это.
Это было впервые, когда Блу было предложено сдавать карты. Иногда, при самых трудных и важных толкованиях, женщины хотели, чтобы Блу коснулась сначала рубашки карт, чтобы сделать яснее все послания, которые карты могут содержать. На сей раз она чрезмерно осознавала внимание парней, когда взяла карты у своей матери. Ради того, чтобы помочь парням, она перетасовала колоду в несколько театральной манере, перемещая колоду из одной руки в другую. Она была очень хороша в карточных фокусах, для которых не требовалось ни каких экстрасенсорных способностей. Пока парни, находясь под впечатлением, увлеченно наблюдали, как карты в её раках летали туда и обратно, Блу подумала, что из неё выйдет первоклассный фальшивый экстрасенс.
Никто не вызвался добровольцем, поэтому первому она предложила колоду Адаму. Он встретился с её взглядом и какое-то мгновение не отводил глаз. Было что-то нарочитое и преднамеренное в этом жесте, более агрессивного, чем накануне ночью, когда он подошел к ней.
Выбрав карту, Адам отдал ее Море.
— Два меча, — произнесла та. Блу была хорошо осведомлена о Генриеттовском акценте ее матери, вдруг зазвучавшем по-деревенски и необразованно для ее уха. Неужели так говорит и сама Блу?
Мора продолжила:
— Ты избегаешь сделать нелегкий выбор. Действуешь, не действуя. Ты амбициозен, но чувствуешь, будто кто-то просит что-то у тебя, что ты не готов дать. Просит поступиться своими принципами. Думаю, кто-то близкий тебе. Отец?
— Думаю, брат, — закончила Персефона.
— У меня нет брата, мадам, — возразил Адам. Но Блу видела, как его глаза метнулись к Гэнси.
— Ты хочешь задать вопрос? — поинтересовалась Мора.
Адам обдумывал.
— Каков правильный выбор?
Мора и Персефона посовещались. Мора ответила:
— Не существует одного правильного. Есть один, с которым ты сможешь жить. Может быть и третий вариант, который подойдет тебе лучше, но прямо сейчас ты его не видишь, потому что ты так увлечен другими двумя. Думаю, из того, что я вижу, любой путь приведет тебя вне тех двух других вариантов и заставит сделать свой личный выбор. Я также ощущаю, что у тебя очень аналитический склад ума. Ты проводишь много времени, тренируясь игнорировать свои эмоции, но я не думаю, что сейчас время для этого.
— Спасибо, — сказал Адам. Это было не совсем правильное слово, но оно и не было абсолютно неверным. Блу нравилось, каким вежливым он был. Это выглядело иначе, чем вежливость Гэнси. Когда Гэнси был вежлив, это делало его сильным. Когда вежливым был Адам, он отдавал свою силу.
Похоже, право получить последним толкование, досталось Гэнси, посему Блу перешла к Ронану, хотя она его и слегка побаивалась. Что-то в нем так и источало яд, хотя он даже и рта не открывал. Хуже всего, по мнению Блу, что в его антагонизме было нечто такое, что заставляло её хотеть искать его расположения, заслужить его одобрение. Одобрение кого-то такого, как он, кто явно ни о ком не заботился, казалось, стоило бы больше.
Для того чтобы предложить колоду Ронану, Блу пришлось встать, потому как он по-прежнему стоял в дверях рядом с Кайлой. Они выглядели так, словно готовые в любой момент нокаутировать друг друга.
Когда Блу поднесла к нему, держа карты веером, он оглядел женщин в комнате и сказал.
— Я ни возьму ни одной. Сначала скажите мне что-нибудь правдивое.
— Прошу прощения?! — сухо сказала Кайла, адресуя реплику Море.
Голос Ронана был подобен стеклу, холоден и раздражен.
— Все, что вы сказали ему, можно применить к любому. Любому, у кого есть пульс и сомнения. Кто- угодно живой ругается со своим отцом или братом. Скажите мне что-нибудь, что никто еще не смог сказать. Не метайте в меня игральные карты и не кормите меня из ложки Юнговской фигней. Скажите мне что- нибудь оригинальное.
Глаза Блу сузились. Персефона слегка высунула язык, привычка родившаяся из-за неуверенности, а не от наглости. Мора раздраженно сдвинулась.
— Мы не делаем ничего оригинал…
Кайла перебила.
— Секрет убил твоего отца, и ты знаешь, что это было.
Комната погрузилась в мертвую тишину. Обе, Персефона и Мора уставились на Кайлу. Гэнси и Адам уставились на Ронана. А Блу смотрела на руку Кайлы.
Мора часто обращалась к Кайле, чтобы устроить совместные толкования карт таро, а Персефона иногда звала ее, чтобы разгадать ее сны, но очень редко кто-либо просил Кайлу использовать один из ее странных даров: психометрию. У Кайлы была уникальная способность дотронуться до объекта и ощутить его историю, почувствовать его мысли и увидеть места, где он бывал.
Теперь Кайла одернула руку; она потянулась, чтобы коснуться тату Ронана, прямо там, где она встречалась с воротником. Его лицо было немного повернуто, он смотрел туда, где были ее пальцы.
Должно быть, в комнате были только Ронан и Кайла. Он был на голову ее выше, но рядом с ней он выглядел моложе, как долговязый дикий кот, не набравший веса. Она же была львицей.
Она прошептала:
— Что ты?
Улыбка Ронана заморозила Блу. Было в ней что-то пустое.
— Ронан? — озабоченно спросил Гэнси.
— Я жду в машине.
Без дальнейших комментариев Ронан ушел, хлопнув дверью так сильно, что загремела посуда на кухне.
Гэнси одарил Кайлу обвиняющим взглядом.
— Его отец мертв.
— Я знаю, — сказала она. Ее глаза сощурились.
Голос Гэнси был достаточно глубокий, чтобы перейти прямо от вежливости к грубости.
— Я не знаю, как вы это обнаружили, но это довольно паршивая хрень, чтобы бросить ее в ребенка.
— В змею, ты имеешь в виду, — прорычала ему Кайла. — И для чего вы тогда приехали, если не верили, что мы можем сделать то, за что беремся? Он просил что-нибудь оригинальное. Я дала ему оригинальное. Сожалею, что это были не щеночки.
— Кайла, — шикнула Мора в тот же самый момент, когда Адам произнес:
— Гэнси.
Адам пробормотал что-то прямо в ухо Гэнси и отклонился назад. Кость сдвинулась на подбородке Гэнси. Блу видела, как он снова становится Президентским Мобильником, она не знала раньше, что он был кем-то иным. Теперь она хотела бы больше обращать внимания, чтобы увидеть, что в нем было другого.
Гэнси произнес:
— Извините. Ронан — болван, и ему было неудобно сюда идти с самого начала. Я не пытался намекнуть, что вы меньше, чем искренны. Мы можем продолжить?
— Ты не виноват, — заметила Мора, хотя Кайла с негодованием смотрела на нее за эти слова.
Блу двигалась туда, где сидел Гэнси, она поймала проблеск его машины у обочины, вспышка невозможно оранжевого, типа того оранжевого, которым, наверное, Орла красит ногти. Это было точно не то, что, она ожидала, будет водить Аглионбайский парень — они любили новые блестящие вещи, а эта была