все места оказались забиты грузовиками. Терпеливо заняв очередь, мы стали наблюдать, как она вовсю флиртует с покупателями, одновременно аккуратно нарезая свинину и щедро подливая граппу в маленькие чашечки с эспрессо. Когда наконец настал наш черед, Мисс Тунис встретила нас, как родных после долгой разлуки, и тут же приняла заказ. Она, не скупясь, уложила жареную свинину в каждый из бутербродов, завернула их в бумагу и протянула нам. При этом, прекрасно зная, что бутерброд удобнее держать обеими руками, она сказала, что заплатить можно потом. Устроившись между двумя здоровенными грузовиками, мы отлично пообедали. Вот такой фастфуд по-итальянски.
Мы заскочили за Мартином с Карен и уже около трех ехали по крутой узкой дороге в Петтино — очаровательную крошечную деревушку, которая сошла бы за borgo, если бы не старинная траттория, словно бы впечатанная в склон холма, в которой по выходным собираются целые толпы народу. Мартин велел нам проехать мимо Петтино, располагавшейся на высоте тысячи метров над уровнем моря, и мы отправились дальше, вверх по склону, в сторону Монте-Серано, где и собирались погулять. Пик Монте-Серано вздымается на высоту тысяча четыреста двадцать один метр. Я поинтересовался у Мартина, не понадобятся ли нам на такой высоте кислородные маски, и он на полном серьезе заверил нас, что нет. Иронии в моем вопросе он явно не заметил.
Мы припарковали машину на обочине дороги, перелезли через ограждение и, выбравшись на вспаханное поле, начали подъем к вершине Монте-Серано. Восхождение оказалось тяжелым. Практически сразу же у меня взбунтовались мышцы ног. К тому же я задыхался. Вторая бутылка граппы давала о себе знать. Каролина, естественно, тут же ушла далеко вперед с Мартином, который, как настоящий профессионал, был в туристических ботинках и шортах. Карен, добрая душа, осталась вместе со мной и Джил. Мы тащились вверх по склону около часа. Время от времени Мартин останавливался и, повернувшись к нам, выкрикивал названия цветов. Цветы, спору нет, были просто изумительны. Создавалось впечатление, что мы ступаем по бескрайнему пестрому ковру.
— Видите орхидеи? — прокричал нам Мартин, который, как оказалось, не только способен скакать по склону вверх, как горный козел, но еще и является ботаником-любителем.
Повсюду и вправду росли орхидеи. Желтые, пурпурные, нежно-розовые, а промеж них — синие цветочки с крохотными листочками.
— Globularia, — откуда-то сверху донесся голос Мартина. — На латыни эти синие цветочки зовутся globularia.
Будто меня это волнует. Да насрать мне сто раз, как они зовутся на латыни.
Мы нагнали Мартина минут через двадцать, когда склон стал особенно крут. Мартин с Каролиной, застыв на месте, что-то разглядывали под ногами.
— Вы просто не представляете, в каком я восторге, — обратился к нам Мартин. На его лице горел лихорадочный румянец первооткрывателя. — Tulipa sylvestris! Тюльпан лесной! До этого я их видел только в книгах!
Мы посмотрели на цветок. Шесть заостренных желтых лепестков. Тюльпан как тюльпан. Гораздо больше меня обрадовало то, что можно передохнуть и прервать восхождение.
— А вот это! — вне себя от радости воскликнул Мартин. — Только взгляните! Fritillaria! — Покрутившись вокруг куста, он раздвинул листья, чтобы показать нам маленький цветочек. — В Германии мы зовем его «шахматной доской». Это очень редкие цветы.
Цветок имел форму колокольчика и бежево-пурпурной расцветкой действительно напоминал шахматную доску. Джил и Каролина, сюсюкая над цветочками, как маленькие девочки, стали выспрашивать у Мартина, как какое растение называется. Карен, которая честно призналась, что не отличит маргаритку от гладиолуса, похлопала меня по плечу и показала рукой в сторону горизонта. Мы так внимательно смотрели под ноги, любуясь цветами, что совсем позабыли, куда забрались.
