орденов, не входили города, деревни, приходские церкви; цистерцианцы не принимали ренты. Они принимали в дар только пахотные земли. Сознательно согласившись на роль жителей пограничной полосы, они расширяли посевные площади и пастбища. Они стали «земледельческими апостолами» в христианизации непрерывно расширяющейся Европы. На землях цистерцианцев работали конверсы, обращенные братья, которым гарантировалось спасение за земное повиновение. В зависимости от необходимости их переправляли с одного земельного владения на другое, они не получали заработной платы, эти чрезвычайно мотивированные и дисциплинированные рабы безропотно служили Богу.
Монахи основывали поместья, города, аббатства, церкви и соборы, они распространяли культуру, но не были ни новаторами, ни создателями. Не считая одного-двух исключений, они просто переписывали и зашифровывали существующие принятые знания. Церковь продолжала сохранять за собой неограниченную власть и контроль над знаниями и образованием. Большая часть культурного и философского наследия языческой Греции была исключена из перечня материалов для изучения, одобренного церковной иерархией. Священное Писание, неоплатонизм, догмат, откровение и учение – вот все, что интересовало церковь. Кроме того, монастырские писцы записывали тщательно отредактированную историю современных событий, но в основном они были переписчиками Библии, а не мыслителями. Исключением является единственный известный случай, когда была предпринята попытка издать философские работы древних греков. Сочинение «Утешение философией» (De consolatione philosophiae) было на самом деле написано Боэцием, дожидавшимся казни после обвинения в ереси[149] .
Влияние греческой философии вернулось в европейские науки намного позже и, как ни странно, окольным путем – перевод осуществлялся не с греческого, а с арабского языка. Знания древнегреческой культуры и взглядов сохранили на арабских землях Ближнего Востока, куда после изгнания церковными властями бежали многие специалисты по античной филологии. Уважение арабов к культуре и философии и их интеллектуальная и религиозная терпимость являла полную противоположность нетерпимости, которой отличалась европейская церковная иерархия. Даже после возникновения ислама наследники философских традиций Греции выжили и преуспевали. Знания греческой философии, наук и последних успехов в математике и медицине медленно возвращались в Европу через завоевавших Испанию мавров и способствовали расцвету схоластики в Европе, возникшей в XIX и XII веках. С этого момента культура начала медленно проникать в аристократическую среду. В этот период репрессий появились мистики и посвященные, которые смиренно посвятили себя Богу и искали Святой Дух всюду, где только было возможно.
Врожденное недоверие церкви к мистическому опыту, полученному в период средневекового христианства, и нежелание признать значимость этого по сути духовного явления было по меньшей мере странно. С одной стороны, церковь была готова признать духовные способности библейских мистиков и пророков, а с другой – стремилась осудить подобный опыт в собственных рядах. Мистический опыт наполняет чувством справедливости, следовательно, в любой жесткой, догматической, несправедливой системе мистик считается опасным человеком и обычно попадает в беду. Это, конечно, относится к Средневековью.
Святая Хильдегарда Бингенская, средневековый мистик, столь уважаемая сегодня, была отлучена вместе со своими монашками от церкви, когда ей шел восемьдесят первый год. Святой Франциск Ассизский был насильственно лишен власти над орденом, что привело его, как мы сейчас говорим, к нервному срыву и появлению стигматов. Позже, проведя соответствие между его кровоточащими ранами и ранами распятого на кресте Иисуса, было объявлено, как это ни парадоксально, что это признак истинной святости Франциска. Смерть святого Фомы Аквинского была, конечно, ускорена его непрерывной борьбой с церковной иерархией. Нервная система этого знаменитого богослова была настолько расшатана, что в последний год жизни он уже не мог ни писать, ни говорить. Мало кому известно, что он был осужден за ересь, да не единожды, а трижды. Мехтильду Магдебургскую безостановочно гнали из города в город за то, что она подвергла критике духовенство за жадность и равнодушие к тяжелому положению бедных, молодых и больных. Мейстер Экхарт был осужден за ересь после смерти. С этого человека, вероятно величайшего мистика в христианской истории, до сих пор не снято обвинение в ереси. Английского мистика Юлиану Норвичскую попросту игнорировали не только в течение всей ее жизни, но и спустя более двух столетий после ее смерти[150].
Истинный мистический опыт рождает способность выйти за рамки догм и войти в то духовное состояние, которое испытывали шаманы охотников-собирателей и почитаемые посвященные Египта и библейского Израиля. В сочинениях средневековых мистиков говорится о восхищении, которое охватывает человека, обладающего природным даром. Но пусть они скажут об этом сами. Сначала дадим слово Мейстеру Экхарту, одному из немногих оказавших серьезное влияние на Мартина Лютера.
«Как узнать, что вы действительно пережили духовное рождение?
Вслушайтесь внимательно в эти слова. Если вы действительно испытали рождение, то каждое отдельное существо укажет вам на Бога[151].
А теперь сравните его духовное озарение с озарением другой великой души, Хильдегарды Бингенской.
Хильдегарда Бингенская и Мейстер Экхарт были не одиноки; многие христианские мистики Средневековья оставили нам откровения о справедливости и любви.
«Я хорошо знаю, что небеса и земля и все живое возвышенное, щедрое и прекрасное и доброе… Доброта Божья наполняет все Его создания и все Его дела, и переполняет их… Бог есть добро, я вижу это, и начало добродетели – это Бог[155].
Несмотря на преследование и осуждение средневековых мистиков, их учение оказало серьезное
