замаячившая в далекой перспективе финансовая удача слегка вскружила ему голову. Да это же чудо, твердил он, вырваться наконец-то из топкого болота нищеты, ощутить под ногами твердую почву материального благополучия! Они приобретут необходимую одежду, обувь, поменяют кое-что из мебели, а главное - не будут с тоской смотреть в завтрашний день! Как воспрянет духом Надя! Но она еще ничего не знает о привалившем счастье, несправедливо! Он влетел в ближайшую телефонную будку.
- Надя! Наденька! - закричал взволнованно в трубку. -У нас большая радость... Нет, нет, по телефону говорить не буду. Отпросись, приезжай пораньше домой! Скоро будешь? Отлично, пока!
Считая себя сказочно разбогатевшим, он купил по дороге домой бутылку дорогого портвейна - из подвалов Абрау Дюрсо, шоколадные конфеты, шпроты и копченую колбасу - невиданное в их доме гастрономическое великолепие! Особо праздничное!
Он нетерпеливо поглядывал в окно. С минуты на минуту Надюша должна появиться... Вот и она! Спешит, почти бежит узнать сенсационную новость.
Не выдержав, Ефим стремглав бросился ей навстречу.
- Говори, что там у тебя стряслось? - она задыхалась от бега и волнения.
- Сейчас, сейчас все узнаешь.
Одним махом взлетели они на второй этаж, Ефим распахнул дверь в комнату. Глянув на пиршественный стол, Надя замерла на пороге.
- Что это? В честь чего? - спросила она тихо, недоуменно.
- В честь сногсшибательной новости! Слушай, удивляйся, радуйся: я - автор детской книжки! Да-да! - путаясь, сбиваясь, он рассказал о необыкновенном происшествии. - Понимаешь, Наденька, пока я пробирался по захламленному двору к издателю, раза три споткнулся, подумал: быть беде. Но, как видишь! Уму непостижимо: через несколько месяцев моя сказка увидит свет! Получим кучу денег! Теперь нам черт не брат. Плевать на Щукину! Давай выпьем за удачу.
Надя почему-то не спешила поднять свою рюмочку. Рассказ мужа показался ей малоправдоподобным. С недоверием и тревогой слушала она не совсем последовательный, очень странный его монолог, с опаской глядела на лихорадочно блестевшие глаза - не заболел ли? Может быть, это последствие контузий?
- Фима, ты сказал, что Щукина уволила тебя с работы? Я не ослышалась?
- Да, она избавилась от меня по сокращению штата, уловка известная, вот, читай.
Надя прочла приказ, посерьезнела.
- Не расстраивайся, Наденька, какое это теперь имеет для нас значение? Не подвернись счастливый случай с изданием книжки, я подал бы на Щукину в суд. Меня, как инвалида войны, в два счета восстановили бы в должности.
- Ну и подавай в суд, - предложила после паузы Надя, - обязательно подавай.
- К чему? Мы скоро с тобой разбогатеем. Завтра я получу зарплату и выходное пособие. Твоя первая получка на новой работе. А там...
- Что - там? Давай рассчитывать на худшее: что если твой Даниил Борисович взял да обманул тебя?
- Обманул?! Как обманул?
- Очень просто, а вдруг?
Торжественность с лица Ефима будто ветром сдуло. Вопрос Нади разом спустил его с неба на землю. Он испугался.
- Что ты говоришь? Красницкий - пожилой, серьезный человек. Правда... - Ефим замолчал, припомнив возникшее у него ощущение чего-то отталкивающего, затаенного в издателе. - Посуди сама, какой смысл ему водить меня за нос? Допустим, книжка ему не понравилась. Кто и что мешало ему распрощаться со мной не очень-то церемонясь. Логично?
- Вроде бы, - неуверенно согласилась Надя.
- Отчего же «вроде бы»? - возразил Ефим чуть упавшим голосом. И в его душу вкралось сомнение... Нет, быть не может, уж очень страшно было поверить, что его надежда - призрак. - Вот увидишь, вот увидишь, все будет в порядке, - успокаивал он больше себя, чем жену. - Давай-ка лучше выпьем за удачу!