Вдаль до самого горизонта протянулись покрытые снегом вершины гор, отчего возникало ощущение, что наша Монте-Серано всего-навсего кочка. И над всеми этими горами вздымался почти на два с половиной километра пик Монте-Ветторе — самый высокий во всей гряде Сибиллини. Неподалеку от нас, чуть ниже, раскинулся луг, поросший цветами.
— Господи, я всегда мечтала это сделать, — произнесла Джил.
Расставив руки, она побежала вниз к лугу. У подножия она закрутилась и запела «Холмы оживают со звуками музыки».[34] У Джил изумительное сопрано. Услышав ее голос, Джули Эндрюс удавилась бы от зависти.
Глава 23
За день до отъезда мы встретились с Мартином, Джоджо, подрядчиком Николой и Софи, которой предстояло заняться ландшафтной планировкой после окончания строительных работ в доме.
Мы сели в беседке, прошлись по бюджету и в последний раз окинули взглядом наш маленький Рустико.
Никола привез нам на выбор несколько вариантов pianelle. Pianelle — это разновидность плитки, которой в Умбрии традиционно мостят дорожки и полы.
Никола показал нам три вида плитки: новую, сделанную под старину и старинную, подлинную. Мы не стали тратить время на раздумья и сразу же остановили выбор на старинной темно-красной плитке — такую не подделаешь. Никола сказал, что ему удастся набрать достаточно плитки, чтобы хватило как минимум на дорожку и гостиную.
На следующий день должны были подвести землеройные машины, бетономешалки и мощные пилы по камню. Здесь они останутся почти на год, а когда мы вернемся, дом будет уже в два раза больше.
— Когда вы приедете в сентябре, здесь будет третья мировая война, — заверила нас Джоджо.
— Мы заделаем проходы к пристройке толстым пластиком, — пообещал Мартин, — поэтому вы спокойно сможете жить в старой части дома, пока мы будем строить новую. Однако должен предупредить, что будет много пыли и шума.
Эти слова пришлись весьма кстати. У нас появился стимул уехать. Если бы не это обстоятельство, особого смысла возвращаться в Милл-Вэлли мы не видели. Мы уже понимали, как страшно будем скучать. Мы здесь даже лето не прожили — только весну и осень. Через несколько недель в Сполето начнется праздник. Городские улицы наполнятся танцорами, музыкантами, актерами и туристами-зеваками. Всего этого мы не увидим. На протяжении двух недель в Перудже будет идти умбрийский джазовый фестиваль. Год от года он привлекал к себе все больше внимания, и дело шло к тому, что он вскоре должен был стать одним из крупнейших джазовых фестивалей Европы. Туда мы тоже не попадаем. Через неделю в Спелло начиналась Infiorata.[35] Каждый год на праздник Тела Христова восемь тысяч жителей этого чудесного средневекового городка украшают улицы роскошными «картинами» из цветочных лепестков. Через день эти «картины» увядают. Всего этого нам тоже было не суждено увидеть.
А еще мы будем скучать по друзьям. На празднике Святого Лоренцо, который также называют Ночью падающих звезд, Брюс и Джоджо, Мартин и Карен, Бруно и Мейес, Софи и Джефф, Джордж и Марианна соберутся на Пьян-Гранде и станут любоваться фейерверками. Брюс будет жарить мясо, Джордж прихватит вина. Господи, как же я буду по ним тосковать.
Опять же, нельзя сказать, что нам в Штатах было нечем заняться. Джил хотела съездить в Санта- Барбару навестить маму. Кроме того, мы собирались тряхнуть стариной и вернуться на сцену. И несмотря на всю красоту Милл-Вэлли и его земные блага, нам предстояло провести немало времени в других местах.
Когда мы выезжали из Кампелло, зарядил ливень. Мы встали в пять утра, чтобы успеть на рейс, вылетавший в Штаты без четверти десять. До аэропорта Фьюмичино было два часа езды. Каролина летела другим рейсом минут через сорок пять после нас.
Я знал, что мы попадем в час пик, поэтому, чтобы не опоздать, выехал с большим запасом. Я договорился с компанией, в которой брал машину напрокат, что их представитель встретит нас в аэропорту. Хоть одной морокой меньше.
