Избранница Фортуны

Последний комментарий замкнул круг. Мэгги, оказывается, совсем забыла, зачем согласилась провести вечер с Ником. Она задрала подбородок характерным жестом надменной решимости.

– Что ты собираешься делать с акциями, Ник?

– А как ты думаешь?

Она свирепо пожирала его глазами.

– Не искушай меня.

В его глазах что‑то блеснуло.

– Сколько ты можешь заплатить за эту информацию, Мэгги?

– Я уже заплатила более чем достаточно – длинным и утомительным вечером с самодовольной свиньей.

– Не следует задирать подбородок, Мэгги, особенно если оказываешься на ринге с таким старым бойцом, как я. – Он провел разбитым кулаком по чистой линии ее скулы. – Можешь остаться со сломанной челюстью.

Мэгги отдернула голову.

– Я справлюсь, старик.

– Теперь ты искушаешь меня. – Голос был мягок, но в нем слышалась угроза.

– Я не слюнявый дурак, готовый упасть к твоим ногам, как любой мужчина до восьмидесяти лет. У меня есть определенные стандарты…

– Да, я знаю, ты уже достаточно говорил об этом – я под них не подхожу.

Но и, ты не подходишь под мои, приятель.

– Тогда зачем влага в темных глазах, глубокое декольте и игра в бедную‑богатенькую девочку?

– Это не игра!

В ставшем вдруг снова тесным и жарким сейфе воцарилась тишина.

– Нет? Какое открытие! – проговорил он. – Ты хочешь информации… но еще больше ты хочешь меня…

Да. Да! Мэгги замотала головой так, что рубины заколотились по щеке, горящей от его прикосновения.

– Я заставляю тебя злиться, но еще больше заставляю ощутить себя женщиной, на что неспособен твой муж. Он воришка, он умыкает все, что плохо лежит. Но не мою дочь. Я не разделяю твоей детской веры в его благородство.

Я намерен скупить все акции, до которых смогу добраться; и если сам факт моего обладания ими не окажется достаточно убедительным доводом, чтобы оставить мою дочь в покое, я уничтожу его. Я устрою так, что его репутация будет испорчена навсегда. Собственный дед не доверит ему больше ни цента.

Если ты намерена и дальше потакать ему, Мэгги, трижды подумай, стоит ли. На этот раз обожжется, играя с огнем, он сам.

– Ты хочешь, чтобы я отступилась от него? – догадалась Мэгги. – Боже правый, при твоих‑то пуританских взглядах на брак! Ты хочешь разделить нас…

– Я хочу, чтобы ты знала, во что ввязываешься.

– Что ж, большое спасибо за предупреждение!

Ты не боишься, что я передам твои слова Финну?

– Я рассчитываю на это. Если ты сможешь сохранить брак, основанный на духе и букве закона, мне не придется ничего предпринимать. Если ты оставишь Коула… – Ник пожал плечами, – тем проще мне будет уничтожить его.

– Оставить его и идти куда… к тебе? Ты этого хочешь, не правда ли? Это сделало бы твою месть полной, – обвиняла она напряженным от боли голосом.

Отрицательное покачивание его головы было как пощечина.

– Я хочу встать между мужчиной и его женщиной…

Она расхохоталась, не дав ему договорить.

– Но ты же пытаешься разрушить наш брак…

– Не так, как ты думаешь. – Он придвинулся ближе. – Хотя не могу отрицать, что если бы ты была свободна… – Сделав это неосторожное допущение, он заглянул в огромные темно‑серые глаза и потерял ход мысли.

Рубины мерцали на ее груди, женский запах обволакивал его, смешиваясь с запахом собственного возбуждения. Ник Фортуна, никогда не знавший нокаута, зашатался как пьяный. Голова кружилась, ноги не держали, и он ухватился за хрупкие женские плечи, чтобы сохранить равновесие. Интересно, так ли ее вкус пьянит, как ему чудится?.. – Мэгги…

Так. Но одного вкуса недостаточно. Он нашептывал соблазны, щекоча ей кожу, это была эротическая литания, зовущая ее разделить опьянение.

– Если бы ты была моей, я осыпал бы тебя драгоценностями, ты не носила бы ничего, кроме них. Я уложил бы тебя на красный шелк и нежил твое дивное тело. Как прекрасна ты была бы… ослепительно нагая с красными рубинами в ушах… – Грубые ладони обхватили ее шею, и большие пальцы качнули тяжелые серьги. – Рубины меж грудей… – Теплые жесткие руки скользнули вниз, чтобы приподнять наполнившиеся томительной болью округлости. – И я положил бы драгоценные камни сюда… – мечтательно бормотал он, обхватывая ее талию, обводя большими пальцами пупок сквозь тонкую ткань платья. Она тихо застонала, когда одна его рука скользнула ниже, прижалась к холмику между бедер, вызвав взрыв горячей дрожи. – Но здесь тебе не понадобились бы украшения, Мэгги, – шептал он. – Здесь, в сердце твоей женственности, драгоценность более прекрасная, чем любой камень… живая драгоценность, та, что может дать бесценное, несравненное наслаждение. О Мэгги…

Он пил тихий стон из ее губ и приникал все крепче, сжимая руками ее выгнувшуюся спину, притягивая к себе, обхватывая бедрами, целуя ее, целуя… целуя… целуя ртом таким же жестким и властным, как все его тело.

Сейф усиливал каждый звук, каждый шорох и вздох, каждый стон, и громкий зуммер прозвучал как сирена, заставив их отпрянуть друг от друга.

Мэгги должна была опереться о полку, дрожа всем телом, а Ник, очнувшись, уставился в мигающий красный сигнал на панели у стальной двери.

– Это сигнал тревоги, – сипло проговорил он. – Датчик тепла регистрирует