Александр Владимирович поругивал врачей, сюда его пославших, он не знал, в сколь опасном положении пребывает, а я шла рядом, оцепеневшая от страха и безысходности, с одной сверлящей мозг мыслью...
Сам больной. Александр Владимирович, позвонил в институт проктологии. Говорил с заместителем директора по научной работе. Визитная карточка поэта сработала моментально и безотказно. Его пригласили явиться немедленно. Мы поехали.
...А теперь попытайтесь представить себе врача приемного отделения института, который вызывающе нагло ухмыляется вам в лицо. вам. кого видит впервые. Насмешливо, с издевкой очередная медицинская дама объявила: можем поместить только в шестиместную палату, иных у нас нет. Я попросила Александра Владимировича выйти и объяснила, почему необходима одноместная палата, почему я должна находиться с ним вместе, попросила учесть его заслуги перед страной... С таким же успехом можно было распинаться перед железобетонной глыбой. «У нас нет одноместных палат». - твердила она. И в который раз приходится мне повторять: это была ложь. Тот же проктолог Б., что обнаружил рак. при случайном с ним разговоре удивился: «Но у них есть отличные палаты, одноместные, вроде гостиничных номеров». «Есть, да не про вашу честь». - гласит народная пословица. Кому оказывалась такая честь? Разные категории избранных называть не берусь, но одну знаю доподлинно: те. кто хорошо оплачивал и предоставленное помещение, и медицинские услуги (это при общем бесплатном медобслуживании). Почему так уверена? Скажу в своем месте.
Ни с чем мы вернулись домой. В моей голове гвоздем сидела мысль о ежечасной опасности проявления болезни. Лишив Соболева медицинской помощи, врачи из его поликлиники услужливо предупредили меня «о большой вероятности внезапного кровотечения - ткани уже были сильно разрушенными». Мое тогдашнее состояние можно сравнить разве что с состоянием человека, которому положили в карман мину, объяснив: может сработать в любое время. Когда? Неизвестно...
И неотвязно в голове вопили вопросы: куда деваться? Где искать медпомощь? Отвечать на эти вопросы надлежало мне, мне одной. Александр Владимирович и не подозревал, какая новая беда обрушилась на его голову. Я же оказалась между двух огней: с одной стороны, должна была скрывать от него его болезнь, с другой - добиваться излечения этой болезни в обстановке медицинского террора. Не то слово? То самое: врач, отказывающий в помощи больному, - преступник, иного мнения быть не может.
Все еще не веря в неудачу, постигшую нас в НИИ проктологии, я не сумела догадаться, что встреча, оказанная нам врачом приемного отделения, - всего-то верхушка айсберга. Посему и попыталась связаться по телефону с руководством НИИ. В первый раз заместитель директора по научной работе был любезен. А потом... тщетно добивалась я повторного разговора с ним. Он превратился для меня в человека-невидимку: постоянно отсутствовал на месте - был «сейчас очень занят», «на обеде», «вызван к директору», «уехал в министерство» - похвальный по разнообразию ассортимент уверток. Он помог мне провести мысленно связующую нить от руководства НИИ до приемного отделения: предложив неподходящие условия стационирования, НИИ таким образом захлопнул перед Соболевым дверь.. По своей воле или по злому наущению? Трудно предполагать озлобленность к человеку, с которым встречаешься впервые и не знаешь о нем ничего, кроме доброго... Значит, заработало «телефонное» право, проще - телефонный сговор. А так как о болезни Соболева нигде, кроме его больницы, и не знали, то соответствующий «сигнал» мог раздаться только «оттуда».
Я чуточку ошиблась: опередивший наше появление в НИИ проктологии звонок прозвучал, приходится предполагать, не «оттуда», а из Министерства здравоохранения или по поручению этого министерства.
Чем и как сумел взбесить поэт Ал. Соболев высоких чиновников из Министерства, что они включились (или возглавили?) в охоту за ним, обкладывая, словно особо вредного волка, красными флажками со всех сторон?
В оправдание придется сказать об одном неудобном для негодяев и жуликов всех мастей свойстве характера Соболева, в прошлом журналиста, - говорить правду. Даже если она кому-то невкусна, встает поперек горла. Говорил он правду без страховки, без оглядки, не раздумывая над тем, чем это может для него обернуться.
«Тяжелые вы люди, - сказала как-то с упреком-похвалой моя мама, - кому она нужна, ваша правда? Так от вас все люди разбегутся».
