выбить грабителей, и потому он все еще святился такой своей лощеной красотой. Это свечение означало, что не только он никогда не бедствовал, но и его отец, и отец его отца, но и отец отца его отца. Она не могла сказать, был ли он на самом деле потрясающе красив или просто невероятно богат. Возможно, в этом случае можно поставить знак равенства.
А это значит, что журнал принадлежит ему.
Это значит, что Адам принадлежит ему.
— Что ж, — сказала Мора. Было ясно, что ее любопытство переписало все правила. — Еще не слишком поздно. Проходите в гадальную. Могу я узнать ваши имена?
Потому как Президентский Мобильник притащил за собой большую часть своего отряда из Нино, всех, за исключением скользкого паренька. Когда они все вошли, в прихожей стало не протолкнуться, так или иначе, этим троим, таким громким и мужественным было так комфортно друг с другом, что они не позволяли всем остальным чувствовать то же самое в их присутствии. Они словно стайка лоснящихся и холеных животных, с этими их дорогими часами и обувью и не менее дорогой школьной формой. Даже татушка язвительного парня, высовывающаяся над воротником, была оружием, которое каким-то образом резал Блу.
— Гэнси, — снова сказал Президентский мобильник, указывая на себя. — Адам. Ронан. Где нам расположиться? Там?
Он указал в направлении гадальной комнаты, ровной ладонью, будто он направлял движение.
— Да, там, — согласилась Мора. — Это, кстати, моя дочь. Она будет присутствовать на гадании, если вы не против.
Глаза Гэнси нашли Блу. Он вежливо улыбался, но теперь его лицо застыло в полуулыбке.
— Привет снова, — произнес он. — Неловко.
— Вы встречались? — Мора бросила ядовитый взгляд на Блу. Блу чувствовала, будто несправедливо наказана.
— Да, — с достоинством ответил Гэнси. — Мы обсуждали альтернативные женские профессии. Я не подозревал, что она ваша дочь. Адам?
Он тут же недовольно взглянул на Адама, глаза которого были широко распахнуты. Адам, единственный, кто не был одет в школьную форму, его ладонь с растопыренными пальцами была прижата к груди, как будто его пальцы могут скрыть выцветшую футболку с логотипом «Coca-Cola».
— Я тоже не знал! — сказал Адам.
Если бы Блу знала, что он придет, она бы не одела свой детский голубой топ с перьями на воротнике, на который пялился Адам.
— Я не знал, клянусь, — теперь он уже обратился к Блу.
— Что случилось с твоим лицом? — поинтересовалась Блу.
Адам с сожалением пожал плечами. Либо он, либо Ронан пахли гаражом. Его голос был самокритичным.
— Думаешь, это заставляет меня выглядеть по-хулигански?
Чего бы он там не делал, но это скорее заставило его выглядеть ранимым и грязным, каким-то образом напоминая чайную чашку, найденную в земле, но Блу этого не сказала.
Ронан сказал:
— Это заставляет тебя выглядеть лузером.
— Ронан, — сказал Гэнси.
— Мне нужно, чтобы вы все сели! — рявкнула Мора.
От этого мореного крика стало так не по себе, что почти все сделали то, что им было велено, расселись в гадальной по разномастной мебели. Адам потер ладонью скулу, как будто он мог стереть синяк со щеки. Гэнси сидел в кресле во главе стола, он сидел, сложив руки, словно председатель совета директоров, приподняв одну бровь, когда посмотрел на фотографию Стива Мартина в рамке.
Только Кайла и Ронан остались стоять, поглядывая друг на друга с опаской.
Все еще витало такое ощущение, будто в этом доме никогда не собиралось столько народу, что, конечно же, было не так. Возможно было и верно, что в этом доме никогда не собиралось одновременно столько мужчин. Но, что можно сказать наверняка, что в этом доме никогда не было такого количества воронят на один квадратный метр.
Блу почувствовала, будто само их присутствие лишило её чего-то. Только одно их появление здесь уже сделало её семью какой-то грязной что ли.
— Мда, — сказала Мора, — чертовски шумно стало.
И потому как она это сказала, при этом, однако держа палец на пульсе как раз под челюстью, говорило Блу, что она имела в виду, что громко стало вовсе не от голосов воронят. Громко стало от нечто такого, что она слышала у себя в голове. Персефона тоже морщилась.
— Я должна уйти? — спросила Блу, хотя это было последнее, чего ей хотелось.
Гэнси непонимающе тут же спросил ее:
— Почему ты должна уйти?
— Она помогает нам яснее слышать, — сказала Мора. Она нахмурилась всем им, как будто пыталась предать значимости этому. — А вы трое и так уже… звучите громче некуда.
Кожа Блу была горячей. Она могла представить себя электрическим проводником, искры сыпались из нее ото всюду. Что могут эти воронята держать под своей кожей, что это оглушает ее мать? Было ли это сочетание всего, или это просто Гэнси, его энергия, кричащая об обратном отсчете до его смерти?
— Что вы имеете в виду под «громче некуда»? — спросил Гэнси.
Он был определенно, подумала Блу, вожак этой маленькой своры. Они все продолжали смотреть на него, следя за его сигналами, как интерпретировать ситуацию.
— Я имею в виду, что есть в вашей энергетике что-то очень… — Мора замолчала, потеряв интерес к объяснению.
Она повернулась к Персефоне. Блу узнала взгляд, которым они обменялись. Это было: Что происходит?
— Как же нам это делать?
От того, как она это спросила, отвлеченно и неопределенно, у Блу тревожно засосало под ложечкой. Её мать сдалась. Во второй раз, толкование казалось, толкало ей мать туда, где той было очень неуютно.
— Одному за раз? — предложила Персефона, её голосок был едва слышен.
Кайла высказалась:
— И только единичное толкование. Тебе придется, или кому-то из них придется уйти. Они слишком шумные.
Адам с Гэнси переглянулись. Ронан приподнял кожаные ремни, обернутые на его запястье.
— Что значит «единичное»? — спросил Гэнси. — Как это отличается от обычного толкования?
Кайла говорила с Морой, как будто он ничего и не сказал.
— Неважно чего они хотят. Толкование такое, какое есть. Бери, что дают или проваливай.
Палец Моры был все еще прижат к коже под подбородком. Она сказала Гэнси:
— Единичное гадание, это значит, что каждый достанет всего одну карту таро, и мы её истолкуем.
Между Гэнси и Адамом только глазами состоялся какой-то личный разговор. Подобные беседы, Блу наблюдала между её матерью и Персефоной или Кайлой, и она не думала, что на такие «разговоры» еще кто-то способен. Увиденное, от чего-то еще и вызвало странное чувство ревности; ей хотелось чего-нибудь такого же, нечто такого же сильного, для передачи которого слова не требовались.
Голова Адама дернулась в кивке. Он соглашался со всем, чтобы там Гэнси молча не выразил, а Гэнси сказал:
— Всё, что угодно, лишь бы вам было удобно.
Персефона с Морой на мгновение замешкались, однако, похоже, что сейчас они готовы были смириться и ужиться с чем угодно.
— Подожди, — сказала Персефона, пока Мора доставала свою колоду карт. — Пусть Блу сделает
