлили Боню сосредоточенно и с некоторым подозрением.
Вслед за верховным жрецом вошло еще несколько человек в жреческой одежде, более скромной, но все равно явно парадной. Света в драконьей ипостаси высунула голову из-за угла дома — посмотреть.
«Цвет у нее и верховного жреца — один в один», — отметил про себя Боня. Вслух же он сказал:
— Рад приветствовать вас, пресвятой Августинус, в своем скромном жилище, — и, помолчав, добавил: — Благословите, отче!
