в периодике, мнение какого-то писателя о предмете, нас занимающем, и т.д.
Александр Владимирович был поклонником многих живописцев прошлого и настоящего, мы старались не пропускать ни одной художественной выставки, и я с удовольствием слушала своеобразные, нестандартные, свои суждения поэта о произведениях художников. Когда он импровизировал, язык его как бы сопровождал богатство палитры выдающихся мастеров изобразительного искусства. Прибегая к невинным хитростям, я нередко уводила своего эмоционального супруга от излияний на политические темы. Равнодушным, говоря о политике, он быть не мог, горячился, сердился, начинал прибегать к резким выражениям. И тогда я обращала его внимание на попавшийся гриб, цветок, пролетевшую бабочку... Он незаметно уходил от политики, а я «убивала двух зайцев» сразу: избавляла его от ненужного нервного напряжения, а себя от осточертевшей действительности, даже в его художественном, живом, оригинальном изложении.
Чаще и предпочтительнее мы беседовали о музыке, о любимых исполнителях и нелюбимых. Наши музыкальные симпатии были схожими и споров не вызывали. Может быть, и следует упрекнуть нас в некотором консерватизме, но явное и постоянное предпочтение отдавали оба классической музыке во всем ее необъятном многообразии - и сочинительском и исполнительском. Поэт не набрасывался с бранью на «мастеров» безголосого речитативного пения, на трескучую и визжащую музыку, музыку нового времени. Он просто выключал радио или телеприбор, из которого она исходила. Несколько раз с сожалением говорил о том, что перекормленный такой «музыкой» смолоду человек никогда не востребует «бетховенов», потребность в которых необходимо воспитывать с детских лет. В противном случае музыкальные пристрастия или просто потребности вполне могут быть ограничены в лучшем случае «Пугачевыми» и «бернесами». Другой «еды» не захочется.
Так что усиленное внедрение в уши и души музыки, от которой у коров пропадает молоко, а растения замедляют рост, не так уж безобидно. Для любого человека.
Но это вовсе не значит, что поэт Ал. Соболев не любил легкую музыку. Любил, как и тех, кто доносил ее до него. И пожалуй, недостаточно сказать просто об удовольствии, какое доставляла ему легкая классическая музыка, светлая, ясная, с чудесной мелодией. Она не раз побуждала поэта к сочинению благодарных стихотворных строк.
Во время одного из походов по грибы, а правильнее сказать - прогулок в лес со сбором «кстати» и грибов, мы, как и водится при их поиске, разошлись с Александром Владимировичем немного в разные стороны: я чуть углубилась в молодой сосняк, он направился в березовую рощу. Спустя несколько минут я его окликнула, чтобы не уйти далеко друг от друга, он отозвался, как мне показалось, не близко. И я повернула на его голос. Минут через пять предстала моим глазам такая картина: мой грибник сидел на пенечке и что-то быстро писал карандашом в маленькой записной книжке. «Вот послушай», - позвал, лукаво улыбаясь. Я подошла ближе. И он прочел:
В минуты невзгоды, веселья, тоски мне песни твои и теплы и близки.
Средь вечера будто бы солнце встает, коль голос Ламары в эфире плывет.
Ламара Чкония, достану коней я, пущусь в погоню я да за тобой.
Я догоню тебя, я обниму тебя, я увезу тебя навек с собой.
Твой голос волшебный звучит вдалеке, то в небо взметнется, то прянет к реке, то к самой душе на мгновенье прильнет, то вновь устремится в звенящий полет.
Песня! Осталось сочинить мелодию. У Александра Владимировича она была в обшем-то готова, услышалась им вместе со стихами. И он напел ее. Вскоре в лесной тиши негромко зазвучал наш дуэт о чудесной певице с удивительным, чарующим голосом, с редкостной способностью посылать песню от души к душе. А рассказанный эпизод еше одно напоминание о том, что независимо от времени и места, поэт остается сосудом, наполненным стихами до краев, достаточно капли и...
Хорош поэт, возможно, подумает некто искушенный и проницательный, читает своей жене любовные строки, адресованные другой женщине?! А она сносит такое?! Так вот прошу не забывать: это Большой Кот читает стихи Маленькой Кошке. Женщин - число несметное, а «кошка» - единственная. Вот где и в чем секрет.
