склонив голову влево. – Я не только персонаж. Я больше функция, но со своим лицом. Ну, наконец вкурил?
– Вкурил? – удивленно откликнулся я. Жаргона от бабки я не ожидал.
– Чего, чего-то неправильно сказала? – озабоченно поинтересовалась она. – Вкурил, еще въехал говорят. Эт я точно знаю!
– Да нет, просто странно. Значит, ты, получается, всех людей на свете на тот свет отправляешь?
– Смело же ты со Смертью на ты переходишь! – ехидно протянула она.
– Вы, извините, – тут же поправился я.
– Да ничего, можно и на ты. Я тебя настолько старше, что это уже все равно… Смерть дарить смертным – да, главная моя забота. А кроме нее, еще и остальные.
– И какие еще? – спросил я, когда она замолчала, взяв паузу, словно о чем-то задумавшись.
– Да будто сам не знаешь? Я, голубчик, сея смерть, на живых влияю. Вспомни хотя бы похороны дяди. Ну, ту историю с органом. Как много тогда рядом со смертью-то произошло у этих двух, а?
– Да, согласен. Немало…
– А что с тобой сегодня в магазине приключилось? Забыл уже? Да не только с тобою, а с вами тремя.
– Я думал об этом, вы правы.
– Так вроде ж на «ты» перешли?
– Нет, я уж лучше «вы» говорить буду.
– Ну, как знаешь. Так что мясник был прав, но только отчасти. Он ведь сказал тебе… что?
– Что смерть делает хороших людей лучше.
– А дурных – хуже. Бывает, что совсем наоборот. Дурного человека могу облагородить, забрав его родных. Вот так…
– А Бог? Что ты о Боге скажешь? – задал я наконец самый главный свой вопрос.
– А что о нем сказать-то? То же скажу, что и ты, если истинно веруешь. Бог над всеми нами и властвует безраздельно. Он за каждым поворотом бытия… – ответила старуха, разведя руками.
– Значит, он во всем, что нас окружает? – по-другому спросил я.
– Он есть тело и кровь всего сущего. Оттого и причастие… Ясно?
– Ага, – кивнул я. – Скажите, – немного помедлил я, – но мне иногда кажется, что я Харон.
– Ну, раз ты это понимаешь, а значит, так и есть. Тут все зависит от того, как ты на это смотришь. И если узнаешь в себе Харона – тогда Харон, конечно.
– А кто тогда такой Аид, Бог мертвых?
– По сути – я. Но сам Аид – ваши людские вымыслы. Им ведь надо было как-то меня объяснить. Отсюда все эти легенды. Немногие знают истину.
– А я, получается, знаю, да?
– А то ж… Ты только, умоляю тебя, не начни на каждом углу с людьми этой истиной делиться. В дурдоме окажешься, – назидательно сказала она, слегка улыбнувшись.
– Да, это понятно. Как такое расскажешь. Вот только как я после нашей встречи со всем этим жить-то буду? – тихонько пробормотал я сам себе.
– А я думаешь об этом не позаботилась? Будет у тебя возможность все это принять за сон.
– Так я что, сплю, что ли?
– В своем обычном времени – да, спишь. Еще в одном – стоишь у двери. А уж в третьем – со мною разговариваешь. Тебе это непросто понять, лучше не ломай голову, а то треснет. Прими на веру – лучшее решение, поверь мне.
– И я могу проснуться в любой момент, и просто окажусь на диване, в «двенашке»?
– Сначала к двери подойти нужно, чтобы вернуться туда, где ты у двери стоишь. А уж потом и проснуться можно.
– Понятно, – кивнул я. – А что там, после смерти?
– У каждого – свое. Какие-то странные вопросы ты задаешь. Ты разве в Бога не веришь?
– Верю. Но я же ничего не знаю о другом мире…
– А знать не надо. Верить надо, – погрозила мне пальцем старуха.
– Хотелось бы знать, во что верить.
– Экий ты богохульник, право… А ведь еще православный… – покачала головой старуха.
– А что, католики как-то по-другому верят?
– Да нет. У православных просто таких больше, у кого вера яркая, как огонь. Среди католиков тоже есть, конечно. Но у православных больше.
– А мусульмане? – спохватился я.
– А что они? Бог-то у всех один.
– Но все его по-разному видят, ведь так?
– Да, верно. Вот потому всех по ту сторону разное ждет. Понял?
– Пытаюсь, – честно ответил я.
– Ладно, мил друг. Спасибо за любопытную встречу, конечно… да мне пора. И тебе тоже. Пойдем-ка с тобой назад, к двери.
– Да, уже?
– А ты чего-то еще спросить хотел?
– Да, – несмело сказал я, нерешительно замолчав.
Внимательно взглянув на меня, старуха сказала:
– А вот про это тебе знать ни к чему! Придет пора – почуешь. Да что тебе за печаль об этом, в твои-то годы. Понимаю, старик бы спрашивал, от жизни устав… Пошли, давай, к двери. Пора мне уже…
И она двинулась в конец отделения, где виднелась открытая дверь, ведущая в зал ожидания для родственников.
– Значит, мы еще увидимся? – как-то по-детски спросил я.
– А как же… Обязательно! – откликнулась бабка.
– А сейчас чего? – произнес я, когда мы подошли к двери.
– Сейчас давай прощаться, Артюша. Ну, всех тебе благ в этой жизни, голубчик.
– Спасибо, и вам тоже, – вежливо ответил я.
Обернувшись на пороге двери, она сказала с усмешкой:
– А мне-то каких? Мой удел – вечность. Ну, все, привет горячий, – бросила она через плечо и перешагнула порог, закрыв за собой дверь.
И тут же раздался звонок. Замерев от любопытства, я сначала хотел открыть. Но потом вдруг понял, что куда интереснее не открывать, пойти на Бумажкина с Борей посмотреть. «Я же сейчас во сне нахожусь, так ведь получается?» – думал я, направляясь к зоне выдач и всматриваясь в абсолютно реальную обстановку отделения. «Посмотрим, что дальше будет».
– Ну, чего там? Как фамилия? – вполне ожидаемо спросил Вовка.
– Да не знаю, – спокойно ответил я, глядя на его реакцию.
– В смысле? Дверью ошиблись, что ли? – вздернул брови Бумажкин.
– Да я не стал открывать. Пошли они все к черту, надоели.
Дальше старший санитар должен был забористым матом выказать мне свое негодование. Но ничего подобного не произошло. Вместо этого Вовка стал зычно распевать «Спят усталые игрушки, книжки спят».
«Да, права была бабка. Это сон», – облегченно вздохнул я. И не долго думая, что было сил ударился головой об стену. Но боли почти не почувствовал. Не удержавшись на ногах после удара, стал падать… Падать в «двенашку», где лежа на диване санитар Антонов пробуждался ото сна.
Открыв глаза, я увидел комнату, залитую синим предрассветным сиянием, обещавшим скорое утро. На часах было 4.15 утра. Поднявшись, я сел в кресло, обхватив голову руками. «Такого мне еще никогда не снилось», – прошептал я. «Значит, время имеет много направлений. А я имею отличную возможность считать все это сном. Или не считать, если хватит сил», – думал я, тихонько сидя в кресле и поджав колени к подбородку. «Как бы там ни было, а надо бы попить чего-нибудь седативное», – прошептал я себе.
Уснуть я больше не смог, как ни старался. Снова и снова прокручивая встречу со старухой, которую не
