Всей Жизни грозит на планете закат!..
Поэт ударяет в набат!
Лето 1958 г. поэт Ал. Соболев проводил по обыкновению (иного места отдыха не было) в небольшом городе Озёры на юго-востоке Московской области, у моих родителей. В один из дней июля услышал информацию радио ГДР об открытии мемориала Второй мировой войны - «Бухенвальд». Сообщалось: между скорбных построек бывшего фашистского лагеря смерти, который располагался у подножия горы Эттерсберг, близ Веймара, на средства, собранные населением ГДР, возведена башня, увенчанная колоколом. Звон колокола должен постоянно напоминать об общечеловеческой трагедии, о жертвах фашизма и войны. Информация как информация. Можно было оставить ее и без внимания: сообщения об открытии мемориалов, музеев, памятников в разных странах не редкость. Но как ощутимый удар по сознанию воспринял ее Ал. Соболев. Весть об открытии мемориала дошла не только до ушей, но - до сердца поэта, знавшего войну не по сводкам Совинформбюро. Рассказывал позже, что он будто бы услышал, увидел внутренним взором: раскачивается на многометровой башне массивный колокол, плывут в безграничном пространстве над родимой планетой гулкие звуки... Размеренные удары волнами расходятся во все края... Вот уже слышны в разных странах Земли как знак беды, знак тревоги... Обостряется предчувствие новой общечеловеческой бойни... В руках человека - сверхмощное оружие массового уничтожения... Нестираемая память о Хиросиме и Нагасаки. Мир опять на пороге войны, быть может последней в истории человечества... И это тем страшнее, что, «быть может, ты одна во всей Вселенной, моя Земля, живым наделена!».
Поэт понял, что, если через тринадцать лет после окончания войны, унесшей миллионы жизней, начинает звучать колокол «Бухенвальда», значит, в мире неспокойно, опасения и тревога поэта за судьбы мира справедливы и - увы! - обоснованны, значит, время бить в набат!
Так возник у поэта Ал. Соболева образ «Бухенвальдского набата». Неслучайный. Выстраданный. Выношенный годами, как и сами сразу созданные стихи. Начальный, почти окончательный вариант был готов через два часа. В нем было семь строф. Требовательная, тщательная доработка стихов - и для публикации были оставлены три строфы. В них поэт Ал. Соболев, бывший фронтовик, «по праву пехотинца рядового, калеченного, мятого войной, от имени всего живого» через границы и головы правительств всех стран напрямик обратился к людям мира со страстным, идущим к сердцу каждого землянина призывом: по зову набата сплотить усилия народов планеты за мир, защиту жизни на Земле, пока еще не поздно, пока «вихрем атомным объятый стонет океан, Тихий океан», но не гибнет в пламени ядерных пожарищ сама Жизнь. Не допустить этого - дело всех и каждого. Отсюда и первые слова стихотворения, слова обращения: «ЛЮДИ МИРА!».
Небольшое отступление по ходу рассказа. «Люди мира!» - вряд ли кто из ныне живущих в России воспримет такое обращение как нечто из ряда вон выходящее. Люди всего мира стали доступны; можно свободно и сколько угодно общаться с теми, кто за кордоном.
А теперь представьте себе закрытую от мира страну, страну-тюрьму - СССР, - и вы оцените как ПОСТУПОК смелость и решительность узника, посмевшего своим необычным, в условиях тюрьмы, обращением пробить все искусственные заслоны и преграды. Избрал форму обращения, как и написал песню-памятник «Бухенвальдский набат» не «советский человек», а всего лишь тот, кому на роду было написано жить в стране «советской власти». Вот почему не пискнул он: «Советские люди!», присев от страха пониже, поглядывая с подобострастием и опаской на Старую площадь. Крикнул мощно, голосом СВОБОДНОГО человека, явил, что может человек с раскрепощенною душою, как он становится силен, как расстается с рабской позой, раз осознав, что он рожден летать, а не постыдно ползать, что и насилия броня слаба пред волей непокорной...
Не сомневаясь, что стихотворение «Бухенвальдский набат» — творческая удача, что смысл и накал стиха могут и обязаны послужить делу защиты мира - только бы довести их до внимания как можно большего числа людей посредством массового издания, - Ал. Соболев направился в «Правду». Ее тираж превышал десять или двенадцать миллионов экземпляров.
