жить в непрестижном районе - подобно ссылке. Это ведь не дом ЦК партии, предназначенный избранным. Оказывается, Ал. Соболева сознательно унизили, послав жить среди «простых» людей. Но, оказалось, эти самые «простые» люди были вовсе не простыми и не раз давали понять поэту, что не здесь его место...
Ехали мы как-то в теперь свое Южное Измайлово. Теснота. Автобус набит до отказа и хуже. Иных средств связи - нет. Стоим, стиснутые со всех сторон. И вдруг над ухом голос, вроде бы ни к кому конкретно не относящийся, просто размышляющий вслух: «Поневоле оценишь достоинства общественного транспорта. Глядишь, и с великим человеком проедешь...» Я цитирую с предельной точностью. Так было сказано. Слышалось в произнесенных словах и удивление, и недоумение, и затаенная даже насмешка, и похвала...
Очевидно, слух о том. что автор знаменитого «Бухенвальдского набата» живет вот тут. рядом с ними, казался для некоторых обитателей Южного Измайлова чем-то сверх-неправдоподобным. По советским кастовым меркам он должен был находиться где-то возле советских коммунистических «брахманов». Поэтому в первые месяцы жизни в Южном Измайлове Александру Владимировичу, особенно во время прогулок, очень много раз приходилось отвечать на вопрос: «Извините, это правда, что вы написали “Бухенвальдский набат”?» Услышав «да», люди заметно терялись: непривычно, необычно, странно... Потом благодарили, по обыкновению.
...Как-то раз мы куда-то спешили - Александр Владимирович решил (кстати, чего никогда не делал) воспользоваться правом военного инвалида и что-то взять в магазине без очереди. Несколько человек у прилавка недовольно заворчали. И вдруг громкий окрик: «Замолчите! Как вам не стыдно! Мы должны гордиться, что такой человек живет среди нас!»
Только журнал «Крокодил» отметил семидесятилетие поэта, да некоторые жители Южного Измайлова. В автобусе, в котором мы ездили, просто на улице. Это были розы, но с острыми шипами... И наносили невидимые миру раны. «Ату его... Ату!» Ничем иным не могу завершить повествование о битвах за крышу над головой. Присоединяю «цветок» к букету.
«Моя милиция меня бережет...» О том, как оберегали и защищали компартийные верха своих опричников, что означало благоволение власти, могли бы красочно и захватывающе интересно расписать такие столпы советской литературы, как Н. Грибачев, А. Софронов и... и не одна сотня им в большей или меньшей степени подобных.
А как выглядела незащищенность, отсутствие партийного зонтика? Вот так. Возвратившись однажды вечером домой, мы обнаружили в почтовом ящике повестку на мое имя. Со всей коммунистически- милицейской наглостью повестка требовала моей срочной явки... в районный отдел внутренних дел. Я точно так же удивилась бы, если бы мне приказали срочно явиться, ну, не знаю куда - в лунный кратер, что ли. Но тут шуткой и не пахло: милицейская бумага содержала угрозу. На ней, напечатанной типографским способом, никто и не подумал зачеркнуть слова о том, что в случае неявки добровольной меня доставят в отдел внутренних дел под конвоем, т.е. принудительно. Краше не скажешь. И было это в 1978 году, известном тюремными порядками.
Соболев, конечно, сразу же взорвался по поводу и хамского тона, и самого «приглашения». Он позвонил в отдел внутренних дел и спросил, что за интерес у милиции к его жене, жене человека известного...
Там не грубили, очень попросили... Словом, мы поехали, все-таки мы были советскими людьми, в большей степени я, наученная и намученная конфликтами.
Толстомордый тип лет двадцати пяти сунул мне на подпись какую-то бумагу. В чем дело? Оказывается, ему срочно потребовалось закрыть расследование. По какому поводу? При чем здесь я?
И вот что выяснилось: причиной расследования послужила моя 60-рублевая пенсия, только что назначенная мне по заработку последних пяти лет. Помните, как после еврейского погрома в Московском радиокомитете мне никуда не давали устроиться, меня всюду опережал компрометирующий клеветнический звонок. Но надо было выработать требуемый по закону стаж для получения пенсии, и я, как мне казалось тайком, устроилась в отраслевой институт младшим научным сотрудником отдела информации. Оклад - 115 рублей. Столько стоил м.н.с. в 1968 г.