«Дрянь убежит, человек - останется», - невозмутимо парировал зять. Он не хотел учитывать, что за пределами квартиры правду говорить в СССР - чрезвычайно опасное занятие, для еврея - вдвойне.
А теперь конкретно о «вине» Александра Владимировича. Для начала - небольшая справка о географии некоей местности и некоторых учреждений, на ней расположенных. Наш дом в Южном Измайлове отделяет от известной больницы часть того самого лесного массива, о котором я говорила в начале повествования. Гуляя летом по асфальтовым пешеходным «лентам» березовой рощи, мы невольно обратили внимание на столь же постоянных ее посетителей -группы веселых, бодрых, очень жизнерадостных людей, похоже тоже совершавших моционы. По их одежде нетрудно было догадаться, что они - пациенты ближайшей больницы, а таковой была лишь та, к которой был прикреплен А.В. Но странно мало походили они на людей недужных: подвижные, оживленные, они нарушали тишину рощи взрывами хохота. Наверно, выздоравливающие, освободившиеся от болезни, счастливые, решили мы.
Здесь я должна сказать еще об одном довольно редком свойстве характера Александра Владимировича - умении располагать к себе людей, реже - сановных, чаще - вполне рядовых, простых, хотя не люблю этого слова в приложении к человеку. Не знаю, почему состоялся у него разговор с одной пожилой медсестрой ЦРБ, но, вернувшись однажды из поликлиники, он пересказал мне содержание очередной «исповеди». И тогда стало понятно, что за веселых больных встречали мы в березовой роще.
Оказалось, в разные месяцы года, главным образом летом, меньше - зимой, многие места в отделениях больницы «перепрофилировались» негласно в... санаторные - по характеру оказываемых услуг. Небольшие, на двух-трех, а то и на одного человека палаты - иных там и нет - заполняли вполне здоровые, по общепринятым меркам, представители профсоюзной, медицинской и партийной номенклатуры, не из высших эшелонов, но за ними непосредственно следующих. Внешне все выглядело абсолютно благопристойно: каждый такой «больной» прибывал сюда по направлению. Заручиться им номенклатуре, прикрепленной к медучреждениям закрытого типа, а то и к самой больнице, было до смешного просто: рыбак рыбака не только видел, но и знал издалека. Страха за такую художественную самодеятельность тоже не было: рыба тухла с головы и подавала хороший пример близлежащей части туловища.
...Березовая роща примыкала к самой ограде больничных корпусов, место зеленое, тихое - окраина столицы, за которой простирается многокилометровый лесной массив. Так что даже с экологией все в порядке. Больные убивали праздные часы прогулками в роще, «подлечивались» процедурами в отлично оборудованном отделении физиотерапии, бесплатно кушали, вечерами болтали и шутили в просторных холлах, устланных коврами, располагаясь в мягких глубоких креслах, по желанию - «общаясь» с цветными телевизорами. Запланированный месяц оздоровления, как и все приятное, пролетал незаметно, улыбчиво, безоблачно и завершался получением больничного листа на весь срок «болезни». Как поступает обычно заботливый, предупредительный врач, выписывая выздоровевшего из больницы? Да, вы не ошиблись: он усиленно рекомендует ему поехать для закрепления полученных результатов лечения в санаторий. Добрым советом пренебрегать - грех, особенно в том случае» когда получить путевку в санаторий так же просто, как вынуть монетку из собственного кошелька. И номенклатура ехала на следующий месяц в следующий, теперь уже настоящий санаторий. Вот таким, до анекдота наипримитивнейшим способом усталые и измотанные от безделья и безответственности партноменклатурные слуги народа уворовывали двойную порцию ежегодного отдыха, тайком от народа, естественно.
Обо всем этом и рассказала Александру Владимировичу пожилая медсестра, взяв с него клятву молчать, а если и не молчать, то. Боже упаси, не упоминать ее имени.
Увы, знать для Александра Владимировича не означало дальновидно, с учетом личной выгоды помалкивать. Прошло немного времени, и он при случае поинтересовался у одного из глав больницы, правду ли сообщила ему сотрудница поликлиники, не пожелавшая назваться. Он не сомневался, что такая практика организации дополнительных сроков отдыха людям избранным придумана не руководством больницы, но не предполагал, что санкционирована она, а может быть и изобретена, некой высокоответственной дамой... из Министерства здравоохранения РСФСР. Соболев, много не размышляя о