...Но вернемся в лес. Наша прогулка продолжается, нас разделяют то куст, то молодая елочка, то береза, то сосна, то необхватный ствол старого дуба. Но вот мы нечаянно сошлись. оказались вдруг рядом, совсем близко, встретились глазами - и сразу позабыта наша принадлежность к роду человеческому, в глазах друг друга прочитывается вспыхнувшая вдруг кошачья сущность, губы сами складываются в улыбку, уголки губ приподнимаются, над ними обозначаются кошачьи «скобочки», те. какие постоянно украшают любую кошачью мордочку. Теплое, чуть смешное чувство, забавное представление о том, что по лесу бредут две кошки, закамуфлированные под людей. На несколько мгновений иногда прерывается беседа. Обмен улыбками со «скобками» как напоминание о том, кто мы, и прогулка продолжается.
А довелось ли вам подсмотреть, как созерцает человек с «кошкой» внутри неподвижную гладь реки? Мы - на правом, высоком берегу Оки. Солнце уже клонится к закату. Его косые лучи освещают только верхушки густых кустов ивняка, на противоположном пологом берегу низко нависших над водой. В этот тихий предвечерний час водная гладь реки ровна и спокойна. Пышные густо-зеленые купы огромных кустов кажутся темнее на фоне бледно-голубого безоблачного неба. То же небо, те же неподвижные кусты отражены в воде, словно в зеркале. Небо на «стеклянной» глади реки видится бездонно-глубоким... Тишина. Дух захватывает от представшей взору красоты, молча мы созерцаем будто заново открывшуюся чарующую картину, созданную Творцом, щедрый дар нашим глазам, нашим душам...
И вдруг, словно сговорившись заранее, смотрим в глаза друг другу - обязательный, заключительный аккорд в этой беззвучной симфонии - наш обмен взглядами. И только увидев в глазах другого ту же, что и в тебе, взволнованность, ощущаешь ни с чем не сравнимое глубокое и полное душевное удовлетворение от увиденного. Это то, очевидно, что дано испытать художнику. Наш обмен взглядами был подобен тому последнему волшебному мазку кисти, который превращает произведение в шедевр... Счастливыми глазами смотрят друг на друга два взрослых, зрелых человека, потому что так глубоко понимают друг друга, потому что видят отражение своего волнения в родных глазах. Мы счастливы, что видим эту красоту вместе, что мир чудесен, что мы - «кошки». Проходит несколько секунд и... все заканчивается «кошачьей» гримаской, мы спускаемся ближе к реке, по узкой тропинке вдоль берега — травяному «каньону» — направляемся домой...
Оставшись одна, в одно горькое мгновение я поняла, что утратила навсегда: высказанную другими глазами земную красоту; я вижу, как это прекрасно, но нет рядом лица, на котором читалось бы такое же волнение, отражающее полноту и радость взаимопонимания, тождественное восприятие... Это больно. Это несправедливо. Это безутешно.
«Кошка» остановилась с приподнятой лапой перед таким большим, таким восхитительным грибом!.. На опушке леса человек, играющий передними «лапами», по-кошачьи, сорванным цветком, поднятым листочком. Внезапные произвольные отступления от человеческой сущности, моментальные внутренние перемещения в «кошачий» мир безусловно и целебны! Преувеличиваю? Тогда попробуете обеими руками, теми же движениями, что и кошка, играющая мышкой. подбрасывать какой-нибудь мелкий предмет: конфетку, тот же листик, бумажный шарик - и сумейте при этом сохранить унылый вид или кислое настроение.
Наша «кошка» смягчала и наши взаимоотношения, защищала нас от нас же самих, сдерживала проявление дурных черт характера. Иногда мы ссорились, правда, не было случая. чтобы наша размолвка доходила до человеческого неуемного озлобления. Поссорившись, а несдержанным чаще случалось быть .Александру Владимировичу, мы расставались. «разводились» - расходились по разным комнатам. Не более получаса спустя, редко - часа, у края двери показывалась половина «кошачьей» мордочки со «скобками», и виноватый голос произносил имеющее множество смысловых оттенков слово «мапф»... Долго ли вы сможете «дуться», если ваша кошка придет к вам с извинениями?! Да тут такой смех ! разберет, что не удержаться. И ссоры как не бывало. На «небе» не оставалось не то что ни одной тучки - ни одного облачка. Жизнь сразу входила в обычную мирную колею: мы или шли гулять, или каждый принимался за прерванные свои дела.
Я предполагаю, эти подробности способны у кого-то вызвать раздражение, недоуменное осуждение: мол. что за чушь она несет? Кому это нужно?.. Ну. нужно это было в первую с очередь нам обоим. В навязанной нам изоляции от всех и всего, что составляет человеческое обшение. Кроме того, хочу, чтобы
