— Микки! Микки! Поверить не могу!
Тут она заметила Джил и, просияв, обняла и ее.
— Cosi bella! Дорогая, ты все такая же красавица!
Весь остаток вечера мы провели с ней. Она буквально ни на шаг не отпускала нас от себя. Расставаясь, мы договорились на следующий день поужинать вместе.
За ужином я старался говорить только по-итальянски. Все шло замечательно вплоть до того момента, когда я забыл какое-то слово и методом перебора стал искать синоним. Наконец Лина устало похлопала меня ладошкой по руке и произнесла:
— Микки, Микки, говорить английский.
Она поведала нам, что у нее есть в Риме подруга, агент, сотрудничающий с актерами, и пообещала свести ее с нами, когда мы вернемся в феврале. На взгляд Лины, у нас имелись все шансы поработать вместе в Италии. Когда мы это услышали, жизнь заиграла новыми красками. Воображение рисовало, как мы будем кружить по оси Нью-Йорк — Рим — Умбрия. А как же домик в Милл-Вэлли? А на что он нам?
Потом примерно за неделю до нашего отъезда в Рим, где мы хотели отпраздновать мой день рождения, Джил позвонил новый агент. На нее пришел запрос из Манхэттенского театрального клуба. В марте они намеревались ставить новую пьесу. Интересно ли Джил такое предложение? Да, такое предложение Джил было очень интересно. Так получилось, что режиссером постановки был Джои Тиллинджер, наш старый друг, у которого, кстати, как и у нас, есть домик в Умбрии. В прошлый раз мы ездили к нему в гости. Тогда он упомянул, что работает над новым спектаклем и одна женская роль все еще вакантна. Это не могло не вызвать у Джил интереса. Она втайне от всех попросила Джоджо переговорить с Джои о ее кандидатуре на эту роль. Джил всегда помогает благоприятное стечение обстоятельств. Такое впечатление, словно сама судьба подсказывает ей, в каком направлении двигаться, а Джил обычно неукоснительно следует подобным подсказкам. Однако к тому моменту, когда мы уже собрались уезжать в Рим, удача отвернулась от нас, решив улыбнуться кому-то другому, и наш агент сообщил, что у Джил практически нет шансов получить данную роль. Известие мы восприняли довольно спокойно. Мы всегда готовы к тому, что работа может сорваться, такое в нашем деле происходит сплошь и рядом.
Как всегда, Каролина помогла нам собраться в дорогу. Она в этом деле настоящая мастерица — укладывает вещи так ловко и так аккуратно, что в итоге в чемодан вмещается в полтора раза больше барахла, чем если бы за дело взялись мы. Единственная проблема заключалась в том, что стоило мне открыть чемодан, чтобы достать, скажем, зубную щетку, и половину вещей я уже не мог запихнуть назад.
Каролина помогла дотащить чемоданы до поджидавшего нас такси. Мы попрощались с ней и с собаками, пообещав позвонить, как только доберемся до Рима, и с уверенностью заявили, что когда встретимся через три недели, то будем говорить по-итальянски куда лучше. Мы с Джил сели в машину. Она тронулась с места, а мы махали Каролине, не подозревая, что навсегда прощаемся с нашим домиком в Милл-Вэлли.
Сперва мы полетели в Цюрих, где отправились к одному парню, продававшему по умеренным ценам подержанные машины в хорошем состоянии. Мы обо всем с ним договорились заранее по электронной почте. Приобретение машины стало еще одним свидетельством того, что мы намереваемся проводить в Италии больше времени. Дело в том, что аренда автомобилей в Европе довольно дорогое удовольствие, так что, покупая машину, мы вкладывали деньги в наше будущее. Мы забрали наш трехлетний «фольксваген- гольф», который выглядел совсем как новенький, перебрались через Альпы, обогнули Милан и остановились переночевать в Модене, славящейся своей кухней на всю Италию. В тот вечер я заказал феттучини болоньезе (кстати, от Болоньи нас отделяла всего пара километров). Именно там я понял, что это блюдо стало таким популярным благодаря отнюдь не чудесному мясному соусу, давшему имя этому кушанью (хотя он, бесспорно, выше всяких похвал). Секрет крылся в макаронах, изготовленных прямо на наших глазах. Макароны делала женщина, которая впервые начала заниматься этим примерно тогда же, когда научилась ходить. Так вот, самым вкусным в этом блюде были именно феттучини. К тому же соус, служивший великолепным дополнением к пасте, аккуратно налили сверху ложкой, а не зачерпнули и бухнули, утопив макароны в вязкой томатной массе, как в Штатах. В этот момент я был решительно настроен против Америки — воинственной, высокомерной, ограниченной страны, где, вдобавок ко всему, перебарщивают с соусом для пасты.
