– Не знаю, Сережа. Только надеюсь, что ей деньги нужны – это раз, побоится нас – это два, и есть у нее человеческое сострадание, какое есть у нормальной медицинской сестры, – это три.
– Последнее особенно впечатляет, – с сарказмом заметил Сережа.
Виктория не побежала нас сдавать. Наоборот, она еще больше прониклась к раненому Сергею и лечила его самозабвенно. Понятно почему: чем скорее она его на ноги поднимет, тем скорее мы свалим, оставив ей кругленькую сумму зеленых денег.
Через неделю мы успокоились. Виктория вела себя безупречно. Раны у Сергея потихоньку заживали…»
Илья иногда покидал убежище. Делал он это хоть и осторожно, но достаточно свободно, потому что в городе его практически никто не знал. Лишь один человек был в курсе всех их дел, но он бы и под пытками никому ничего не сказал. Даня. Светлая ему память… Имя-то у него другое было – Саня, но звали его все Даней, потому что фамилия у него была Данин.
Гениальный человек был Даня. Великий комбинатор с богатым криминальным прошлым. Про него просто легенды ходили. Одну из них он сам рассказал Илье Покровскому:
– Помнишь, Илюшка, были в больших городах такие классные магазины – «Березка», в которых купить можно было все, что душе угодно? У нас такие же были, только с другим названием – «Каштан». Деревянные магазины, блин! Вот этот наш «Каштан» я за месяц выставил три раза.
Запустил вечером камнем в витрину и проследил, как скоро менты приедут. Они были на месте через три с половиной минуты. Следующим вечером я разбил витрину и за три минуты и пятнадцать секунд вынес из магазина кучу техники – видики-шмидики. Ребята в погонах приехали, а меня уже и нет. На следующий день все повторил, причем с тем же стеклом, которое за день вставили в витрину.
После этого витрину закрыли листом фанеры, а в кусты посадили ментов. Две недели они пасли меня. А я – их.
Потом им надоело сидеть без дела, да и другие дела были. Пост от «Каштана» сняли. И я тут как тут! Третий раз. И снова три минуты и пятнадцать секунд. Вот такая четкость. Мне, правда, все это потом припомнили, когда я попался, но это уже совсем другая история!
Даня свое отсидел, вышел на свободу и дал себе слово: больше ни-ни, никакого криминала. Женился, ребеночка завел. А тут и лихие девяностые нагрянули. Объявили всем о рыночных отношениях, а что это такое – каждый понимал по-своему. Да и были они не столько рыночными, эти отношения, а больше базарными. Торговали кто чем мог. Вор у вора дубинки крал. Без крыши на базар этот с дубинками крадеными лучше было не соваться. А крыши были в большинстве своем ментовскими. Все об этом хорошо знали. Никто особо не скрывал, кому и сколько платит, чтобы спать спокойно. В райотделе милиции можно было отдел специальный открывать и принимать подати мешками по описи.
«Ну, думаю, Америку я тебе этим не открываю. Об этом писано-переписано. Я ведь тебе все так подробно рассказываю, чтобы ты поняла, какое время было и кто есть настоящие бандиты», – писал Илья Ольге.
Он рассказывал ей все подробно, порой мучительно подбирая слова. Во-первых, они родом были из разного времени: она о девяностых почти ничего не знала, а он не дотягивал до ее двадцать первого века, в котором на свободе не жил. Она девочкой юной была, а он в последние годы все больше дела имел с мужиками грубыми. Если бы это им он свои истории рассказывал, то можно было бы не подыскивать слова и называть все своими именами. А с ней все было по-другому, и надо было обучаться дипломатии, чтобы аккуратно донести информацию.
«Так вот, Даня наотрез отказался ментам платить, сказал, что сам своей «купле-продаже» крышей будет и еще друзьям-знакомым поможет. Очень он разозлил ментов. На этой почве и разгорелся у нас конфликт – я писал тебе уже про это. И про то, что, кроме Сережи, менты тогда хапнули водителя нашего Васю, тоже писал. Ну, «наш» – это я просто к слову. Просто местный парень. Ничего он про нас не знал, ровным счетом ничего. Но как стали на него «испанский сапог» примерять, так и начал Вася «вспоминать». Например, то, что я грохнул двух каких-то коммерсов, которых я и в глаза не видел.
