Она позвонила в отель, сказала, что у нее летняя инфлюэнца в тяжелой форме, и без малейшего зазрения совести переложила всю работу на преемника, прибывшего из главной конторы для двухнедельной акклиматизации.
Вернулся домой Марк. Он изводил ее заботой и донимал тревожными вопросами, но она с ним разговаривать не стала, не в силах объяснить эмоциональную прострацию, которая охватывала и в то же время охраняла ее. Клодия могла только сидеть и ждать, как раненый зверек в капкане, боясь двинуться, боясь обратить на себя внимание…
На третье утро, перед тем как нехотя отправиться в контору, Марк наконец-то сделался настойчивее:
– Что вы собираетесь делать, Клодия? Отец окопался в отеле и при одном упоминании вашего имени рвет и мечет. Вы сидите здесь – краше в гроб кладут. Если… ну, если придется уехать, куда вы направитесь?
Его забота пронзила толстый серый кокон ее несчастья острой стрелой боли.
Уехать от Моргана?
Она гадала: а знает ли он, что она еще у него в доме? Наверное, нет, а то нанял бы каких-нибудь громил вышвырнуть ее на улицу.
Уехать? И внезапно ее охватила паника: уезжать было некуда. В «Харбор-Пойнт» ей нельзя: срок ее службы почти завершился, да вдобавок там находится он. Как мрачно предсказывал Марк несколько дней назад, она ухитрилась остаться без ничего, без никого…
Луч света расширился и превратился в сияющую тропу сквозь мрак самосожаления, поглотивший ее врожденную стойкость. Тусклые карие глаза Клодии воинственно сверкнули. Она рисковала всем, лишь бы быть с Морганом, так почему она от него отказывается без борьбы? Она видела, насколько он уважал тех, кто смело с ним не соглашался, даже если, по его мнению, они были не правы. Она поступила очень дурно, да, но ведь и самым закоренелым преступникам давали в суде слово. Теперь, когда за несколько дней у Моргана было время остыть, не могла ли она воззвать к нему с позиции разума?
Она спросила себя: а стал бы человек, ее ненавидящий, звонить ей после их ссоры, хотя бы и в гневе? Про машину он не спрашивал, он проверял, добралась ли она до дому целой и невредимой. Даже доведенный до белого каления, проклинающий сам факт ее существования, он все-таки позвонил ей.
Что ей терять, если она еще с ним встретится? Нечего! Но каким образом встретиться, если он всячески этого избегает? Надо как-нибудь его заманить. Глаза ее сузились: она внезапно вспомнила, как он когда-то угрожал под влиянием гнева.
– Вы знаете каких-нибудь хороших адвокатов, Марк? – медленно спросила она.
Он насторожился, изумленный, как неожиданно она подняла голову – и гордо, после того, как несколько дней держала ее опущенной.
– Знаю. А зачем? Глаза ее сузились.
– Думаю вчинить иск о нарушении брачного обещания.
У него отвисла челюсть.
– О наруше… То есть… Отцу?
– Последнее время больше никто мне предложение не делал, – мрачно произнесла она.
– Но, Клодия… Господи… да он ведь ни за что… Господи!
Его испуганный лепет не воспрепятствовал отчаянному поступку отчаянной женщины.
– Вы при этом присутствовали, – напомнила она. – Слышали, как он сказал, что собирается на мне жениться.
Марк сглотнул слюну.
– Хотите, чтобы я выступил свидетелем с вашей стороны? – запищал он, как девчонка, и воззрился на нее в ужасе. – Клодия, да он меня убьет – обоих нас убьет!
Она посмотрела на него суровыми карими глазами, мерцающими от бесполезных слез, которые запретила себе пролить.
– Но есть ведь что-то, ради чего стоит умереть, правда?
Нечестивая, веселая ухмылка медленно проползла по его отупелому лицу, пока он наблюдал за нею, полною решимости.
– Да. Да, пожалуй, есть. И я не просто знаю хороших адвокатов, некоторые из них мне кое-чем обязаны. Вы просто сидите здесь, Клодия, и не рыпайтесь, а я все возьму на себя!
После того, как он ушел, сочтя все это куда более забавным, чем это было разумно или уместно, уверенность Клодии мигом улетучилась. Нарушение брачного обещания? – раздраженно подумала она. Умора! За все время любящий Морган обещал ей одно – страдания, и выполнил обещание с лихвой!
Смутно представляя себе, что адвокаты будут в корыстных целях действовать крайне медленно, Клодия утешила себя тем, что, если смелости не хватит, всегда хватит времени передумать. А пока она по крайней мере будет чувствовать, что снова делает некоторую попытку распорядиться своей жизнью.
Впервые за несколько дней она позавтракала и даже немного поела за обедом – из уважения к отчаянным усилиям крайне растерянной домоправительницы Моргана.
Во второй половине дня, раздраженная жарой и последствиями бессонницы, Клодия вызывающе улеглась загорать на террасе, пытаясь избавиться от того, что она сочла тюремной бледностью.
Душераздирающе завизжали шины, хлопнула автомобильная дверь – это прогнало ее легкую дремоту, она рассеянно села, чувствуя болезненное покалывание кожи и досадуя, что перестаралась с загаром. Неужели Марк уже вернулся? Хочет проверить, не перерезала ли она вены? Право, надо ему сказать, чтобы перестал возле нее маячить наподобие нервного папаши. Она встала, пошатываясь, посмотрела с балкона, и глаза ее расширились от ужаса, когда она увидела внизу приземистый черный автомобиль, чьи шины еще