Вино есть вино. Действует оно безошибочно, тем более на непьющих. Еще оставалось вино в бутылке, а повеселевшие, разрумянившиеся Сегалы, забыв о невзгодах и сомнениях, аппетитно закусывали, оживленно болтали, строили радужные планы.
- Во-первых, - мурлыкал Ефим, - мы немедленно выкупим из ломбарда часы. На постоянную работу спешить не буду, попробую зарабатывать литературным трудом. А затем, догадываешься?
Надя отрицательно покачала головой.
- Займусь-ка я всерьез поэзией. Если не теперь, то когда же? Наверно и талант, если его не развивать, увядает... Через каких-нибудь два года, - продолжал он грезить наяву, - выйдет первый сборник моих стихотворений. Переберемся из нашей берлоги в светлую, просторную комнату (отдельная квартира была выше его грез и фантазий), родишь ты нам сына или дочку, все равно. Мне тогда исполнится тридцать четыре, тебе - двадцать семь, всего-то! Вся жизнь впереди.
Приподнятое настроение Ефима передалось и Наде, чему способствовало и выпитое вино. До позднего вечера возбужденная, развеселившаяся пара беззаботно болтала о том, о сем. И даже не очень-то реальные планы представлялись вполне осуществимыми.
Глава девятая
Решено: Ефиму нет никакого резона судиться с Щукиной. Зачем зря трепать нервы себе и Наде? Известно: он без пяти минут Рокфеллер.
Утром, проводив Надю на работу, Ефим привел в порядок свой туалет и направился, как на праздник, в редакцию за расчетом. Сперва зашел в общую комнату. Алевтина, Пышкина и Жора были на своих местах.
- Здравствуйте, коллеги! - голос Ефима звучал приподнято, немного даже артистично. - Бог в помощь!
Все трое, как по команде, повернули головы в его сторону. На лицах - удивление. У Анфисы Павловны - с ехидцей, у Алевтины - с недовольством, у Жоры - с холуйской глупцой.
- Здорово, гуляка вольноопределяющийся, - не преминула кольнуть Пышкина. - Погляди-ка на него, Тина: блестит, как новый пятиалтынный. С чего бы?
Сверкнув васильковыми глазками сквозь стекла очков, Тина насмешливо определила:
- Это Надька его нафуфырила по случаю увольнения из редакции, наверно.
- Алевтина Михайловна, вы угадали! На нашей улице сегодня действительно светлый праздник: Надя на прекрасной работе, ее там хвалят, растет, не в пример некоторым, оба мы избавились от здешней творческой атмосферы. Как видите, поводов для хорошего настроения достаточно.
Заметив, что дверь в кабинет редактора приоткрыта, он говорил громко, с умышленной бравадой. И не ошибся в расчете. Из кабинета, словно орудие крупного калибра, выкатилась Щукина.
- Хватит, Сегал, комедию ломать, - пробасила она, - вы лицо постороннее, попрошу вас немедленно покинуть редакцию.
- Лицо постороннее?! - Ефим от души рассмеялся. - Возможно... Но с каких пор в редакцию запрещен вход посторонним лицам? Это вы сами придумали или реализуете новое руководящее указание?
Удар пришелся в самую точку: лицо Щукиной из желтого стало бледно-серым. Она открыла было рот, но не нашлась что сказать.
- Чтобы не быть здесь посторонним, я могу, - пояснил Ефим, - восстановиться через суд.
Щукина усмехнулась, как бы себе на уме.
- Не смейтесь. Бывают ситуации, когда и звонки из райкома в суд не срабатывают... Теперь я уйду... Не забудьте повесить на двери в редакцию предупреждение: «Посторонним не входить». Или, еще лучше, поставьте милиционера.
Щукина побагровела, молча ушла в кабинет, хлопнув дверью. А Ефим направился в бухгалтерию получить расчет и должным образом попрощаться со своим старым «другом», бухгалтером.