Не понимал, куда идет? Задумал искать согласие с партийной, крикливо-фальшивой антивоенной агитацией-пропагандой? Отступился вдруг от своих антикоммунистических взглядов и убеждений, касающихся разных сторон бытия? Нет, нет и нет!
Он отлично знал и понимал, какая правда звучит с полос главного печатного органа партии, и не верил ему. как не верил и самой компартии. С иронией и возмущением наблюдал двойную игру советских «миротворцев»: их. с одной стороны, истерические вопли о мире, а с другой - тайную, сумасшедшую спешку, преступный азарт в производстве ядерного оружия наперегонки с Америкой под девизом «кто - кого». Правда, с очевидной разницей: «дядя Сэм» в условиях демократии, под контролем и согласованно с оппозицией тратил на военные нужды определенную, весьма солидную часть госбюджета, что не мешало населению Штатов жить достаточно обеспеченно.
У нас дело обстояло иначе. Никогда внутри страны никем не контролируемая компартия, ни с кем не согласовывая свои действия, молча, негласно отбирала у своих безропотных рабов, как теперь стало известно. 80-90 копеек с каждого заработанного ими рубля, в том числе и «на нужды обороны»...
О многом догадывался, многое понимал поэт Ал. Соболев. Но в таком случае еще труднее объяснить, зачем же он направил свои стопы в «Правду». Ведь с его стойко «антисоветским» настроем, с его стихами гражданина и патриота всей Земли поход туда выглядел по меньшей мере неумно, даже легкомысленно...
А всегда ли. подумайте, поэт...
О, нет, не рифмоплета, не каплуна в саду,
а сокола в полете имею я в виду.
Кто так раним и тонок.
Но в битве - исполин, и кто душой ребенок до голубых седин...
Всегда ли такой поэт скрупулезно да предусмотрительно вымеряет свой следующий шаг? Возьмите за основу убежденность поэта в правоте его мыслей о мире, прибавьте сюда вполне хорошие (в чем он был убежден) стихи «Бухенвальдский набат», и станет ясно, почему Ал. Соболев решил попытаться «покорить крепость», т.е. заставить приверженцев и проводников генеральной «миротворческой» линии компартии благосклонно разделить его мысли. Наивно? Не спорю.
Для похода в «Правду» он «вооружился» тайным умыслом. Привыкший без всякого усилия над собой поступать по правде и по совести, он, как ему казалось, ставил перед «правдистами» непростую задачу: без убедительных причин отказать поэту, в недавнем прошлом фронтовику, в праве публично высказаться против войны и фашизма, т.е. не пустить на страницы партийной газеты его антивоенный, антифашистский поэтический монолог. При этом он знал, что и его неординарное обращение «Люди мира!» не останется без внимания, может быть истолковано как дерзкий вызов: без ведома власти, цензуры призвать к вниманию народы всей Земли. Поэт отдавал себе отчет и в том, что его упрек виновным в распространении ядерного оружия в равной мере относится и к правящей верхушке СССР, хотя прямо в тексте это не сказано, что стонущий океан вызывает в памяти картину вздыбленной земли на известных испытательных полигонах нашей страны.
Не знаю, обратили ли «правдисты» внимание на колкие намеки поэта Ал. Соболева, на его смелое обращение к людям мира. Сдается мне, что они рассудили куда проще: отложив поначалу стихи в сторону, озаботились всеми «за» и «против» личности автора. (То, что я сейчас скажу, - не придумка, не вымысел, а фотография с картины того времени.) Итак, перед сотрудниками «Правды» предстал автор неизвестный: «залетела ворона в высокие хоромы». К тому же не пристало «котенку» - не маститому, не именитому - «рыкать, аки лев». Судя по стихам, к бытующему круговому вранью, похоже, не приучен, опять-таки не приручен, «не свой», не из списка членов ССП. Стоит ли давать такому «признание», ибо сам факт публикации в «Правде» уже означал в те годы официальное признание значительности автора и, само собой, его одаренности. По партийным меркам. Отводя его стихам место на полосе, газета тем самым заявляла бы о своей солидарности с его точкой зрения на важнейшие политические вопросы - о мире, ядерном разоружении, о фашизме.
А зачем им, благополучным журналистам, эти заботы да хлопоты? Не проще ли, по привычке, отреагировать с позиции силы? Позиция силы, конечно, не синоним позиции совести. Но кто и каким образом спросит с них за этого невесть откуда взявшегося Соболева? Кто упрекнет за неуважение к