А еще он упомянул Даню: мол, Даня больше в теме, знает даже, кто мы с Сережей, и откуда, и как нас найти в городе.
А Даня после всех этих передряг дома почти не жил. Дома у него жена была и дочка-малышка, двух лет от роду. И вот в дом к ним нагрянули эти отморозки, которые милиционерами, как Аниськин, служили. Дверь в Данину квартиру бензином облили и запалили. Пригрозили вообще всех убить, если Даня на стрелку с ними не явится. И все это не скрывая ни от кого. А что скрываться – то? Милиция с бандитами борется, и тут все средства хороши!
Даня звонит домой, а жена в трубку плачет, просит сделать что-нибудь. А что тут сделаешь?
Собственно, на Даню у них ничего не было, но понятно было, что если они с его семьей так, то с ним тем более церемониться не будут. А уж с чем его прихватить – это второй вопрос. Сначала бы приняли по полной программе, а потом и дел нашли на десяток статей УК.
Пока Даня думал, как лучше этот вопрос решить, жену его с дочкой в темной парадной подкараулили и избили до полусмерти. Причем били не только женщину – ребенку тоже досталось. Их в больницу увезли с серьезными травмами, а Даня ко мне обратился с просьбой о помощи. Решили, что он на встречу пойдет один, а я буду поблизости. Посмотрим, как все будет проходить. Встречу назначили на безлюдной улочке на окраине города, у входа в кафе, днем. На всякий пожарный случай взяли два пистолета ТТ, и еще Даня положил в карман гранату. По пути заезжаем в больницу и забираем жену Дани и дочку.
Приехали. Даня пошел на место, а я перешел на другую сторону улицы, откуда хорошо видно площадь перед кафе и две дороги, отходящие от нее.
Ждем.
Ждем десять минут, двадцать, полчаса. Сорок минут томительного ожидания. И никого! Никто не приехал, никто к Дане не подошел. Он помахал мне издалека – условный сигнал «уходим». За углом садимся в поджидающее нас такси и едем в центр города.
Но не успели и пяти минут проехать, как увидели за собой погоню из трех машин. Менты в «матюгальник» орут, команды подают, требуют остановиться. Тормоза визжат, резина на поворотах черный след на асфальте оставляет, люди на улице шарахаются, к забору жмутся.
Водила нашего такси позеленел и уже собрался было припарковаться у обочины. Я с ним рядом сидел, пушку достал, в бок ему воткнул и говорю:
– Гони, отец!
Водила оказался понятливым, погнал. Только спросил: «Куда?!»
– К метро гони! – У Дани план возник.
Я на него посмотрел, понял все.
Такси наше только что в здание подземки не влетело. Мы выскочили из машины и дернули в сторону частного сектора. Там райончик такой был, заборы высоченные, и теремки понастроены. Мы через первый забор перелетели. Дане проще было, он высокий, но и я не отставал. Правда, осень на дворе, мы в плащах были долгополых, Даня в белом, я – в зеленом.
Менты не отстают, скачут за нами через заборы шустро, да еще и стреляют в спину. Мы тоже пытаемся отстреливаться, но не очень результативно. Убегать и отстреливаться при этом очень неудобно.
Так мы отмерили четыре участка, но от погони уйти не могли. Буквально на хвосте висели у нас вооруженные опера.
Я часто думал потом, можно ли было тут что-то изменить…
Не знаю. Нет у меня ответа…»
Тот забор, который встал перед ними в очередной раз, был особенно высоким. Даня взлетел на него, и тут в него попала пуля. За ней вторая, третья… Илья немного отстал, и ему хорошо было видно, как на белом плаще Дани появляются маленькие дырочки. На плече, на руке, на бедре. Их становилось все больше и больше. Он с ужасом смотрел на то, как еще минуту назад живой человек превращается в…
«… Если бы можно было в тот миг остановиться, прервать этот бессмысленный бег, то, наверное, я увидел бы оторвавшееся от земли легкое белое облачко. Душа-то у Даника была чистой и светлой… А ты говоришь «бандиты»…