Мы были очень рады вернуться домой и увидеть, сколько всего сделано с тех пор, как мы уехали отсюда в сентябре. В данный момент работы приостановились, поскольку температура упала ниже нуля. При всем при этом Мартин заверил нас, что строительство закончат в срок и, когда мы приедем сюда в июне, чтобы в большой компании отпраздновать мой день рождения, дом уже будет готов. Софи заявила, что если мне не понравится садово-парковый дизайн ее авторства или они не успеют с площадкой для игры в мяч, я могу зажарить ее в печи вместе с молочным поросенком, которого мы собирались приготовить на праздник. Я потребовал, чтобы она записала эти слова на бумаге и поставила подпись.
Два дня спустя вечером мы уже сидели в поезде, мчавшемся в сторону Рима. Закинув вещи в гостиницу, мы на всех парах полетели в чудесную тратторию «Maccheroni», расположенную рядом с пьяцца Навона — там буквально рукой подать. Насытившись, мы пошли бродить по улочкам и любоваться зимним Римом. Поток туристов схлынул, и сейчас в городе оставались в основном только его жители.
На следующее утро в восемь часов я направился в бар, расположенный за углом. Он оказался битком набит людьми, заскочившими туда по дороге на работу. Дождавшись своей очереди, я заказал cappuccino caffe dopio. Каждое утро перед занятиями мне приходилось выпивать чашечку этого кофе. В противном случае глаза просто отказывались открываться. Это известный пенистый капучино, куда добавляют двойной эспрессо. Потягивая кофе, я просматривал мою любимую итальянскую левацкую газету «La Repubblica», обводя в кружок незнакомые слова, чтобы потом посмотреть их в словаре. Закончив чтение, я окинул взглядом страницу и понял, что мои познания в итальянском более чем скромные — газета была сплошь в одних кружках. Я заказал горячий бутерброд с ветчиной и сыром, чтобы отнести его Джил, которая занималась медитацией и йогой в студеном номере гостиницы (за все время отопление включили только один раз — в тот вечер, когда мы заселились). Глубоко вздохнув, мы натянули зимние куртки и поспешили на первый урок.
Для начала нам надо было выполнить тестовое задание, чтобы организаторы курсов получили представление о нашем уровне и поняли, в какую группу нас определить. У меня с тестами, экзаменами и контрольными всю жизнь было неважно. В школе я вообще не блистал. Бегло просмотрев листки, я пришел к выводу, что знаю не так уж и мало. Работу я сдал, справившись с ней буквально за пять минут. Джил пыхтела все отпущенные сорок пять минут.
Потом нас вызвали каждого по отдельности, чтобы выяснить, какие у нас навыки разговорной речи. Как мне показалось, мы очень интересно и мило пообщались с преподавательницей, и в результате она мне сказала, что говорю я неплохо, а вот грамматика, судя по проверочной работе, у меня хромает. После этого она велела мне отправляться в кабинет № 4, где и сидела моя группа. Занятия, кстати, уже начались.
Я хотел дождаться Джил, желая убедиться, что нас с ней определили в одну группу. Во-первых, я нисколько не сомневался в том, что говорю по-итальянски куда лучше нее, а во-вторых, мне не хотелось, чтобы она в одиночку заходила в класс, где у нее не было ни одного знакомого. Впрочем, Джил куда-то запропастилась, и мне ничего не оставалось, кроме как отправиться в кабинет № 4. Тихонько приоткрыв дверь, я осторожно заглянул внутрь. В классе было полно народу, и я, не желая прерывать занятия, устроился подальше, что называется «на галерке».
Учительница рассказывала о разнице между прошедшим несовершенным временем (imperfetto) и ближайшим прошедшим временем (passato prossimo). На мой взгляд, говорила она слишком быстро. Учительница объясняла, в каких случаях надо использовать одну грамматическую форму, а в каких — другую. Я вообще не понимал, о чем идет речь. Потом она стала подходить к каждому из учеников с просьбой выполнить упражнение из учебника. У меня учебника пока не было, но девушка, сидевшая рядом со мной, добрая душа, пододвинула мне свой. Она ткнула пальцем в упражнение, которое нужно было делать. Со скоростью несущегося на всех парах поезда приближалась моя очередь. Когда преподавательница наконец подошла, моя рубашка насквозь промокла от пота. Несколько раз, ощущая себя полнейшим чурбаном, я промямлил «mi scusas» и «mi dispiaces»,[44]
