водоеме под ногами отображались оба, и Адам, и дерево, зеркальная картинка была холоднее и отдаленнее реальности.
Адам тер руки, будто они замерзли. Ронан стоял позади него, глядя через плечо на что-то, чего не могла видеть Блу.
— Идите сюда, — сказал Адам, — и встаньте здесь. И скажите, если я буду сходить с ума.
Его акцент проступал очень явно, и Блу стала понимать, что он был слишком обеспокоен, чтобы его спрятать.
Блу вгляделась в пустоту. Как и все отверстия в деревьях, это выглядело мокрым, неровным и черным, гриб на коре все еще работал над своим разрастанием. Края отверстия были тонкие и зазубренные, что заставляло удивляться столь длительной жизни дерева.
— Ты в порядке? — поинтересовался Гэнси.
— Закрой глаза, — посоветовал Адам. Его руки были скрещены, а ладони сжимали бицепсы. То, как он дышал, напомнило Блу о пробуждении после кошмара: сердце колотится, дыхание перехватывает, ноги болят от погони, которой никогда не было в реальности. — Я имею в виду, после того, как встанешь здесь.
— Ты ходил туда? — спросил Гэнси у Ронана, тот покачал головой.
— Он указал на это место, — произнес Адам.
Ронан сказал, плоско, словно доска:
— Я туда не собираюсь.
Это звучало как принцип, не как трусость, как его отказ взять карту при гадании.
— Я не возражаю, — вмешалась Блу. — Я пойду.
Ей было трудно представить, что ее, окруженную деревом, что-то напугает, не важно, насколько странный лес был вокруг. Ступив в углубление, она повернулась лицом к оставшемуся снаружи миру. Воздух внутри был спертый и влажный. А еще теплый, и хотя Блу знала, что, должно быть, это из-за процессов гниения, это заставило дерево казаться теплокровным.
Перед нею Адам все еще обхватывал себя руками. Что, он думал, тут произойдет?
Она закрыла глаза. Почти сразу же почувствовала запах дождя, не аромат будущего дождя, а настоящего, превращающийся в благоухание шторма, надвигающегося в данный момент, чистый запах бриза от воды. Затем она осознала, что что-то касается ее лица.
Когда она открыла глаза, она одновременно была и в своем теле, и наблюдала со стороны, из пустоты в дереве. Блу, которая была перед ней, стояла в нескольких сантиметрах от парня в Аглионбайском свитере. Он немного ссутулился, и его плечи были темными из-за капель дождя. Тем, что Блу ощущала на лице, были его пальцы. Он касался ее щек тыльной стороной пальцев.
Слезы бежали по лицу другой Блу. Из-за этой странной магии Блу могла ощущать их на своем лице. А еще она могла чувствовать боль, нарастающее страдание, как тогда, во дворе церкви, горе, которое было больше, чем сама Блу. Слезы другой Блу казались нескончаемыми. Одна слезинка сменялась другой, стекая по одним и тем же дорожкам на щеках.
Парень в Аглионбайском свитере прислонил свой лоб ко лбу Блу. Она почувствовала давление его кожи на своей, и внезапно ощутила запах мяты.
— Все будет хорошо, — сказал Гэнси другой Блу. Она поняла, что он боялся. — Все будет хорошо.
Невозможно, но Блу осознала, что эта другая Блу плакала, потому что она любила Гэнси. И причина, почему Гэнси вот так касался ее, его пальцы столь осторожны с ней, состояла в том, что он знал, ее поцелуй может погубить его. Она могла ощущать, как ужасно другая Блу хотела его поцеловать, даже если боялась этого. И Блу не могла понять, почему ее настоящие воспоминания в отверстии дерева были омрачены другими, ложными воспоминаниями о том, как их губы почти встретились, воспоминаниями о жизни, которую другая Блу уже прожила.
— Хорошо, я готов… — произнес Гэнси немного сломленным голосом. — Блу, поцелуй меня.
Вздрогнув, Блу открыла глаза в настоящем, и теперь она видела темноту дерева вокруг себя и снова чувствовала запах темноты и гнили. Живот свело от призрачного горя и желания, которое она испытывала в видении. Ее накрыло тошнотой и смущением, и когда она ступила из дерева, она не могла смотреть на Гэнси.
— Ну? — потребовал он.
Она сказала:
— Это… нечто.
Когда она не продолжила объяснение, он занял её место в дереве.
Это казалось таким реальным. Это было будущее? Или это могло быть альтернативное будущее? Она не могла представить, что из всех людей влюбиться в Гэнси, но в видении это казалось не просто реальным, а неоспоримым.
Когда Гэнси зашел внутрь дерева, Адам взял ее руку и притянул к себе. Он не был нежным, но Блу не думала, что он хотел быть грубым. Она удивилась, когда он вытер ее лица тыльной стороной ладони; она плакала настоящими слезами.
— Я хочу, чтобы ты знала, — бешено зашептал Адам, — я бы никогда не сделал этого. Это было не по-настоящему. Я бы никогда так с ним не поступил.
Его пальцы сжались на ее руке, и она почувствовала, что он дрожит. Блу моргнула и вытерла щеки насухо. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он, должно быть, видел что-то совершенно иное.
Но если она спросит его, что он видел, ей придется рассказать ему, что видела она.
Ронан пристально уставился на них, как будто догадывался, что произошло в дереве, даже не испытав это на себе.
В нескольких метрах от них в углублении голова Гэнси склонилась. Он выглядел как статуя в церкви, руки сжаты впереди. Было что-то древнее в нем сейчас, с этим деревом, изогнутым вокруг него, и веками, обесцвеченными в тени. Он был собой, но он был и кем-то еще — тем самым, кого Блу впервые заметила на толковании, другой смысл чего-то большего, казалось, излучал молчаливый портрет Гэнси, охраняемый темнотой дерева.
Адам отвернулся, и теперь, теперь Блу знала, что это было за выражение лица — стыд. Что бы он ни видел в своем видении в полом дереве, он был уверен, что Гэнси тоже это видел, и он не мог вынести этого.
Глаза Гэнси открылись.
— Что ты видел? — спросила Блу.
Он поднял голову. Это был медленное, мечтательное движение.
— Я видел Глендовера, — ответил Гэнси.
24
Как Адам и предупреждал, потребовалось больше двух секунд, чтобы исследовать ворона, вырезанного на земле, следовать за ручьем в лес, наблюдать за рыбой, меняющей расцветку, обнаружить галлюциногенное дерево и вернуться к Хелен.
Согласно часам Гэнси, это заняло семь минут.
Хелен была в ярости. Когда Гэнси сказал ей, что семь минут — это чудо, и в действительности это должно быть в районе сорока, это вызвало такую дискуссию, что Ронан, Адам и Блу сняли наушники, чтобы позволить родным брату с сестрой перебивать друг друга. Без наушников, конечно, трое из них на заднем сидении были лишены дара речи. Это должно было бы создать неуклюжую тишину, но вместо этого, им было легче без слов.
— Это невозможно, — сказала Блу в тот момент, когда вертолёт отлетел достаточно далеко, чтобы можно было говорить. — Время не могло остановиться, пока мы были в лесу.
— Не невозможно, — ответил Гэнси, пересекая стоянку к зданию. Он толчком открыл дверь на первый этаж Монмоута, и крикнул в темноту лестничной площадки: — Ноа, ты дома?
