У нее стало сухо во рту.
Такого не могло быть. Она рисовала абстрактно. Как всегда. И тем не менее это был пейзаж. Это было ясно как божий день. Горная местность. Дорога. Дом. Да же дверь в доме.
Напуганная, она попятилась. Она могла отмахнуться от изматывающих фантазий во время бессонной ночи, но утром все стало реально. Ее окружал знакомый мир. Должно было быть какое-то разумное объяснение всему этому, просто обязано было быть!
Но какое?
Если бы существовал кто-то, кому можно было бы показать картину и кто мог бы объяснить, что происходит! Может быть, она просто видела то, чего вообще не существует. Может быть, кто-то подшутил над ней, пока она спала…
Джейми замерла, вдруг разозлившись, охваченная чувством недоверия и страха. Она устала от всего загадочного и таинственного, чему не могла найти объяснения. Она хотела вернуться к нормальной жизни. К черту все это! Она забросит эти картины и начнет все сначала.
Подняв картину обеими руками, она сняла ее с мольберта, прислонила к стене и укрепила на ее месте новый, свежий холст. Но и этого ей показалось мало. Картина притягивала ее взгляд, манила ее. Она со злостью засунула ее подальше, в груду ненужных холстов. Вот так. В следующий раз она будет рисовать более осмотрительно.
Вечером того же дня, в семь часов, в ее дверь постучали. Джейми сидела и читала газету, ужасаясь тому, что в Восточной Европе бушуют гражданские войны, в городах царят насилие и голод. С радостью отбросив газету, она распахнула дверь.
Нельзя сказать, чтобы она очень удивилась.
— Добрый вечер. Надеюсь, я вас не побеспокоил.
На пороге стоял Эдвард Рокфорд, широкоплечий, темноволосый. В руках у него были цветы и коробка конфет в золотой упаковке.
Джейми кивнула и вышла в коридор, прикрыв за собой дверь.
— Как вы меня разыскали?
Он пожал плечами.
— Дж. Пейтон. Так значится в каталоге. — Он помолчал. Черные глаза пытливо смотрели ей в лицо. — Вы не против, если я войду?
— Не знаю, — сказала она, не стараясь быть вежливой. — Я пока не уверена, что хочу предложить вам войти. Я никогда так не делаю. Никогда. Слишком опасно.
— Вы правы. Никогда не надо подвергать себя риску.
Он сказал это с таким выражением, что Джейми не удержалась от улыбки.
— Не могу сказать, чтобы это было моим девизом, золотым правилом или что-то вроде этого. Я просто стараюсь быть осторожной, благоразумной.
— Правильно, — кивнул он, сдвинув брови над своими прекрасными черными глазами. Он огляделся с видом человека, которому было тесно в этом узком коридоре, как в клетке.
— Могу я пригласить вас поужинать со мной? Где-нибудь в людном месте. Безопасном. Можем поехать на такси. Я буду ждать вас внизу.
В этом не было ни капли здравого смысла, но он был неотразим. Он был так красив, выглядел так торжественно и при этом нервничал, как мальчишка.
— Хорошо. Пожалуй. Я буду готова через десять минут.
— Не спешите. А это для вас… Я… — Он хотел сказать что-то еще, но, замолчав, просто протянул ей розовые розы и коробку шоколадных конфет и положил руку на перила. — Я буду ждать внизу.
Закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной, держа в одной руке цветы, а в другой конфеты.
— Просто невероятно, — прошептала она с пылающими щеками, к которым прилила кровь. Ей следовало отказать ему. Надо было спуститься и устроить ему взбучку за то, что он посмел побеспокоить ее. Какое самообладание у человека, которому Она накануне сказала «нет»! Ей надо было дать ему ясно понять, что она сказала это твердо. Но… так ли? Она закусила губу, не понимая, что сейчас чувствует. Чувствует себя польщенной? Очарованной? Заинтригованной? Нет, все было значительно сложней. Это была притягательность, которую она не могла понять и перед которой была бессильна. Она не могла удержаться и не спуститься к нему.
— Не перестаю удивляться тому, что вы здесь, — сказал он с улыбкой, которая и удивила, и обрадовала ее. Они сидели друг против друга за накрытым скатертью столом в тихом французском ресторанчике.
— Равно, как и я, — заметила Джейми, слегка усмехнувшись и вздернув подбородок. — Что же побудило вас пригласить меня, если вы были так уверены, что я не приму ваше предложение?
— Сам не знаю. — Он сказал это небрежно, но глаза выдали его. Он пожал плечами. — Мне необходимо было снова увидеть вас. Я решил разыскать галерею, в которой выставлены ваши работы, купить одну из них, а потом позвонить вам. Но я не мог больше ждать. Я должен был увидеть вас сегодня же. Я… не могу этого объяснить.
— О, вы достаточно все объяснили. Это даже немного… ошеломляет, я чувствую себя неловко.
— Я и сам чувствую себя не в своей тарелке.
Джейми действительно чувствовала это по его напряженному дыханию, по пульсирующей жилке на шее. Положив руки на колени, она так сжала пальцы, что у нее побелели суставы. Это было смешно, она ничего не могла с собой поделать.
— Ну мы с вами и парочка! — сказала она, наконец расслабившись. Откинув волосы с лица, подперев щеку рукой, она с улыбкой смотрела на него. Он наклонился к ней.
— У вас чудесная улыбка и красивые глаза.
— У меня? — удивленно засмеялась она.
— Да, у вас. Красивые глаза, серые, как мягкая фланель или грудка голубя. И в них такие же золотые искорки, как на небе в сумерки.
Джейми откинулась назад, вспыхнув от злости, и прикрыла лицо ладонью.
— Перестаньте. Хватит.
— Простите, — поспешно сказал Эдвард, на секунду дотронувшись до ее руки, и сжал свой бокал с такой силой, словно собирался раздавить его. — Я сожалею. Правда. Я хочу… Я не хотел смущать вас. Я буду осмотрительней.
И он сдержал слово. После того как у них приняли заказ, он говорил о погоде, о том, как бывает в округе Колумбия летом, о последнем концерте в Центре Кеннеди, о плавании под парусами в Чесапикском заливе. Он сидел, слегка отодвинувшись от стола, его пальцы сжимали ножку бокала, а взгляд был устремлен куда-то ей через плечо.
Это вполне устраивало Джейми, давало ей возможность открыто рассматривать его, не подвергаясь риску попасть под такой же пристальный взгляд этих черных жгучих глаз. То, что она считала красотой, было больше чем красота. Она чувствовала сильное влечение к мужчине, непреодолимое физическое влечение. Будучи широкоплечим, он производил впечатление стройного и гибкого человека. У него были сильные руки. Она почувствовала это, когда они шли под руку по улице, когда он помогал ей садиться в машину и выходить из нее по дороге в ресторан. Но чаще всего он глубоко засовывал руки в карманы или сидел, как сейчас, явно смущенный, напряженный, молчаливый и сдержанный.
Это было самое подходящее слово, внезапно поняла она. Сильнее всей его чувственности была именно сдержанность. Очевидная и непонятная. Почему? Кто он? Что произошло в его жизни, что заставило его прятаться за этой суровой сдержанностью?
Он поймал ее пристальный взгляд, и кровь прилила к его лицу. Джейми не могла поверить в то, что заставила его покраснеть.
— Извините. — Она поспешно опустила глаза и пригубила вино. — Очень вкусное вино. Мне нравится.
— Я рад.
«Прекрасно, — подумала она, — то густо, то пусто. Хорошо бы нам найти золотую середину, что-то