И вот наступил полагающийся срок, и я стала пенсионеркой. Бдительные «друзья» Ал. Соболева, которые с него влюбленных глаз не спускали, мгновенно смекнули: вот он - отличный повод облить грязью поэта и потрепать ему нервы. Не успела папка с моим «юным» пенсионным делом занять свое место в первомайском райсобесе, как в БХСС городского управления МВД поступил «сигнал». Он сообщал: жена Соболева ни одного дня нигде не работала, пенсия ей оформлена из... гонораров мужа, поэта, автора широко исполняемого произведения... Бред пьяного шизофреника! Я и по сей день не представляю себе механику такого «оформления». Но те, кто «сигналили», или имели личный опыт в подобных махинациях, или покоряли государственно заинтересованным тоном, грамотно, убедительно, патриотично!.. Не без расчета на недалекого пугливого милиционера.
Итак, была поднята тревога по факту подлога, совершенного не кем иным, как автором знаменитейшей песни. Однако... евреем! А евреи известно... Схватить мошенника за руку, вывести его на чистую воду возжелали советские стражи порядка, игнорируя при этом возможность заурядной клеветы. Перед ними был жид!.. Лови!..
Проверяли, рылись в райсобесе, ездили в институт, где я работала и где находилась копия моей трудовой книжки. Дело не состоялось. Хотя его завели! И чтобы закрыть ими же сочиненное хамство, послали повестку с угрозой!
Там же, в отделе внутренних дел, Ал. Соболев потребовал назвать имя клеветника. Вертясь и ёрзая на стуле, милиционер выдавил: «Сигнал был телефонный, анонимный...» Остановитесь, вдумайтесь: телефонный, анонимный, а сколько «сочувствующих», заинтересованных сразу породил, возбудив у них азарт гончих псов. «Ату его... Ату!» Растет, растет букет с таким названием. Множится число составляющих его «цветов». Настоящих, несфабрикованных, неоспоримых.
Любовь к автору «Бухенвальдского набата» Советского комитета защиты мира (СКЗМ). Мне было бы очень приятно и, пожалуй, даже лестно написать эти слова без иронии, без насмешки, без упрека. Не смогу. Не получится. Не состыкуется с правдой ни в прошлом, ни в настоящем - в первые годы XXI века.
Прежде чем пуститься в воспоминания, не нарушающие общий тон повествования, несколько слов об этой организации. Сейчас о ней почти ничего не слышно, о ее делах - тоже. Для тех, чья сознательная жизнь приходится на постперестроечный период, считаю нужным кое-что пояснить. СКЗМ - бурно действующая организация послевоенного периода, 50-70-х годов вплоть до начала перестройки, когда она вроде бы сникла, утратила свое важное значение. Обязана предупредить: ошибочно думать о ее функциях как построенных исключительно на принципах добровольности: мол, собрались в один прекрасный день где-то на ясной полянке добрые дяди и тети, взялись за руки и объявили себя отныне и присно - миротворцами. И стали звать всех к миру и в доказательство своих сугубо мирных намерений рассылать во все концы объяснения и клятвы верности идеалам всеобщего мира до гроба. Компартии - мастерице и любительнице мистификаций, - может быть, и хотелось выдать СКЗМ за такое со всех сторон идиллическое сообщество.
Но предопределенный и запланированный заранее характер деятельности СКЗМ, подтекст этой деятельности заставляли видеть в СКЗМ, что и было на самом деле - отлично организованную ячейку тоталитарной системы. А эта система по своей природе не могла допустить неконтролируемых проявлений гражданских чувств. В стране-тюрьме всему и для всего отводилось место и время, никаких стихийных выступлений, всё по бумажке, на которой расписано, кому, что следует делать, где и когда. Поэтому СКЗМ лез с советским пониманием мира и в другие страны, придумывая разного рода форумы в защиту мира, фестивали молодежи в защиту мира, миротворческие миссии посредством теплоходов-пароходов, что несли якобы вести о мире... туда, куда их пускали. Потому что за границей давно и четко представляли себе, что такое защита мира по-советски, по-коммунистически, что это за двойная игра. Одураченные компропагандой, советские люди не задумывались над тем, откуда поступали ой-ой-ой какие денежки на проведение миротворческих спектаклей в постановке советских миро-режиссеров, сколько это все стоило.
